– Ты звонил мне? Это все, что ты хочешь сказать? Ты, блядь, мне позвонил? – спросил он. – И что бы ты сделал, если бы я сказал «нет»? Если бы я сказал не водить ее в эту чертову комнату и не допускать к оружию? Ты бы не сделал этого? Нет, ты бы сделал. Потому что, как я уже сказал, ты незрел и неосведомлен. И ты до сих пор не усвоил этого! Но ты должен понять раз и навсегда, Эдвард.
Он замолчал и покачал головой.
– И что с тобой творится? Что за игры? Ты понимаешь, что за последнее время потратил $20 000? Что ты, черт возьми, покупаешь?
Он сузил глаза и посмотрел на меня подозрительно, но я попытался держать лицо, потому что не мог сказать, на что пошли те деньги. Большинство из них обеспечило покупку глушителей в Порте-Анджелесе, но отец не должен знать это.
– Прекрасно, не говори мне. Но я неглуп. Я знаю, что ты что-то делаешь за моей спиной. Я знаю тебя, сын. Знаю, что ты придумал какой-то план и пытаешься его осуществить, несмотря на то, что ничего не получится. Ты должен остановиться. Остановиться прямо в эту проклятую секунду, – сказал он резко.
Я продолжил стоять там, зная, что ответ только раззадорит его, но не мог остановить свой план. Было слишком поздно.
– И отдай мне ключ. Прямо сейчас, – сказал он, протягивая руку.
– Давай мне их, оба. И от сейфа и от комнаты. Не подходи туда ни на фут. Тебе там больше нечего делать.
Я взял связку ключей и кинул ему. Он поймал их и бросил в сумку. Он ткнул меня в грудь, и я потер это место.
– Не могу поверить, что ты даже показал ей проклятый сейф! Я знаю, что ты там видел, и что ты, черт возьми, взял и прочитал! Не представляю себе, как это дерьмо всколыхнуло твой мозг, и какие планы ты начал придумывать, чтобы узнать, кто были те люди. Но я говорю тебе: не смей что-нибудь предпринимать. Я рвал задницу, пытаясь решить ситуацию, не втягивая никого, тем более, своего сына. Эта дрянь серьезна, тебя могут убить, если узнают, что тебе что-то известно об этом, Эдвард! Ты должен думать о себе, – он сжал переносицу и начал ходить взад-вперед, бормоча себе под нос.
– Клянусь Богом, если бы тебе не исполнялось скоро восемнадцать, я бы, чтобы избежать проблем, отправил тебя назад в академию уже завтра, и дело с концом, – сказал он.
Мой гнев только увеличился после этих слов, и ярость беспредельно росла от мысли, что он мог отправить меня.
– Ты с ней ничего не сделаешь, – сказал я, – ты, черт возьми, оставишь ее в покое.
Его глаза сузились, и ярость вспыхнула с новой силой.
– Что ты о себе возомнил, раз указываешь мне, что делать? Я сделаю с ней любую гребаную вещь, какую захочу. Иисусе, Эдвард, ты едва знаешь эту проклятую девчонку! Ты ничего о ней не знаешь, не знаешь, во что, блядь, ты себя втягиваешь, общаясь с ней. Ты что, нахер, совсем меня не слушал? Ты сам себе подписываешь смертный приговор! Ты можешь забить на свою жизнь, но я не позволю тебе, черт возьми, потерять жизнь из-за нее. Я сделаю все, что должен, чтобы этого не произошло, и мне плевать, пострадает она при этом, или нет. Если я захочу, чтобы она исчезла из твоей жизни, я, блядь, заставлю ее исчезнуть, и ты, черт побери, не сможешь меня остановить!
Я был настолько разъярен, что руки затряслись, и я сжал их в кулаки, пытаясь успокоиться, но его слова подвели меня к краю. Какое право он имеет стоять здесь и угрожать мне?
– Клянусь Богом, я, нахер, убью тебя, если ты хоть что-нибудь ей сделаешь, – произнес я.
Я видел, как он еще больше разозлился после моей угрозы. Его ноздри раздувались, а сам он сжимал руки в кулаки. Мы оба пытались контролировать себя, но у обоих ничего не выходило.
– Наверное, ты сделаешь это. Я даже не сомневаюсь. Если я убью ее, ты наверняка убьешь меня. Но, по крайней мере, останется смысл существования твоей матери. Это стоило бы того, чтобы спасти твою глупую задницу, потому что твоя мать никогда не хотела, чтобы ты стал жертвой этого дерьма. Ты значил для нее очень много!
