– А разве к такой роскошной женщине, как вы, не может прийти мужчина? – ответил я вопросом на вопрос.
– Может, конечно, – засияв ямочками на щеках, согласилась хозяйка двадцатой квартиры. – Но почему-то не приходит. У меня в квартире вообще, кроме электрика и сантехника, лица мужского пола не бывают. Вы случайно не сантехник?
– И не электрик тоже, – подхватил я с усмешкой. – Но если понадобится, могу заменить и того, и другого.
Женщина склонила голову.
– Я буду иметь вас в виду… Так зачем вы пришли? – перешла она к делу.
Я слегка стушевался.
– Вы знаете… Кха! – закашлялся я. – Я, по правде говоря, не к вам пришел, а к вашей дочери.
– Ну вот, – сделав вид, будто обиделась, произнесла женщина. – За столько лет один раз в мой дом пришел мужчина и то не ко мне. – Она не флиртовала и не кокетничала, просто подтрунивала надо мной, а еще больше над собой, и у меня даже не возникало на ее счет фривольных мыслей. – А не скажете, зачем вам моя дочь потребовалась?
Любая мать имеет право знать, зачем к ее дочери солидные мужчины ходят. Я сознался:
– Я дядя Элеоноры Ягодкиной. Она куда-то запропастилась. Я хотел бы поговорить с Катей, выяснить, не знает ли она, где моя племянница.
– Ах, Эллы! – живо откликнулась женщина. – Впервые слышу, что у нее есть дядя. Вы проходите. Катя недавно пришла из института, сейчас готовится к занятиям у себя в комнате.
Хозяйка отступила и, когда я вошел в коридор, прикрыла за мной двери. Страдающим клаустрофобией жить в девятиэтажках с подобной планировкой я не советую. Запросто чокнуться можно, оказавшись в длинном, узком, как пенал, коридоре без окон, с единственной лампочкой посередине. Мы прошли по коридору, свернули в конце его в распахнутую справа дверь.
– Катя, к тебе пришли! – крикнула хозяйка и указала на закрытую в конце прихожей дверь. – Проходите, пожалуйста!
Я шагнул к двери, постучал в нее и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату. В ней на стоявшей у стены деревянной кровати, раскинув руки и ноги, с книжкой на груди дрыхла девица. При окрике матери она даже не шевельнулась. Очевидно, по природе своей Катя Рябинина была человеком высокомерным, обидчивым и своенравным. Даже во сне с ее лица не сходило надменное выражение, а линия рта была капризно изогнута. Впрочем, такая красивая девушка с утонченными чертами лица, превосходной фигурой, бархатной кожей и копной пышных русых волос, наверное, имеет право на гордыню.
Я пощекотал маленькую изящную ступню Кати. Девушка отдернула ногу, подтянула ее к себе, потом неохотно разлепила веки и уставилась на меня изумленным взглядом.
– Педикюршу вызывали? – пошутил я.
Девушка посмотрела на сей раз ошалело, быстро села на край кровати и поправила короткий халатик.
– Какую педикюршу? – не поняла она.
– Которая чистит и полирует ногти на ногах, – продолжал балагурить я. – Извиняюсь, но не знаю, как сказать педикюрша в мужском роде, поэтому говорю о себе в женском. С вашей мамой я уже поработал. Теперь ваша очередь.
Рябинина некоторое время молчала, переваривая услышанное, потом прищурилась и с понимающим видом изрекла:
– Прикалываетесь, да?..
– Конечно, прикалываюсь, Катя! – Я придвинул к себе стоявший у письменного стола стул и уселся на него напротив девушки. – Мама говорила, будто ты занимаешься, а ты книжки почитываешь, – я кивнул на лежавший на кровати толстенный том Джона Голсуорси.
Катя сладко потянулась и, подавив зевок, заявила:
– А я и занимаюсь. Я в институте иностранных языков учусь. Вот, «Сагу о Форсайтах» читать задали. – Девушка поморщила хорошенький носик. – Скучняк такой!
– Напрасно ты так говоришь, – обиделся я за Джона Голсуорси. – Очень хорошая книга. Мне еще «Конец главы» его нравится.
– Очень хорошая, – хмыкнула Катя. – Такая хорошая, что я на двадцатой странице уснула.
Решив, что знакомство состоялось, я перешел к цели своего визита.
– Я ведь к тебе по делу пришел, – объявил я серьезно. – Я дядя Элеоноры Ягодкиной.
При упоминании имени Эллы в выражении лица моей собеседницы произошли неуловимые изменения. На ее губах все так же блуждала усмешка, но она стала немного жестче, что ли, а в глазах появился холодный блеск. Девушка молчала, ожидая дальнейших объяснений.
