Я несколько раз моргнула, пытаясь осознать его слова. Мне было сложно игнорировать то, что у меня в животе все трепетало от радости, и казалось, что я сейчас взорвусь от счастья, но изо всех сил пыталась удержаться. Происходящее было настолько ошеломляющим, что, должно быть, было какой-то ошибкой.

– Погоди, – сказала я, когда, в конце концов, обрела дар речи. – Так значит, я могу ездить в магазин или по делам … Одна?

Он вздохнул и кивнул.

– Да. Не вижу ни одной причины, почему тебе нельзя этого делать. Ты ведь не собираешься сбегать, и умеешь вести себя на людях. Все нормально, – сказал он, пожимая плечами.

Бесстрастность, с которой он относился к данной ситуации, просто потрясала. Я не могла оторвать от машины глаз; ни я, ни Эдвард не произносили ни слова. Я пыталась осознать происходящее и из-за шока не могла даже открыть рот. У меня машина? И мне доверяют настолько, что разрешают уезжать из дома и появляться на людях одной? Сама мысль об этом меня ошеломила и даже немного напугала, но в то же время… В то же время была настолько восхитительной. Несмотря на то, что Эдвард только что сказал, было ненормально, это было очень большим событием в моей жизни.

– Вау, – произнесла я в конце концов, испытывая противоречивые чувства. Эдвард вздохнул и снова обнял меня.

– Добро пожаловать к независимости, – пробормотал он, наклоняясь к моей шее, чтобы поцеловать ее.

Я бы солгала, если бы сказала, что обошлось без затруднений, потому что это не так. Эдвард ездил в школу на моей машине – у нее была коробка-автомат, – оставляя свой Вольво в гараже, и так должно было продолжаться до тех пор, пока ему не снимут гипс. Где-то через неделю после того, как мне подарили машину, доктор Каллен зашел в кухню и вручил мне маленькую пластиковую кредитную карточку, сказав, чтобы я съездила в магазин за продуктами. Я в шоке посмотрела на него, а затем протянула руку и взяла карточку, моя рука при этом слегка дрожала. Он тут же вышел, не говоря ни слова, с таким видом, будто это была самая обычная вещь.

Я попросила Эдварда съездить со мной, но он отказался, говоря, что ему слишком много задали на дом уроков. Я немного испугалась, что мне придется ехать одной, но не хотела спорить или придавать этому слишком большое значение. Учитывая, что у меня не было выбора, мне пришлось смириться, и, собрав все свое мужество в кулак, выйти из дома и сесть за руль машины. Мне потребовалось некоторое время, чтобы отважиться просто завести ее, впрочем, гораздо меньшее, чем чтобы попытаться тронуться с места, но после отчаянных молчаливых уговоров и увещеваний, я, наконец, решилась отъехать от дома Калленов. При попытке втиснуться на огромную парковку перед универмагом у меня чуть не началась паническая атака, и мне пришлось позвонить Эдварду, чтобы он помог мне успокоиться. Я боялась, что он расстроится, когда услышит мой задыхающийся голос и невнятную речь, будто я пьяная, но он был очень терпелив и разговаривал со мной почти на протяжении всей моей вылазки в магазин. Мне это очень помогло, и я быстро прошлась через торговый зал. Он повесил трубку, когда я подошла к кассе расплатиться; я нервничала, ведь впервые самостоятельно использовала кредитную карточку и расписывалась на чеке за саму себя, но – на удивление – я со всем очень хорошо справилась.

Сказать, что я гордилась собой – было бы преуменьшением. Я еще ни разу в жизни не испытывала такого чувства удовлетворения, и мне было немного жаль, что то, что другие люди делают практически не задумываясь, для меня являлось чем-то большим и важным. Эдвард сказал, что гордится мной, и в его голосе я услышала радость, которая лишь усилила мою.

В свои следующие поездки я справлялась уже самостоятельно. Эдварду больше не приходилось отвечать на мои взволнованные телефонные звонки, чтобы успокоить меня, но это произошло лишь после того, как я перестала волноваться и принимать происходящее слишком близко к сердцу. Я по-прежнему боялась ездить куда-то одна, но с каждым разом мне становилось все легче и легче.

