Через несколько месяцев после приезда в Чикаго, я, наконец, достиг нижнего предела.

Предполагалось, что я буду помогать красть груз по приказу Аро, но к моему приезду кто-то уже подтянул туда людей, и меня ждали. Воздух разорвали выстрелы, стоило нам приблизиться, как нас осыпали огнем, в темноте мимо меня пролетали свистящие пули. Я схватил пушку и начал палить в ответ, но стрелять приходилось в слепую, потому что гребаная ночь мешала их увидеть, а я по-прежнему был под кайфом. Снаряд пролетел прямо возле моего лица, щеку обожгло. Я выругался и отскочил; пока я бежал к машине, меня чуть не задело несколько пуль. Я запрыгнул в автомобиль и умчался подальше, руки дрожали, а желудок крутило, я ехал по городу в полном тумане. Рана начала пульсировать, я чувствовал, как по щеке бежит струйка крови, меня стало тошнить. Я был совершенно дезориентирован, и поехал прямо в клуб. Там я схватил в баре бутылку «Серого Гуся», не говоря никому ни единого сраного слова. Я ходил по клубу в поисках Алека, и тут краем глаза засек Фила, я дал ему денег за пакет Молли. Я чувствовал, что кайф начинает сходить на нет, депрессия возвращалась, и мне нужно было что-то, чтобы успокоить нервы. Я скользнул в угловую кабинку, насыпал на стол порошок и последовательно вдохнул две дорожки, а потом обмяк в кресле и стал ждать наслаждения.

Эйфория пришла, но так же быстро ее смыло другое, неожиданное чувство. Оно зародилось глубоко внутри, сердце бешено забилось, меня затошнило еще сильнее. Я дышал, но слышал лишь свист, который мешал сосредоточиться, я отчаянно хватал ртом воздух, а грудь как будто в тисках сдавило. Это чертовски напугало меня, я схватился за сердце и тяжело дышал, борясь за каждый вдох, в полной панике я встал на ноги. В глазах тут же потемнело, я слепо моргал, мне удалось сделать несколько шагов, прежде чем ноги отказали меня и я упал, содрогаясь. Удар был сильным, голова задела стол, и от боли я совершенно потерялся, острая боль пронзила череп. Я услышал чей-то крик, просили набрать 911, но тут я провалился в бессознательность, чернота окончательно поглотила меня.

Я проснулся много позже, в госпитале, и там меня проинформировали, что я получил передозировку различными наркотиками, среди них были экстази и высокие дозы героина. Их тесты так же обнаружили следы марихуаны, которую я курил, а еще кокаина – всего четыре наркотика. Следующим утром, когда меня как следует почистили, Аро вызвал меня на совет, они выхватили меня у самой двери, чтобы я не успел выскользнуть. Было очевидно, что его доверие ко мне подорвано, и я знал, что земля подо мной шатается, но я был в полном ауте, и мне было на все плевать.

Совет прошел лучше, чем я ожидал, он потратил час, браня меня за то, как я облажался, но потом дал мне еще шанс. По их мнению, я нарушил два основных правила – я принимал наркотики, а еще высовывался, когда следовало таиться в тени. Он сказал, что еще один такой спектакль, и последствия будут намного серьезнее, его терпение подходило к концу. Он был взбешен, что я не позвонил ему после работы, он заявил, что это можно рассматривать как отказ от сотрудничества. Я молча сносил его упреки, соглашаясь с каждым словом, потому что знал, что если бы я не был его гребаным крестником и сыном Карлайла Каллена, я уже валялся бы в могиле.

Целью собрания было изменить поведение человека и разрешать споры, слово Босса было окончательным, и за неуважение, на хер, убивали. Я понимал точку зрения Аро, и знал, что больше не позволю этому повториться, но истинную серьезность своей ошибки я понял намного позже.

20 июня 2007 года

Я нервно топтался на пороге у парадной двери. Несколько минут назад позвонил Алек и сказал, что ему необходимо увидеться со мной, и, не дожидаясь ответа, бросил трубку. Пока я летел к дому Эвансонов, я спешно пытался прокрутить в голове разные сценарии. Я боялся этой встречи намного сильнее, чем собрания у шефа. Из-за смерти Ройса Аро назначил Алека моим наставником, и я знал, что любой мой поступок, хороший или плохой, отобразится на нем.

