– Это точно, – пробормотала я, теребя край рубашки.

Я не была уверена, что еще сказать, но чувствовала, что она не сводит с меня глаз, ожидая более развернутого ответа.

– Ты в порядке, детка? – спросила она, когда молчание затянулось. – У вас с Эдвардом все хорошо, разве не так?

– Думаю, да, – со вздохом ответила я. – Мы о многом не говорим, так что я на самом деле не знаю, что происходит. Он утверждает, что ничто не изменилось, что я могу осуществлять свои мечты, но я просто не вижу, как могу быть свободной, когда он – нет. Я не знаю, какая теперь будет у него жизнь. Но она не для Эдварда.

– Ты права, не для него, – сказала она. – И такая жизнь была не для Карлайла, веришь или нет. Помню, как Элизабет боялась его посвящения. Она почти в точности повторяла твои слова, у нее были те же переживания. Ты бы многому могла научиться из ее опыта.

– То же самое говорит и доктор Каллен, – пробормотала я. – Он даже дал мне ее дневник, чтобы я прочитала его.

– И ты читала?

– Немного, – пожав плечами, ответила я. – Я не думаю, что Эдварду понравится, что он у меня, поэтому не достаю дневник, когда он поблизости.

– Лично я думаю, что тебе стоит его прочитать, – с улыбкой сказала она. – А Эдвард с этим смирится. Для него вопрос о матери всегда были деликатным. У меня, наверное, единственной хватало храбрости говорить с ним о ней. Все ходили вокруг него на цыпочках, но я всегда верила, что нужен кто-то, кто не побоится залезть ему в душу. Эдварду нужен человек, который будет вытягивать его на поверхность из скорлупы и держать на свету, иначе он навсегда погрузится в черную яму и отстранится ото всех.

– Так он и делает, – тихо сказала я. – Он говорил мне, что у него постоянно было ощущение, будто он тонет.

– А ты пришла и спасла его. Так же и Элизабет показала Карлайлу, что такое любовь, так же и я научила Алека чувствовать, в конце концов. Никогда не надо забывать об этих узах, Изабелла, – проговорила она. – Ты действительно его любишь, ведь так?

– Конечно, – ответила я, кивая.

Мои глаза наполнились слезами от такого вопроса, одна скользнула по щеке. Я быстро стерла ее и прочистила горло, чтобы взять себя в руки.

– Я люблю его больше всего на свете.

– И ты переживаешь насчет того, что с ним сейчас происходит? – спросила она.

Я кивнула, и она с сочувствием мне улыбнулась.

– Тогда я скажу тебе то, что много лет назад сказала Элизабет. Она боялась, что мужчина, которого она любит, исчезнет среди хаоса и жестокости его новой жизни, но правда в том, Изабелла, что люди не меняются, если у них нет для этого причин. Внутри он всегда будет тем же Эдвардом, которого ты любишь. Я не буду тебе лгать и говорить, что ничто не изменится, потому что так не выйдет. У него будут секреты, и, хоть ты будешь их ненавидеть, ты будешь и понимать, что есть вещи, которые лучше не знать. Плюс, для них легче не приносить работу в дом, разделять эти понятия. Это помогает найти прибежище, место, где они могут быть собой и забыть о том, что они мафиози. Я мало знаю о том, что делает мой муж, и когда-то я расспрашивала его о делах, но больше этого не делаю – я ему верю. И я ненавижу его работу, но всегда помню, что он занимается ею только чтобы выжить. Убей или будешь убит; мне тошно от мысли, что мой муж убивает людей, но я эгоистично предпочитаю это тому, что он сам будет убит.

Она замолчала, не сводя с меня внимательного взгляда.

– Могу представить, как ты сейчас напугана, слишком много неизвестного вокруг, но, как я уже сказала, он все тот же Эдвард. Он увидит то, что будет желать забыть, он будет винить себя за вещи, которые не сможет контролировать, но разве так не происходит со всеми нами? Эдварду многое не будет давать покоя, его будут преследовать воспоминания, но ты дашь ему надежду и позволишь чувствовать себя живым. Это никогда не изменится, Изабелла. Твоя любовь всегда будет спасать его, она не позволит ему утонуть.

– Разве? – спросила я, по щекам бежали слезы. – Я… мне кажется иначе.

