– Не думаю, что можно просто садиться на чьи-то ступеньки, Эдвард, – сказала я. – Хозяева могут разозлиться.

Он хихикнул.

– Это наш дом, tesoro, – сказал он.

Я нахмурилась и нерешительно присела рядом с ним.

– Здесь я вырос. Моя мама чертовски любила этот дом, она гордилась им. С тех пор, как мы уехали, он пустует.

– Тут мило, – сказала я, оглядываясь на обветшалую парадную дверь.

Очевидно, домом долгое время никто не занимался, и его срочно нужно было покрасить.

– Да, так и есть, – сказал он.

Мы оба молчали пару минут, погрузившись в мысли.

– Что мы будем делать, Эдвард? – внезапно спросила я. – Я имею в виду, что теперь будет?

– Мы вернемся в Вашингтон, – сказал он. – Аро даст мне время, чтобы разобраться с делами, прежде чем я окончательно тут обоснуюсь. А остальное я не знаю, Белла. Думаю, мы выясним это, когда оно наступит.

Так оно и было. Несколько дней спустя доктор Каллен арендовал машину, и мы втроем попрощались с Эсме и пустились в долгий путь до Форкса. Я не знала, почему они не захотели лететь, но не спрашивала. Почти всю дорогу я проспала, расположившись на заднем сидении, а Эдвард с отцом сменяли друг друга за рулем. Мы так часто останавливались, чтобы отдохнуть и поесть, что дорога заняла несколько дней. И когда, наконец, я увидела вывеску «Добро пожаловать в Вашингтон», меня охватило странное чувство. В Форксе я выбралась из машины и замерла, пытаясь разобраться в ощущениях. Это не была боль, хоть это чувство и распирало грудь. И только когда Эдвард произнес три простых слова, я поняла.

– Добро пожаловать домой, – сказал он.

Мои губы дрогнули от этих слов.

– Дом, – прошептала я.

Впервые в моей жизни нашлось место, которое я считала домом, и я знала, что все это благодаря мальчику, стоящему рядом со мной. Место, куда мы возвращались вдвоем, место, где я нашла не только то, ради чего стоит жить, но и то, ради чего стоит умереть.

Тут мы нашли любовь.

Обосновываться в доме заново было нелегко, в воздухе витало странное напряжение. Я выздоровела физически, но как только доктор Каллен начал убирать мои обезболивающие, вернулись настоящие муки. Воспоминания преследовали меня в снах, и мучили, когда я бодрствовала. Короткие вспышки, когда я видела лица, ужасающие крики, резкие слова – все это снедало меня изнутри, и самое худшее, что я не знала, реально ли это было. Я не могла прекратить думать об этом, и это начало поглощать меня. Я была сбита с толку, я боялась рассказывать Эдварду. Не потому, что опасалась говорить, но потому, что не знала, что из этого – настоящее. Придумала ли я это в своем коматозном состоянии, или это было в реальности? Может, он подумает, что я сошла с ума?

И чем больше я вспоминала, тем труднее становилось. Я снова начала делать записи в дневнике, пытаясь убрать это из головы, я рисовала картинки в надежде, что они прекратят появляться у меня перед глазами. Я скрывала рисунки от Эдварда, я скрывала и дневник, пряча его под кровать, чтобы он не мог читать его и волноваться. У него было достаточно проблем, которые, я надеялась, со временем разрешатся.

Эдвард не вернулся в школу, но я так погрузилась в собственные переживания, что даже ни разу не спросила его об этом. Он отдалялся, кошмары нарушали его сон так же, как и мой. Он часто вставал ночью с постели и играл на фортепиано, иногда я тихо следовала за ним и слушала грустную мелодию, которую он наигрывал часами. Всегда одна и та же музыка, которую он постоянно играл с самого моего приезда сюда – она напоминала ему о матери.

Иногда он говорил по телефону, выдавливая улыбку, когда видел, что я смотрю, но как бы он не старался, я видела грусть в его глазах. Он пытался оградить меня от всего и сделать вид, что все в порядке, но я слишком хорошо его знала. Он ускользал, вновь превращаясь в того сломленного мальчика, которого я однажды спасла, просто любя его. Было так мучительно видеть его боль, но я не знала, чем помочь, ведь правда в том, что я сама ускользала, как и он.

