— Не пытаешься ли ты сказать, — выдохнул Пол, — что мать Кэрол сама виновата в том, что произошло?
— Ни в коем случае. Не порите горячку. Я полагаю, что если бы вы оба жили так, будто находитесь в осажденной крепости: постоянно бы пользовались смотровым глазком, никогда не впускали в квартиру посторонних лиц, вставили бы дополнительные замки на двери, никогда не выходили бы из квартиры без злой собаки на поводке — если бы вы предпочли жить так, го с ней наверняка ничего не случилось. Но кто может так жить?!
Пол знал людей, которые жили именно так.
— Послушайте, папа, я понимаю, что это не может пройти сразу, но со временем вы будете думать об этом как о трагическом случае, словно ее поразила болезнь или она попала под автобус на улице. Нет ничего хорошего в том, чтобы взвинчивать себя, требуя мести и возмездия. Даже если этих ублюдков схватят и упрячут на всю жизнь, это ничего не изменит.
Пол ожидал неизбежного: вот сейчас Джек скажет, что это не вернет ее, но он так и не произнес этих слов; вероятно, Джек все же обладал чувством такта, чтобы не говорить банальных истин.
— Нам обоим надо понять, — продолжал Джек, — что в наше время человек чувствует себя неполноценным, если не может открыть замок за три секунды с помощью пластмассового календарика — любой ребенок с улицы с этим справляется. Знаете ли вы статистику преступности? Каждые двенадцать секунд в Нью-Йорке, происходит нападение или ограбление — в прошлом году зарегистрировано около семидесяти тысяч случаев. Только одного из шести виновных в серьезных преступлениях задерживает полиция, а из всех арестованных лишь треть попадает на скамью подсудимых. Конечно, в делах об убийстве эта цифра значительно выше: полиция обычно раскрывает около восьмидесяти процентов. Но все равно в нашем городе в среднем происходит около трех убийств в день. Вы, я, Кэрол и мама — все мы теперь стали статистическими данными. Для вас и для меня это самое страшное, что могло произойти, а для полицейских — нечто будничное.
Полу захотелось сказать что-нибудь язвительное.
— Спасибо, Джек, ты меня очень утешил.
— Простите. Я но хотел умничать. Но я в этом компетентен, мне приходится общаться с полицией каждый день. И мне кажется, что вам лучше быть готовым к тому, что в этом дело больше ничего не вскроется. Вам ведь нужно жить, не так ли?
— Нет, — медленно произнес Пол, — жить не обязательно.
— Я не хочу больше ничего слышать.
Пол встал, расплескав содержимое стакана на руку. Его опущенная голова моталась из стороны в сторону, как у усталого боксера в полуфинальном матче.
— Я не думаю о самоубийстве, я не это имел в виду… За всю свою жизнь я никого не ударил, никогда не называл черного черномазым, не украл ни гроша. В свое время я перечислял деньги многочисленным общественным организациям, начиная с квартальной ассоциации и кончая Национальной ассоциацией содействия прогрессу цветного населения…
— И за это вас отблагодарили, — прошептал Джек. — И сделать уже ничего нельзя.
— Нет, можно. Я хочу найти этих трех убийц…
— Возможно, их схватят. А возможно, нет. Но если нет, что вы собираетесь делать? Отказаться от всех своих принципов? Вступить в общество берчистов или в ку-клукс-клан?
— Пока не знаю, что сделаю, — уклончиво ответил Пол. — Но, Боже, необходимо что-то сделать.
— Например, нанять частного сыщика? Или купить оружие и начать искать их самому? Такое увидишь разве что по телевидению, папа.
— Может быть, частный сыщик…
— Частные детективы совсем не такие, какими их изображают в кино, папа. Они годятся лишь для того, чтобы добыть улики при разводе, уберечь фирмы от промышленного шпионажа, а также для охраны банков. Не существует сыщиков, расследующих убийства, а если бы они и были, то вряд ли помогли бы полиции. По крайней мере у полиции есть все современные средства для расследования.
— И полное безразличие.
— Я бы этого не сказал. Помните того полицейского, который остался с нами в госпитале?
