— Хочешь меня скорее из ворот выпихнуть,— посмеялся я однажды-

— Да что вы, Алексей Петрович! Наоборот, хочу, чтобы вы дольше рядом оставались. Ведь я не о славе, а о мастерстве думаю.

В голосе его было столько твердости, искренности, глубокой убежденности, что мне откровенно стыдно стало за свою глупую шутку.

Действительно, у него было великое желание овладеть мастерством и добиться признания. На тренировку мы с ним выходили, запасаясь двумя-тремя майками и полотенцами. Нас экзаменовали такие бомбардиры, каких сегодня пока нет в нашем футболе: Сергей Соловьев, Константин Бесков, Василий Карцев, Владимир Савдурин, Василий Трофимов. За полчаса работы с ними становишься совершенно мокрым и даже на висках выступает соль.

Но мы сбрасывали одну майку, натягивали другую и продолжали работать. Наконец, после полутора-двух напряженных часов я «сдавался», а Лева лишь раззадоривался. Теперь все форварды сходились у одних ворот, и только было слышно.

— Принимай…

— Вот она, идет…

— Не возьмешь!..

Лева почти не отвечал, он с остервенением бросался в углы, прыгал, сворачивался калачиком, мгновенно поднимался и бесстрашно опять перекрывал путь мячу к своим воротам.

— Хватит, Лева? — спрашивали ребята, уже порядочно подуставшие.

— Давайте, давайте,— кричал он, лишь изредка смахивая рукой пот со лба.— Когда надоест, скажите.

Мне в свое время очень помогал «встать на ноги» знаменитый динамовский вратарь Борис Сергеевич Кочетков. Большую школу прошел я и у Михаила Иосифовича Якушина. И сейчас, работая с Яшиным, старательно вспоминал все, чему они меня учили.

Лева, бесспорно, был очень способный спортсмен. Но я с помощью старшего тренера увидел и те серьезные недостатки, которые мешали ему показывать стабильно игру высокого класса. Он был еще очень скован, не всегда внимателен и, что, может Сыть, покажется странным, нервничал…

Мы обсудили план совместных действий. Составили график индивидуальных занятий, включив в них специальную гимнастику, упражнения на растяжения и гибкость — с медицинболами, на «шведской» стенке и других гимнастических снарядах,

— Вы, Алексей Петрович, давайте мне потруднее задания, я все выполню точно,— не раз заявлял мне Яшин.

Между прочим, по имени-отчеству он называл всех игроков основного состава, кто был старше его. Только когда мы, как говорится, съели с Левой пуд соли, тогда перешли на «ты».

Когда-то Михаил Иосифович мучил меня заданиями на внимание. Мы гуляли с ним по спортивному городку, мирно беседуя, и самый отвлеченный разговор вдруг прерывался свистками. Один свисток — я должен мгновенно упасть на руки. Второй — вскочить и сделать ногой резкое движение вперед, будто выбивая мяч из-под чьих-то ног… И так далее — целый комплекс свистков и ответов.

Признаться, в свое время я чуть было не взбунтовался против такой системы тренировки, она мне казалась ненужной, даже оскорбительной, пока на «своей» шкуре я не испытал ее пользу. Теперь я объяснял эту систему Яшину,

— Все понятно,— сказал он.— Давайте начинать с сегодняшнего вечера. Это даже интересно.

Мы выполняли цикл тренировок на внимание утром и вечером. Потом игра в волейбол, легкая атлетика, плавание… И опять после обеда и отдыха — два часа на стадионе. В воротах. Один против дюжины лучших форвардов страны.

Мы вернулись в Москву. Началась очередная футбольная страда. Я и Вальтер Саная попеременно играли го в основном составе, то в дубле. Лева был в запасе. Но он не пропускал ни одной встречи и все увиденное с трибун старательно записывал в свой дневник.

В сезоне 1949 года команда «Динамо» выступала очень хорошо, и у меня игра шла. Я вроде бы не чувствовал груза лет. Но напряжение труднейшего шестимесячного турнира дало себя знать в самый неподходящий момент.

Мы играли матч второго круга со «Спартаком» — своим старым и принципиальным соперником. От этого поединка зависело многое: мы были лидерами, но красно-белые преследовали нас но пятам. К тому же они жаждали реванша за проигрыш в первом круге.