Однажды любовь спасла нас обоих, но теперь я думала, хватит ли ее еще на раз.

Время пролетело, а мы все пытались понять, что происходит с нашими жизнями. За несколько дней до Рождества на кухню, где я делала ланч, вошел доктор Каллен и прочистил горло.

– Когда у тебя будет минутку, зайдешь ко мне в офис? – спросил он.

Я неуверенно кивнула, нервничая. Эдвард уехал, чтобы закончить рождественские покупки, поэтому в доме остались только мы вдвоем. Я медленно убирала кухню, аппетит внезапно исчез, поэтому я даже не поела. С момента возвращения мы с доктором Калленом едва обменялись парой слов, приближающийся разговор пугал. Чуть позднее я направилась к его кабинету и тихо постучала, а когда он ответил, открыла дверь.

– Присаживайся, – сказал он, кивая в сторону кресла напротив.

Я подошла и присела, внимательно наблюдая за ним.

– Как у тебя дела?

– Я в порядке, сэр, – ответила я.

– Правда? – спросил он, вопросительно приподнимая брови. – Ты не выглядишь так, будто ты в порядке, Изабелла.

Я смотрела на него пару секунд, не зная, что ответить.

– Я справляюсь, – сказала я.

– Ты начинаешь вспоминать события? – с любопытством поинтересовался он.

Я кивнула, опасаясь, к чему он клонит, потому что не была готова говорить о случившемся.

– Кое-что, – нерешительно ответила я. – Я не уверена, чему из этого можно верить. У меня были галлюцинации.

– Это можно понять, – заметил он. – Я не хочу давить на тебя, выясняя детали, но хочу, чтобы ты знала, что если у тебя есть вопросы насчет чего-то, что ты услышала, я буду рад ответить на них.

Я уставилась на него, раздумывая над предложением. Были вещи, которые я боялась упоминать, не зная, можно ли произносить их вслух, и правдивы ли они, но было и то, что я очень хотела знать. Я вздохнула через минуту, нервно прикусывая губу.

– Я действительно, э-э, принц… – начала я.

– Principessa? – закончил он.

Я кивнула, и он откинулся на спинку стула, одаривая меня любопытным взглядом.

– Да, так и есть. Твоя мать была дочерью могущественного человека. Он был убит, когда она была ребенком, и она тоже должна была умереть, но этого не случилось. Своны были в курсе ее происхождения, и моя жена близко подобралась к этому секрету, что беспокоило их, поэтому ее и убили.

– Из-за меня, – промямлила я, ощущая, как в глазах появляются слезы, но я сдерживала их, не желая плакать перед ним.

Вина, которую я все еще ощущала из-за ее смерти, была сильной.

– Нет, не из-за тебя, – серьезным голосом ответил он. – Не хочу лгать тебе, Изабелла. Когда-то я винил тебя, и мне потребовалось немало времени, чтобы понять, что мой гнев был необоснованным. Ты была ребенком, когда она погибла, и это абсурд – винить семилетнюю девочку за смерть женщины, которую убили в тысяче миль от нее. Есть несколько людей, которых я могу винить за случившееся, в том числе и я сам, но ты не в их числе. Хотел бы я понять это раньше, тогда бы я избавил многих от боли.

Я удивленно посмотрела на него, его слова застали меня врасплох, а через миг он продолжил.

– Когда мы поняли, что ты на складе в Чикаго, было двадцатое октября. Я был так поглощен происходящим, что только на следующий день понял, что это за дата. Ты знаешь, что случилось двадцатого октября, Изабелла?

Я нерешительно покачала головой.

– Нет, сэр.

– Двадцатого октября умерла моя жена. Это худший день года для меня, в этот день я теряюсь в гневе из-за ее смерти, я теряю связь с реальностью. В этот день все, что меня интересует – как отомстить за ее гибель, как заставить заплатить кого-то за свою потерю, – сказал он. – В прошлом году это была ты. Ты была тут, а я был зол, и из-за того, что я уже винил тебя, Изабелла, у тебя не было шанса. Без разницы, что бы ты сделала в тот день, я бы достал тебя, потому что проблема была не в тебе. А во мне. Мне нужен был кто-то, на кого можно свалить вину за мою боль, и ты оказалась идеальной мишенью.