– Не вовлекай сюда маму! И не используй ее как сраное оправдание! Изабелла никогда не делала тебе ничего плохого, она не может быть угрозой для меня, – сказал я. – Я люблю ее, черт возьми, и я буду с ней во что бы то не стало! Ты должен просто принять и довольствоваться этим, несмотря на все проблемы.
– Я не могу! – проворчал он, подходя ко мне, – ты не знаешь, что делаешь, и не знаешь, в какую опасность можешь попасть. Ты – просто проклятый ребенок, Эдвард, которому только семнадцать.
– Может быть, мне и семнадцать, но я не ребенок! – завопил я. – Я знаю, чего хочу, я знаю, что делаю! Я больше не ребенок, с тех пор, как мне исполнилось восемь, и я был подстрелен из-за тебя!
– Ты был подстрелен не из-за меня, а из-за своей проклятой матери! И ты не понимаешь, во что вовлекаешь себя! Ты и понятия не имеешь о том вреде, который принесла Изабелла, вступив в нашу жизнь! Ты только посмотри на нас! – сказал он, взмахивая руками. – Посмотри, что она с нами сделала!
– Она ничего с нами не сделала! – выкрикнул я. – Все это – твоя ошибка. Как ты, блядь, смеешь обвинять в этом мою мать или Изабеллу? Ты – тот, кто привел нас к такой жизни! Моя мать и Изабелла были, блядь, просто невинными свидетелями, впутанными в твою хренотень! Ты заплатил деньги за гребаного ребенка и хочешь обвинить ее во всем? Ты, блядь, просто больной!
– Я попробовал, черт возьми, спасти ее! – завопил он. – Я сделал все, что мог, для этой проклятой девчонки, и то этого не было достаточно. Зато она слишком много делает, чтобы разрушить нашу семью, подвергая всех опасности. Ты втягиваешься еще глубже в неприятности. Ты не знаешь, чего мне стоила Изабелла, и не знаешь, сколько я перенес из-за этой маленькой сучки!
Когда он произнес слово «сучка», я потерял контроль. Я сжал правый кулак и, замахнувшись, двинул прямо в его гребаный рот. Когда мой кулак встретился с его ртом, я почувствовал обжигающую боль в руке. Он отошел на пару шагов, приходя в себя. Он явно не ожидал, что я ударю его. Это также потрясло и меня, поскольку это была просто несознательная реакция. Я потер руку, потому что она еще болела.
– Не смей, нахер, так ее называть! – закричал я, впиваясь в него взглядом. – И, клянусь, если ты даже подумаешь что-то с ней сделать, я заберу ее, и мы уедем, и ты, блядь, никогда больше нас не увидишь!
Прежде чем я заметил движение, он уже был на мне. Он толкнул меня на стену и жестко придавил, при этом снося все с ночного столика. Сила удара выбила из меня весь воздух, и я начал задыхаться.
Он схватил меня и посмотрел в глаза. Я никогда не видел столько ярости в его глазах. Я услышал шаги в прихожей, а затем дверь открылась.
– Что за хрень? – прозвучал голос Эммета. – Что, черт побери, ты делаешь, отец?
Он ворвался в комнату и схватил отца за плечо, пытаясь отлепить от меня. Это, казалось, вразумило моего отца, и он понял, что делает. Шокированный, он убрал руки от меня, как будто я был огнем, а он боялся обжечься. Он отступил и пристально, с ужасом, посмотрел на меня. Я знал, что похож на маму, она опять спасла мою задницу. Он не допускал непочтительности, и наихудшей непочтительностью являлось поднять на меня руку.
Если бы я не был ему сыном и не был похож на женщину, которую он любил, он убил бы меня за то, что я напал на него.
Он поднял руку и провел по губам. Его рот немного кровоточил от моего удара, а губы опухли. Он тряхнул головой и посмотрел на меня, очевидно, еще сердясь, но мне было все равно. Он заслужил это. Он не имел права говорить все то, что сказал.
– Почему ты, блядь, не можешь просто мне поверить? – спросил он, качая головой.
Я сухо засмеялся.
– Почему бы тебе не привести мне на то хотя бы одну причину? – спросил я.
– А попытка позаботиться о твоей безопасности – это недостаточно хорошая причина? – спросил он, раздражаясь.
Я покачал головой.
– Моя безопасность ничего не значит для меня, по сравнению с ее безопасностью, – сказал я.
Он громко застонал и покачал головой.