Пол даже запомнил его фамилию: Джо Чарлз.
— Он всего лишь патрульный.
— Конечно. Но он чуткий человек. Некоторые из них испорчены, многим на все наплевать, но полицейские в действительности не такие свиньи, как думали мы в колледже.
— Но что это меняет?.. Убийцы могут и не предстать перед судом?
— Перед судом? Или вы подразумеваете месть?
— Не все ли равно, как называть?
Джек покачал головой.
— Ни вы, ни я никогда не сможем ничего сделать. Мы не сможем отыскать этих убийц. Мы даже не знаем, с чего начать.
— Выходит, нам нужно просто забыть обо всем. Лечь в постель и натянуть простыню на голову.
— Или писать письма в журнал «Таймс».
Пол удивленно посмотрел на него: такого сарказма он не ожидал от Джека.
В ту ночь Пол вообще не спал. Впрочем, он и предполагал, что не уснет. Это была первая ночь, которую он провел у себя дома со времени убийства. Пол рано ушел из квартиры Кэрол, еще до захода солнца — так уж получилось в тот вечер. Кэрол, двигаясь как автомат, подала что-то едва съедобное, и они втроем принялись есть, равнодушные ко всему. Джек один раз встал, чтобы поставить на стереопроигрыватель пластинку с симфонией Малера; через несколько минут он снова встал и снял ее. Любая музыка была неуместна: серьезная усиливала чувство безнадежности, эстрадная была бы насмешкой.
И не в силах молчать, они начали говорить.
Наконец дошли до спора о бунте против реальности, и Пол встал, чтобы произнести какое-то сердитое возражение, голос его дрожал. Кэрол внезапно закрыла уши ладонями, закатила глаза и издала пронзительный вопль.
— Вам лучше уйти домой, — посоветовал Джек.
— Я предпочел бы остаться, пока не придет врач.
— Нет, мне кажется, это только расстроит ее еще больше.
Джек дал жене таблетку и уложил ее в постель, а Пол позвонил доктору Роузину. Потом Джек протянул Полу его пиджак.
— Я не хочу показаться невежливым, но…
— Черт возьми, я ее отец!
— Но сейчас вы напоминаете ей о матери, а это ни к чему.
Пол ушел, кипя от злобы, и приехал на такси домой.
Все в квартире напоминало об Эстер, но на Пола это как будто не действовало. Он прошелся по комнатам, пытаясь хоть что-нибудь почувствовать. Но, очевидно, подсознательные механизмы защиты берегли его мозг от опасных сейчас эмоций.
Нечто незнакомое попалось ему на глаза, потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это такое. Пол обежал взглядом всю гостиную, изучил каждый предмет: стулья, кофейный столик, книжный шкаф, телевизор, кондиционер воздуха в окне…
Телевизор. Убийцы украли телевизор…
Новый стационарный телевизор стоял в углу на столе — там, где ютился старый, переносной. Широкими шагами Пол пересек комнату и обнаружил записку: «Пол, надеемся, что это улучшит чуточку ваше состояние. Наши глубочайшие соболезнования. Ребята из конторы.
P.S. Мы загрузили холодильник».
Это сломило его, и он заплакал.
У них никогда не было цветного телевизора, и он всего лишь несколько раз видел программы с цветным изображением: футбольный матч по плохо настроенному телевизору в баре, да разок-другой присуждение академических наград, когда находился у своих друзей.
Двадцать минут он провозился с этой штуковиной, настраивая на все каналы и пытаясь найти хоть какую-нибудь развлекательную программу. Но был слишком взвинчен. Он выключил телевизор и подумал, не выпить ли, но тут же отказался от этой мысли.
Зазвонил телефон.
— Доктор Роузин только что ушел, — услышал Пол в трубке голос Джека. — Он назначил более сильные успокаивающие средства. В понедельник хочет показать ее психиатру.
— Вероятно, сейчас это самое лучшее.
— Надеюсь, это поможет ей выйти из теперешнего состояния. Роузин говорит, что у него есть очень хороший врач. Было чертовски мило с его стороны прийти. Где сейчас найдешь врача, который согласится принять вызов на дом в пятницу вечером?
