— Паркер свихнулся. Кто-то назвал его алкашом, и он принялся все крушить.

Вероника Терри растерянно смотрит на свое белое платье, безнадежно испорченное розовыми пятнами, потом медленно поворачивается к нам.

— Они насмехались над ним весь вечер, — со слезами в голосе говорит она. — Они…

— Перестань! — раздраженно обрывает ее Джил. — Как ты допустила, чтобы он так набрался?

Ожидавшая сочувствия Вероника недоуменно моргает. Стоящие неподалеку перешептываются, с трудом скрывая злорадные улыбки.

Брукс просит официантов поднять бар и принести вино из подвала. Примеряющий на себя роль президента Доналд Морган пытается успокоить Паркера. Из толпы зрителей доносятся свист и неодобрительные выкрики, самые мягкие из которых «пьянь!» и «придурок!». Язвительный смех звучит как оскорбление. Виновник случившегося, изрезанный разлетевшимися осколками стекла, с мокрыми по колено брюками, стоит в центре лужи, похожий на обмочившегося ребенка. Наконец он поворачивается к Дональду, и я вижу, что добром это все не кончится.

Кэти тихонько ахает. Паркер бросается на Моргана, оба падают, сцепившись, и начинают мутузить друг друга кулаками. Зрители наблюдают за схваткой с нескрываемым удовольствием. Симпатий к Хассету не, испытывает никто, и в происходящем они видят справедливое воздаяние за миллион мелких обид и оскорблений, за наглость и издевательства, терпеть которые последние два года приходилось едва ли не всем. Вернувшийся со шваброй официант останавливается на безопасном расстоянии от растекающихся по полу ручейков, среди которых продолжается бой. Противники сплелись в один громадный черный комок, беспорядочное шевеление которого, судорожные движения рук и ног вызывают ассоциацию с пытающимся спастись от наводнения чудовищным насекомым.

— Идем отсюда, — говорит Джил, отворачиваясь оттого, что стало теперь проблемой и головной болью другого.

Мы с Полом молча следуем за ним, осторожно ступая по морю бурбона, бренди и вина.

Дороги, по которым мы едем, похожи на черные стежки, пересекающие широкое белое полотно. За окном свистит ветер, но «сааб» держится уверенно, даже когда Джил давит на газ. На Нассау-стрит столкнулись две машины: кричат водители, мелькают огни, прыгают тени. У северного выезда из кампуса нас встречает выскочивший из будки проктор, жестами показывающий, что проезд закрыт, но мы проносимся мимо. Джил включает третью передачу, потом четвертую.

— Покажи ему письмо, — говорит он.

Пол вытаскивает что-то из-под куртки и передает мне.

— Что это?

Конверт надорван сверху, но я все же различаю штамп в верхнем левом углу.

— Пришло сегодня вечером, — объясняет Джил.

— Он все спланировал заранее, — говорит Пол, когда я возвращаю письмо.

— Кто?

— Винсент. Сегодня утром.

— То есть письмо — это предупреждение?

— Против меня у него ничего нет. Так что он начал с тебя.

В его голосе слышна нотка недовольства. Пол словно намекает: все началось с того, что я толкнул Тафта.

— Но побежал-то первым ты, — негромко говорю я.

Машина слегка подпрыгивает, проезжая над люком, и из-под колес брызжет грязь.

— Я и в полицию позвонил, — говорит он.

— Что?

— Потому его и задержали. Я сказал, что видел Винсента возле Диккинсон-Холла, когда убили Билла Стайна.

— Ты солгал.

Жду реакции Джила, но он неотрывно смотрит на Дорогу. Глядя в затылок Пола, я вдруг испытываю странное ощущение, как будто смотрю на самого себя, как будто я снова в отцовской машине.

— Это так? — спрашивает Джил.

Впереди уже видны белые домики. В окнах Тафта света нет. За домами поднимаются укрытые заснеженными шапками деревья.

