— Что совесть-то с человеком делает, а? Скажи на милость!

Она вышла из-за перегородки, положила маленькую, теплую руку на его опущенную голову, зашептала:

— Не терзайся, слышь, парень! Да если б каждый за свои грехи так убивался, грехов бы давным-давно не было! Я седьмой десяток живу, всякого насмотрелась, да и самой крутиться приходилось. Ах, приходилось… Помню, в сорок шестом, сразу после войны…

Но рассказывать о своих послевоенных грехах не стала, протянула ему раскрытый кляссер:

— Я тебе, парень, вот что скажу, а ты меня, старую, послушай! Нет за тобой больше греха, понял? Искупил ты его! Снял со своей души, понял? И старик тебе о том же говорит, он с моими словами согласный! Вишь, как по-доброму смотрит!

Юраня поглядел на мудрое лицо Эйвазова. Тот улыбался в свою седеющую столетнюю бороду и одобрительно кивал ему головой.