Вот, что я мог сказать о дружбе. Я хотел бы, чтобы в душах ваших выше нее стояла одна лишь доблесть — доблесть, без которой нет и самой дружбы.

Отобрать из весьма обширного и разнообразного по жанрам наследия Цицерона несколько произведений, которые составили бы том избранного, не просто. Забота о цельности образа переводимого автора, стремление избежать хрестоматийной дробности заставили составителей ограничиться двумя литературными жанрами, на которых и основывалась прежде всего писательская слава Цицерона, — речами и морально-философскими трактатами (диалогами), — и поступиться литературно-теоретическими сочинениями, письмами и т. п. Пять речей (из 58 сохранившихся), вошедшие в предлагаемую книгу, принадлежат различным периодам жизни Цицерона, исключая последний, представленный здесь трактатами. Переводы в большинстве выполнены заново, а публиковавшийся уже (издательством «Наука», М., 1974) перевод В. Горенштейна («О старости») для настоящего издания пересмотрен и переработан редакторами.

Переводчики хотели бы представить читателю не «школьного» Цицерона (о котором и сказано: «…Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал»), но автора, читавшегося на протяжении многих веков, писателя, к которому восторгавшийся им Петрарка обращался с письмами, как к живому собеседнику. Задача дать русский перевод Цицерона не для штудирования, а для чтения была впервые поставлена на рубеже нашего века Ф. Зелинским (в его незавершенном труде: Цицерон. Полное собрание речей в русском переводе, т. I. СПб., 1901). Стиль Цицерона — естественный и свободный при строгом подчинении логике и ритму речи, афористически сжатый при щедром обилии слов, прозрачный и ясный при сложности риторических фигур, трудно воспроизвести, и можно пытаться делать это по-разному. Насколько удался предлагаемый опыт — судить читателю.

К. Маркс и Ф. Энгельс. Собр. соч., т. 20, с. 185-186.

Произнесена в 80 г. до н. э. Первое выступление Цицерона в уголовном процессе, прославившее 27-летнего оратора, который превратил дело об убийстве безвестного в Риме землевладельца из Америи (городок в 82 км севернее Рима в плодородной Умбрии) в дело о беззакониях режима диктатора Суллы (82-79 гг. до н. э.) — этот военачальник в очередной вспышке гражданских войн принял на себя роль защитника «дела знати» (§§ 16, 135) и взялся осуществлять ее консервативно-реставраторские чаяния силами чуждых ей элементов: профессиональной армии и всякого рода авантюристов. Начав с упразднения регулярных органов власти, с истребления неугодных, которых убивали без суда по выставлявшимся «спискам» («проскрипции», — это слово лишь с той поры приобрело страшный смысл) (§ 16), он попытался затем создать «законный» порядок, в силу которого сами собой отстранялись бы от политической жизни все, кто не принадлежал к замкнутому кругу сенаторской знати. В 81 г. проскрипциям устанавливается срок, рядом с диктатором ставятся республиканские должностные лица (§ 139), преобразуются и вновь начинают действовать суды (§ 11). В 81 г. и был убит в Риме отец обвиняемого — тоже Секст Росций, — имя которого вскоре оказалось задним числом в закрытых уже «списках», а имущество — в руках одного из помощников Суллы, его вольноотпущенника Хрисогона, вошедшего в сделку с двумя дальними родственниками убитого, замешанными в убийстве. У лишившегося наследства Росция-сына нашлись влиятельные покровители (§§ 25, 27, 77, 149), и, чтобы избавиться от хлопот, новые владельцы имущества предъявили ему через некоего Эруция обвинение в отцеубийстве. Цицерон, опираясь на существовавшее в среде знати недовольство выскочками, вроде Хрисогона, построил всю свою речь именно на выявлении скрытых и «скользких» сторон дела. Переходя в наступление, он не только выдвигает «от себя» (§ 143) обвинения против Хрисогона, но и обращается с предупреждениями к знати, от чьего имени будто бы говорит (§§ 139, 149). На последнем году жизни Цицерон не без гордости вспоминал, как он совсем молодым «выступил против владычества Луция Суллы, взяв на себя защиту Секста [Росция из Америи]» («Об обязанностях», II, 51, пер. В. Горенштейна). Дело слушалось в судебной комиссии но делам об убийстве, под председательством претора М. Фанния (§ 11). Речь имела большой успех, и С. Росций был оправдан.

Построение речи: вступление (§§ 1-14), повествование (§§ 15-34), разделение доказательств (§§ 35-36), разработка, часть I — опровержение доводов обвинителя (§§ 37-82), разработка, часть II — обвинение истинных преступников и их покровителя (§§ 83-142), заключение (§§ 143-154). Особенность этой защитительной речи в том, что большая часть ее уделена обвинению, причем обвинению лиц, чье дело судом не разбиралось. От восстановленных судов ждали раскрытия преступлений, ждали сенсации (§ 11), и Цицерон ее дал, обвинив обвинителей.

Суд происходил на форуме: председатель сидел на деревянном возвышении («трибунал») на складном стуле («курульное кресло»), перед трибуналом на скамьях — судьи, по одну сторону трибунала (на скамьях же) — подсудимый и защита, по другую — обвинители. От защиты речь произносил «патрон», другие («адвокаты» — букв.: «призванные») отстаивали интересы подсудимого при следствии (§ 77), а в суде оказывали ему молчаливую поддержку; здесь же сидели «хвалители», дававшие отзывы о подсудимом.

В бранном смысле — убийцы по ремеслу.

Гражданин мог иметь в другом городе «гостеприимца», который там не только предоставлял ему кров, но и представлял его интересы, и оказывал правовую защиту. Союз гостеприимства был наследственным.

У римлян день делился (по солнцу) на 12 часов и на 12 часов — ночь. Длительность часа (как дня) была переменной. Летом ночные часы были короче дневных.

Город в Этрурии (в Средней Италии) — природное укрепление, где остатки марианцев оборонялись два года.

Прозвище, принятое Суллой.

Право прохода к могилам родных оговаривалось у римлян при продаже земли.

Члены сената самоуправляющейся городской общины; десять их старейшин были наиболее авторитетным представительством от города.

Дочь Квинта Цецилия Метелла Балеарского, консула 123 г. до н. э., сестра консула 98 г. Была матерью П. Клодия Пульхра и Клодии, о которых говорится в речах за Целия и за Милона.

Тит Росций Магн.

Отцеубийц после наказания розгами зашивали в кожаный мешок с живыми собакой, петухом, змеей и обезьяной и топили.