– Только потому, что он тоже напуган, сладенькая, – сказала она, подходя ко мне.

Она обняла меня и притянула к себе, рукой она поглаживала мои волосы, совсем как мама, когда я была маленькой.

– Ты боишься за него, а он за тебя, но вы оба должны научиться видеть и хорошее. Вы, детки, любите друг друга, но вместо того, чтобы держаться за эту связь, вы отстраняетесь.

Позади нас кто-то прочистил горло, Эсме быстро отпустила меня и развернулась. Я напряглась, когда увидела Алека, прислонившегося к дверной раме, он скрестил руки на груди.

– Я прерываю вас?

– Нет, сэр, – тут же ответила я, уставившись в пол.

– Конечно, прерываешь, – сказала Эсме одновременно со мной, в ее голосе звучал смех. – У нас девчачий разговор.

– Я слышал, – сказал он. – А что насчет того, чтобы не вмешиваться? Я думал, мы пришли к согласию…

– А я думала, что ты лучше меня знаешь, – оборвала его Эсме.

Я быстро глянула на нее, пораженная, – никто не смел говорить с Алеком таким тоном.

– Знаю, – сказал он. – Но я надеялся, что ты хоть раз прислушаешься к голосу здравого ума. Вмешательство в личную жизнь других людей…

-… только принесет им боль, – сказала она, снова его обрывая. – Я знаю, Алек. Ты миллион раз это повторял, но еще хуже для меня – это стоять рядом и ничего не делать, когда людям уже больно. У нас этого в жизни достаточно, да? Они просто дети, ради всего святого.

– Эдвард взрослый, – парировал Алек. – И то, что он выбирает в своей личной жизни – не наше дело. Это часть его жизни, новой жизни. Уважай его и позволь самому решать, что для него лучше.

– Ты уже забыл, как поручился за нее? – прервала его Эсме.

– Cio non significa che io controllo la ragazza (1), – сорвался он в ответ, одаривая меня таким взглядом, от которого по спине побежал холодок.

Его тон был грубым, и Эсме прищурилась, не сводя с него глаз. Я еще никогда не видела, как они ссорятся; меня расстроило происходящее.

– Hanno paura, Alec! E il tuo dovere di aiutarla! (2)

– Il mio unico dovere e quello di guardare (3), – холодно ответил он.

– Как наблюдал за Элизабет, – спросила Эсме, вопросительно приподнимая брови. – Ты снова и снова повторял мне, чтобы я не вмешивалась, чтобы не лезла не в свое дело, чтобы позволила ей самой справляться, но было же очевидно, что она понятия не имела, что делает. В этом много пользы, да? А мы могли помочь!

– Я не отвечал за Элизабет, – заявил он.

– Ты прав, не отвечал, – ответила Эсме, качая головой. – А за Изабеллу отвечаешь.

Алек замолчал и не сводил с нее глаз, выражение его лица невозможно было прочитать. Эсме не отводила взгляд, в ее глазах застыла решительность, напряжение в комнате нарастало с каждой секундой. Мне было некомфортно, я нервничала, голова закружилась, а кровь неслась по венам.

– Я, э-э… мне не стоит тут быть, – прошептала я, продвигаясь к двери.

Я уже дошла до фойе, когда меня окликнул Алек.

– Остановись.

Я замерла.

– Grazie, – тихо сказала Эсме, подходя ко мне.

Я повернулась, Алек направлялся ко мне, он кивнул в сторону гостиной. Я застыла, не зная, что делать; меня поразило, что теперь он прихрамывает, меня мучила вина, что это из-за инцидента на складе. Он нетерпеливо посмотрел на меня, когда увидел, что я стою на месте, и я поняла, что он ждет, чтобы я последовала за ним. В гостиной он сел на кресло, а я нерешительно присела на край дивана. В комнате было полутемно и очень тихо, единственным звуком было тиканье часов на стене. С каждым щелчком мое волнение усиливалось, руки начали трястись.

– Тебе кто-то объяснял, какие последствия для тебя будет иметь процесс поручительства, Изабелла? – наконец спросил он, разрушая напряженную тишину.

– Э-э, Эдвард сказал однажды, что если я пойду в полицию или что-то вроде этого, у вас будут неприятности, – нервно сказала я. – Клянусь, я никогда так не поступлю. Я никогда никому ничего не скажу.