— Тафт еще в участке, — бормочет Пол. — В доме никого нет.

— Послушай, ты ведь даже не знаешь, где он хранит чертеж. Как ты будешь его искать? Может, Тафт вообще держит чертеж в другом месте.

— Другого места нет. Он мог спрятать его только у себя дома.

Джил не слушает. Он сбрасывает скорость, притормаживает, но не выключает двигатель, чтобы в любой момент повернуть назад. Не дожидаясь, пока «сааб» остановится, Пол открывает дверцу и выпрыгивает на тротуар.

— Черт! — Джил тоже выходит из машины, оставив ключ в замке зажигания. — Пол!

Ветер относит его слова. Пол поворачивается, что-то кричит, указывая на дом, и бежит к нему по снегу.

— Пол… — Я тоже выбираюсь из салона.

В окнах соседнего дома вспыхивает свет, но Пол не обращает на это никакого внимания. Он поднимается на крыльцо, прижимается ухом к двери, прислушивается, потом негромко стучит.

Ветер завывает между колоннами фасада, сдувает снег с карнизов. Свет в окне соседнего дома гаснет. Не дождавшись ответа, Пол крутит ручку, но дверь закрыта на замок.

— Что будем делать? — спрашивает, подходя к нему, Джил.

Пол стучит еще раз, затем вынимает из кармана куртки связку ключей. Со второй попытки замок поддается, и дверь распахивается. Скрипят петли.

— Стойте, — говорю я. — Нам нельзя туда входить.

Меня никто не слушает. Пол уже внутри. Остановившись на секунду в холле, он осматривается и проходит дальше.

— Винсент? — Его голос разносится по дому. — Винсент, вы здесь?

Голос удаляется. Я слышу быстрые шаги на лестнице, и… все.

— Куда он умчался? — спрашивает Джил.

В доме чем-то пахнет; запах сильный, хотя и идет откуда-то издалека. В спину бьет ветер. Я поворачиваюсь и закрываю дверь. В кармане у Джила начинает звонить телефон.

Я щелкаю выключателем, но света как не было, так и нет. Глаза понемногу привыкают к темноте. Передо мной столовая — мебель в стиле барокко, темные стены и стулья с изогнутыми ножками. В дальнем конце — лестница.

Телефон снова звонит. Джил окликает Пола. Запах усиливается. На столике у подножия лестницы лежит старая афиша, на ней ключи и очки.

Я поворачиваюсь к Джилу:

— Ответь.

На лестнице тоже темно. За спиной у меня негромкий голос Джила:

— Да? Кэти…

Тень накладывается на тень, и лестница выглядит расщепленной, как темнота через призму.

— Что? — восклицает Джил. — Боже…

Он мчится по ступенькам, натыкается на меня, рявкает, чтобы я поторопился, и наконец сообщает то, что я уже знаю.

— Тафта нет в полицейском участке. Его отпустили более часа назад.

На площадке нас встречает пронзительный крик. Это Пол.

Джил нетерпеливо подталкивает меня в спину. Внезапно, как иногда бывает с человеком в. критические моменты, когда волна предчувствия опережает само событие, я понимаю, что мы опоздали. Джил протискивается мимо, сворачивает вправо и бежит по коридору. Мое сознание то включается, то отключается. Ноги движутся сами по себе. Время замедлило ход, мир как будто перешел с третьей передачи на первую.

— О Господи… — стонет Пол. — Господи…

Стены спальни залиты лунным светом. Голос Пола доносится из ванной. Там же источник запаха. Пахнет хлопушками и фейерверком. На стенах кровь. В ванне — тело. Пол стоит перед ней на коленях.

Тафт мертв.

Джил вываливается из комнаты, но я остаюсь у порога. Тафт лежит на спине. Одна пуля вошла ему в грудь, другая между глаз, и кровь еще течет по лбу. Пол протягивает к Тафту трясущуюся руку, а мне хочется расхохотаться. Может, я сплю? Или это запоздалое действие алкоголя?