Из размышлений меня вывели громкие проклятия Эдварда.

– Ну что за гребаный вопрос? Какое отношение имеет проклятая шестнадцатая буква греческого алфавита к математике? Что это за дерьмо?

– Пи? – вырвалось у меня.

При звуке моего голоса он подпрыгнул от неожиданности и повернулся ко мне, сощурив глаза. Я предположила, что он не знал о том, что я стояла у него за спиной.

– Ты только что спросила меня, не хочу ли я кусок чертова пирога (1)? – переспросил он.

Я смущенно нахмурилась.

– Вообще-то нет. Шестнадцатая буква греческого алфавита – Пи, и в математике она обозначает число Пи, – пробормотала я.

Он некоторое время с удивлением смотрел на меня, очевидно, пытаясь понять то, что я ему только что сказала.

– Да? – спросил он, я кивнула. – Что ж, спасибо за это шизанутому Алексу Требексу. А он, случайно, не говорил тебе, во скольких пьесах Шекспира есть призраки? Потому что я не могу отыскать это дерьмо.

– Сколько призраков или сколько пьес? – переспросила я.

Он посмотрел на меня, а затем заглянул в книгу.

– А есть разница? – смущенно спросил он.

– В четырех пьесах в качестве действующих персонажей есть призраки, но в одной из них их двое. – Сказала я, заикаясь.

Он перевел на меня удивленный взгляд.

– Ты вправду знаешь чертов ответ? Господи Иисусе, Белла, – пробормотал он. – Ты бы могла делать за меня домашнюю работу и тем самым помогла бы мне избежать многих проблем,

Я покраснела, а он усмехнулся.

– Полагаю, я не так уж много и знаю; только то, что видела сама или о чем мне рассказывали. И если я бы делала за тебя домашнюю работу, то как бы ты тогда научился чему-нибудь?

Он пожал плечами.

– Не представляю, зачем мне знать все это дерьмо, но я бы мог просто запоминать твои ответы, – игриво сказал он, качая головой и что-то печатая. – Короче, тебе что-то было нужно?

Я вздохнула, и он снова повернул голову в мою сторону.

– Я собиралась уйти, – пробормотала я.

Он посмотрел на часы и кивнул.

– Окей, – произнес он, вытаскивая из стола связку ключей.

Эдвард протянул их мне, и, подойдя, я осторожно взяла их.

– Я хочу разделаться с этим дерьмом и выполнить кое-какие поручения. Желаю повеселиться и, ради всего святого, не позволяй Элис делать с тобой что-то такое, чего сама не захочешь. Если она будем слишком настойчивой – посылай ее прямиком в ад.

Я улыбнулась.

– Хорошо. Увидимся позже, – пробормотала я.

Он кивнул и развернулся к компьютеру. Я еще немного постояла, наблюдая за ним, а затем вышла из комнаты.

(1) игра слов: буква «пи» на английском произносится как ^{note 3}– что созвучно слову «пирог»

ДН. Глава 51. Часть 2:

На дворе стояла середина мая, и с памятного семейного совета, на котором Эдвард разбушевался, прошло уже четыре недели. Прошедшие недели походили на поездку на «американских горках», на которых Эдвард меня, вероятно, прокатил бы, узнай он, что я на них не то что не каталась, а даже никогда их не видела, но и без этого я сейчас имела вполне полное представление, на что же это могло быть похоже. Крутые подъемы и спуски, которые сменяют друг друга так быстро, что невозможно предугадать. И это всегда сочетает в себе предвкушение и восторг, назревающие внутри, но также сопровождающиеся и страхом.

Страх неизвестного, страх неистового взрыва, потому что в эти дни поведение Эдварда невозможно было предугадать. Казалось, он с трудом сдерживал свою раздражительность, и я не знала, что было тому причиной: нынешняя ситуация или же было еще что-то, но он как будто целенаправленно старался скрыть это. Порой он не сдерживался: в такие моменты он становился грубым и легко раздражался, его поведение становилось еще хуже, чем обычно. Подобное происходило довольно часто, и иногда он останавливал сам себя и извинялся, но чаще всего даже не замечал этого.