– Прекрасно, – ответила она, высовывая кончик языка и облизывая губы.

Я съежилась и уставилась на нее, начиная чувствовать тошноту при виде ее открытого флирта с Эдвардом на моих глазах.

– Тогда попросите меня.

Я напряглась и сузила глаза, реагируя на ее тон.

– Мне нужно сделать несколько фотографий, – пояснил Эдвард, заставая меня врасплох.

Я с удивлением посмотрела на него, не понимая, что он делает.

– О, но мы открываемся только через две недели, – сказала она, глядя в записную книжку перед собой.

– Нет, так не пойдет, – сказал он, тряхнув головой.

– А когда, вы думаете? – спросила она.

Он хихикнул и наклонился к ней, еще больше понижая голос.

– Прямо сейчас, – сказал он.

Она недоверчиво посмотрела на него, и я стояла, наблюдая, как он подкупает ее, уплачивая двойную цену. После этого Эдвард отвел меня в студию, чтобы сделать фотографии. Я была абсолютно ошеломлена, когда он обнял меня, шепча мне улыбнуться. Девушка отщелкала дюжину, или около того, фотографий нас двоих, сказав Эдварду, когда все закончилось, что они будут готовы через несколько недель. Он поблагодарил ее и со всей возможной быстротой вывел меня оттуда, радостно улыбаясь.

– Теперь у тебя будет что-то, чтобы запомнить этот день, – сказал он. – Это не шапочка и мантия или чертова церемония окончания, но, по крайней мере, хоть что-то.

Мы поели морепродуктов в ресторанчике на набережной, прежде чем вернуться в Форкс на закате, оба умственно и физически истощенные. Приехав домой, я приняла душ и переоделась, пока Эдвард делал свою домашнюю работу, и потом мы залезли в постель. Он притянул меня к себе и крепко обнял. Я улыбнулась, услышав, что его дыхание стало ровным, когда он уснул. Я прижалась теснее и закрыла глаза, удовлетворенно вздохнув. Впервые за последнее время я уснула, чувствуя себя полностью защищенной и охраняемой. В первый раз со времени смерти моей матери и того, что я узнала правду о маме Эдварда, я могла закрыть глаза с неподдельной улыбкой на лице и надеждой в сердце.

Следующая неделя пролетела как в тумане, пока я пыталась вернуться к жизни и прийти к согласию со всем. Я оставалась занятой весь день, пока Эдварда не было, пытаясь отвлечься от размышлений. Практически все, что я готовила, пропадало, так как доктор Каллен очень редко ел мою выпечку, а Эдвард следил за количеством потребляемой пищи, чтобы держать себя в форме для футбола, но готовка – единственное, что занимало мой разум полностью.

Эдвард постоянно был занят тренировками и обучением после школы, так что единственное время, когда я видела его – это за обедом и в кровати ночью. С доктором Калленом я виделась еще реже, так как он всегда был в больнице или закрывался в офисе. Я случайно замечала его несколько раз, но он никогда не заботился даже поприветствовать меня, прежде чем раствориться опять.

ДН. Глава 66. Часть 3:

Было трудно не останавливаться на всем происходящем, когда я оставалась сама по себе, и вина продолжала поедать меня, пока проходило время. Я не могла даже смотреть на фотографию Эдварда и его матери, стоящую на столе, без того, что боль практически калечила меня, когда я видела, с какой преданностью он смотрел на нее. Между мной и Эдвардом все еще оставалось напряжение, которое мы старались преодолеть, но я понимала, что это одна из тех вещей, которые может излечить только время.

Я проснулась утром следующей субботы, когда Эдвард уже принимал душ. Я лежала на кровати, наблюдая за ним, пока он тихо одевался, изо всех сил пытаясь не потревожить меня. Он стоял перед гардеробной, и даже в полутемной комнате я четко видела его мускулы и линии его татуировок. Его бледная кожа светилась в слабом свете, проникающем из открытой ванной, оставляя меня почти загипнотизированной в полусонном состоянии.