– Элла с мамой поругались, – продолжил я. – Знаешь ведь, как иной раз младшее поколение со старшим конфликтует. Вот у них и разошлись взгляды на жизнь. В общем, вчера вечером Элла психанула и ушла из дому, и ее мама до сих пор не знает, где ее дочь. Вот теперь вся родня Ягодкиных разыскивает беглянку. Ты не знаешь, Катя, у кого Элла может скрываться?
Девушка нахмурила брови.
– Я не знаю, где может быть Элеонора, – сказала она сдержанно.
«На хвост она тебе наступила, что ли?» – подумал я, дивясь бездушию девушки, но продолжал настаивать:
– Неужели у тебя нет никаких соображений относительно того, где может находиться твоя подруга?
– Абсолютно! – отбрила меня Катя.
– Может быть, ты все же поможешь мне? Пойми, Катя, мама Эллы с ума сходит, теряясь в догадках, где ее дочь. В милицию заявила. Я с утра на ногах, бегаю по институту да друзьям девушки. Возможно, с ней случилось несчастье.
Нет, не хотела Рябинина откровенничать. Она отвела глаза и сухо произнесла:
– Я все понимаю, но ничем вам помочь не могу.
Я чувствовал, что бьюсь в глухую стену.
– Но вы же подруги! – не выдержав, укорил я. – Как ты можешь с таким безразличием относиться к судьбе близкого тебе человека?
– А мы и не подруги вовсе, – наконец-то призналась Катя. – Я с Элкой поругалась и давно не поддерживаю отношений. Так что извините.
Все ясно – нет врагов непримиримей, чем бывшие друзья. Однако я возразил:
– Вчера поругались, завтра помиритесь. У вас же остались общие знакомые. Вы учились с ней в одной школе, дружили уже будучи студентками. Кому как не тебе знать интересы Эллы, ее вкусы, круг общения. Ты же…
Я не договорил. Катя бесцеремонно перебила меня.
– Я устала вам объяснять! – сказала она озлобленно. – Знать ничего не знаю про Ягодкину и ничего не хочу знать!
Все, больше я ничего не добьюсь. Приходилось мне иметь дело с подобным типом людей. Как упрутся, будут стоять на своем. Хоть на коленях перед ней ползай – не сжалится. Вредная девка. Я встал и начал прощаться:
– Ладно, Катя, извини, если что не так. До свидания.
– Желаю удачи, – глядя куда-то в сторону, мрачно сказала Рябинина.
Я бросил прощальный взгляд на комнату, на сидевшую в напряженной позе девушку, повернулся и направился к двери. В прихожей у входа в кухню меня поджидала Рябинина-старшая. Пока я беседовал с Катей, ее мама, по-видимому, находилась неподалеку и сквозь приоткрытую дверь слышала весь наш разговор.
– Вы извините Катю ради бога, – сказала женщина, приложив руку к крепкой груди. – Она девочка с характером. А с Элеонорой они подруги были не разлей вода. И вот словно черная кошка между ними пробежала. Уж и не знаю, что между ними произошло, но разругались они не на шутку. Вот уж месяц, как не разговаривают. Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?
Конечно, Катина мама ничем не могла мне помочь – ну что она могла знать про Эллу? – просто она испытывала неловкость за грубое поведение дочери и теперь пыталась сгладить то неприятное впечатление, которое у меня осталось от посещения ее дома.
– Ну что вы, – качнул я головой. – Любой характер уважать нужно, а уж независимый – тем более. За предложение спасибо, но я не думаю, что вы можете посодействовать мне в поисках племянницы.
– Жаль, – печально отозвалась женщина и вдруг улыбнулась: – Но просто так я вас не отпущу. Уж в кои веки ко мне в квартиру забрел мужчина, да еще такой авантажный. Так что извините… – хозяйка указала в кухню, где был накрыт стол к чаю.
Я не стал отнекиваться. Помыл над раковиной руки и сел к столу.
Катину маму звали Таней. За чаем, за неторопливой беседой мы просидели минут сорок. Мы поболтали обо всем и ни о чем. Я рассказал кое-что о себе, хозяйка о себе. Так я узнал, что она работает в иностранной фирме переводчицей. У Тани, кроме Кати, есть еще одна дочь. Она уже замужем и живет отдельно. Муж Тани, какой-то ценный специалист, по приглашению фирмы уехал работать в Англию, завел там другую женщину и в семью не вернулся. Хозяйка оказалась умным, интересным, приятным в общении человеком. Надеюсь, и у нее сложилось обо мне неплохое мнение. В общем, проведенным за чашкой чая временем мы остались довольны. Глянув на часы, я стал собираться. Пообещав как-нибудь на днях заскочить – приклеить в кухне кафельную плитку, прибить вешалку и заменить в ванной комнате перегоревший патрон, – я откланялся. За то время, что я общался с Рябининой-старшей, Рябинина-младшая из своей комнаты так и не вышла.