И то, что я натворил, явно было пипец как хреново.

Я поднял руку, чтобы постучать, но меня опередили – дверь отворилась и передо мной возникла Эсме, она была расстроена. Я вздохнул и выдавил улыбку, внезапно ощущая гребаное чувство вины.

– Эй, Эсме, – тихо сказал я. – Хорошо выглядишь.

– Не смей очаровывать меня, Эдвард Энтони Каллен, – резко отрезала она, скрещивая руки на груди и отходя в сторону. – Ты должен многое объяснить. Алек ждет тебя в офисе.

Я зашел внутрь и нервно пробежался рукой по волосам.

– Э-э, спасибо, – пробормотал я, проходя в холл.

Я замер в коридоре, не решаясь войти, но тут Алек сам пригласил меня внутрь. Я прошел в кабинет и аккуратно прикрыл двери, внимательно глядя на него. Он сидел за столом, само положение его тела говорило, что он не в настроении для всякого дерьма. Он не сводил с меня глаз, пока я присаживался перед ним на кресло.

– Слушай, прости меня…

– Я не хочу слушать твои бессмысленные извинения, – резко сказал он, обрывая меня и открывая ящик стола. – Сколько ты этим занимался, Эдвард?

Он достал маленький знакомый пакетик с порошком, его брови вопросительно приподнялись.

– Несколько недель, пожалуй, – сказал я, пожав плечами. – Самое большее – два месяца. Не знаю. Я, б…ь, не вел календарь или еще что-то.

– Говори со мной уважительно, – с агрессией сказал он, от его тона у меня по спине побежал холодок.

Я нерешительно кивнул, пытаясь справиться с объявшим меня ужасом. Сейчас он говорил со мной не как член семьи… он говорил, как старший по положению, и я должен был вести себя соответствующе.

– Да, сэр.

– Хорошо. И, честно, не имеет значения, сколько ты занимался этим, потому что сегодня это прекратится. Если я даже краем уха услышу, что ты снова коснулся этой дряни, и если она не убьет тебя, это сделаю я, – серьезно заметил он. – Что изначально толкнуло тебя принимать героин? Твой отец врач; и ты достаточно смышлен, чтобы знать, как опасен наркотик.

– Я знал. Я только не знал, что это героин, – промямлил я. – Я думал, что это Молли, ну, понимаешь, чистый MDMA.

– Это Молли? – недоверчиво переспросил он.

Я кивнул, и он сухо засмеялся, кидая пакетик назад в ящик.

– До сих пор я думал, что у тебя была goomah (3) с таким именем.

– Ты думал, что я с кем-то встречаюсь? – удивленно переспросил я. – Это сумасшествие.

– Нет, это не сумасшествие, – парировал он. – Сумасшествие – это накачивать себя запрещенными законом наркотиками ради удовольствия, вместо того, чтобы найти другой источник наслаждения, например, женщину. Ситуация с тобой еще более запущена, чем я думал, если для тебя героин более приемлем, чем банальный трах.

– Для меня существует только одна женщина, – тихо сказал я.

– Это ты так говоришь, – заявил он. – Но дела говорят громче, чем слова, и, судя по твоим поступкам, тебе не стоит верить. Теперь я начинаю задумываться, следует ли вообще воспринимать всерьез сказанное тобой, и это опасно, ведь если я не буду тебе верить, я не смогу держать тебя рядом. Я знал, что будут трудности, Эдвард. Я знал, что тебе будет нелегко привыкнуть, твоему отцу это тоже тяжко далось. Он не раз попадал на собрания, прежде чем смог встать на ноги, но одно было бесспорно – на слово твоего отца всегда можно было положиться. А тебе этого не хватает. Я могу стерпеть наркотики, могу скрыть твои ошибки, но лжи я не потерплю.

– Ложь? – уточнил я, не понимая, о чем он говорит. – Я никогда, б…ь, не лгал.

– Что я говорил тебе об уважении? – сорвался он. – И ты лгал. Я помню, как ты заверял брата, что пока с Изабеллой все в порядке, ты тоже будешь в порядке, а сегодня я вижу, что это утверждение было обманом. Ты в настоящем хаосе, таким я тебя еще не видел. Я не могу верить тебе даже в банальных вещах, так как я могу доверить тебе свою жизнь?

– Это разное, – сказал я, пораженный поворотом разговора.