Этот образ Эдварда Каллена я хочу не забыть никогда. Он был бос, с обнаженной грудью, открытый и уязвимый, тихо передвигающийся по комнате в темноте, чтобы не разбудить меня. Этот образ большинство людей никогда не видели, но я не перенесла бы его потерю. Люди видели эгоистичного молодого парня, испорченного и безответственного, но я была одной из тех счастливцев, который видели подлинного Эдварда. Полностью, до сердцевины, обнаженного, такого сострадательного и заботливого, с подлинно нежной душой, несмотря на то, что кричал его бросающийся в глаза внешний вид. Он ошеломлял, и был прекрасен и снаружи и внутри. Тихого удовлетворения, которое он источал, когда никто его не видел, было достаточно, чтобы мое дыхание прерывалось. Я любила его каждой клеточкой своего тела, и, даже после всего, что случилось, он мог стоять передо мной и говорить о своей любви ко мне. То, что мы разделили, превосходило все, и никакая боль или страдание не могло разрушить нашу связь. Я знала, глядя на Эдварда в темноте, что даже если мы больше не увидим друг друга, я буду любить его остаток своей жизни. Он был частью меня, и ничто не могло изменить это, не имеет значения, что. Он безвозвратно изменил меня, точно так же, как я изменила его, и для нас уже нет возврата к прежнему.

Он тихо вздохнул и натянул рубашку, после чего взял из шкафа пару кроссовок «Найк». Он случайно стукнулся о край кровати в темноте, проходя мимо меня, и прорычал, выругавшись себе под нос. Я попыталась заглушить смех от его реакции, но не смогла. Он в шоке повернул голову в моем направлении, когда расслышал смех.

– Боже, Белла, и давно ты проснулась? – спросил он, решив сесть на край кровати и надеть обувь, вместо того, чтобы пытаться рисковать делать это в темноте.

– Несколько минут назад, – тихо сказала я, садясь и прокашливаясь, пытаясь сделать голос менее сонным.

– И ты вот просто так наблюдала, как я одеваюсь? Великолепно, б…ь, – игриво сказал он, пихая меня локтем.

Я покраснела, надеясь, что он не увидит этого в темноте, но от его взгляда ничто не ускользало. Он хихикнул.

– Да, именно это ты и делала.

– Я не могла удержаться. Ты слишком красив, чтобы не смотреть на тебя, – пробурчала я.

Он засмеялся и встал, тряхнув головой.

– Ты еще полусонная и не понимаешь, что, б…ь, говоришь, – шутливо сказал он, наклоняясь и быстро целуя меня. – Мне надо идти, или я опоздаю. Я тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя, – тихо сказала я, пока он направлялся к двери.

По какой-то причине слова застряли у меня в горле. Я была переполнена эмоциями, в глазах появились слезы. Он повернулся и растерянно взглянул на меня. Я улыбнулась, чтобы он не волновался, но не понимала, почему я так реагирую. – Удачи.

– Спасибо, tesoro, – ответил он, на секунду засомневавшись. – Увидимся через несколько часов.

Он вышел. Я слышала его шаги, спускавшиеся вниз по лестнице, смахнула непрошеные слезы, пока меня переполняло странное чувство. Мне казалось, словно я умерла, словно все счастье пропало из комнаты, когда он ушел. Я попыталась оттолкнуть все это, прикинув, что это остатки опустошения, через которое мы прошли, и вылезла из кровати, начиная новый день.

Я направилась на кухню найти чего-нибудь попить, прежде чем начну убирать, и наливала стакан апельсинового сока, когда услышала, что закрылась дверь на первом этаже. Я инстинктивно напряглась, и меня опять пронзило странное ощущение смерти, когда в моем направлении раздались звуки шагов. Я в тревоге уставилась на дверной порог, мое сердце сильно заколотилось, но я быстро расслабилась, увидев доктора Каллена. Я резко выдохнула, осознавая, что задержала дыхание. Он, заметив это, с удивлением взглянул на меня. Я почувствовала себя глупо и понадеялась, что он не станет спрашивать, потому что, на самом деле, я не могла это объяснить. Я просто что-то почувствовала, и это подвело меня к краю.

– Доброе утро, dolcezza, – сказал он тихим голосом, но его слова практически отразились эхом от стен пустого дома.

Это была самая длинная речь, которую он сказал мне за все эти дни.

– Доброе утро, сэр, – вежливо ответила я, чувствуя неловкость, потому что он все еще смотрел на меня.