Переполненный стадион. Яростный гул трибун. Зрители ждут от каждого спортсмена полной отдачи, высшей собранности.

Я тоже готовился к тому, чтобы «перепрыгнуть самого себя». Увы, не удалось. Последовал неожиданный, даже не очень сильный удар Сергея Сальникова. Конечно, спартаковец был закрыт нашими защитниками, и мяч шел в угол. Но по всем законам футбольного искусства я должен был его взять. А я его не взял.

До перерыва Иван Конов сильнейшим ударом сквитал счет, и в раздевалке Михаил Иосифович спокойно сказал мне:

— Алеша, игра выровнена, забудь о своей ошибке к действуй разумно и хладнокровно.

Я помнил, что мне сказал тренер, однако в жизни трудно подчас следовать советам. В самом начале второго тайма я снова пропустил гол, на этот раз от Симоняна. Тренеру бы сменить меня, а Михаил Иосифович то ли пожалел ветерана, то ли не заметил, чья ошибка.

Сражение продолжалось, Героическими усилиями передней линии после очень красивых ударов Савдунина и Трофимова мы снова выходим вперед — 3:2. И тут в течение минуты я пропускаю два мяча подряд от Терентьева и Сальникова.

— Замена!

Справедливая замена. Я виноват. Не знаю, куда деваться от стыда. Наконец-то спасительный тоннель. Гулко отдаются тяжелые шаги усталого человека и надоедливо цокают шипы. Вхожу в раздевалку. В углу сидит в легком сером костюме Яшин. Я со злостью сбрасываю с себя форму. Чувствую, что душа требует разрядка. Почти кричу:

— Бросай ты, Лева, это чертово дело!

— Ни за что! — возражает он мне с такой убежденностью, что я сразу прихожу в себя. И улыбаясь, прошу:

— Сходи, посмотри, что там…

Через несколько минут он прибегает назад.

— 4:4. И наши рвутся вперед. Пойдем посмотрим.

4:4! Ударил гонг! До конца всего пять минут. Ничья нас не устраивает. Ребята лезут вперед. Наседают на противника. Неожиданно и быстро меняясь местами, точно, в одно касание передавая мяч, динамовцы рвали спартаковскую оборону. И когда до финального свистка оставалась всего одна минута, Савдунин сильнейшим ударом забил гол. 5:4! Все ревело вокруг, и Лева крикнул мне в ухо:

— И вы предлагали бросить! И неудачи, и радости — все прекрасно в футболе.

Эти его слова я, как видите, запомнил. И когда мучили меня сомнения или приходила неудача, я невольно вспоминал слова своего молодого товарища: бросить?!! Так, сам того не подразумевая, он стал для меня не только учеником, но и учителем. Человеком, в известной мере продлившим мою спортивную жизнь.

Если же говорить о нем, как об ученике, я обязан сказать, что Лева был не только учеником старательным, прилежным, но и удивительно дотошным. Так как мы жили вместе, он порой просто изматывал меня своими вопросами. По десять-пятнадцать раз подряд рассказывал я ему о своей поездке в Англию, о манере игры форвардов «Челси», «Арсенала», «Глазго Рейнджерс», о накале происходивших между нами поединков. Казалось, все говорено-переговорено. Но снова следовал град вопросов:

— Как ты ведешь себя в момент, когда соперник готовится пробить «пенальти»?

— Что надо делать на выходах один на один с форвардом, когда тот вошел в прорыв?

— Составляешь ли предварительный план на игру?

— Есть ли необходимость в предварительном согласовании поведения с защитниками?

Расспрашивая меня, он, видно, потом раздумывал над тем, что я ему говорил. Не знаю, как в последующие годы, но когда мы жили вместе, Лева вел дневник, куда записывал все, что казалось ему интересным, главным, заслуживающим внимания.

Считают, что свой первый матч за основной состав Яшин сыграл в пятьдесят третьем году против московского «Спартака». Это явно неточно. Не ручаюсь за полную достоверность моих сведений — прошло уже более двадцати лет, я память человека не абсолютна,— но в 1950 году, когда мы с Вальтером Саная оказались травмированными, вступивший на роль старшего тренера Виктор Дубинин сказал:

— Ну, Лева, предстоит трудное испытание. Покажи-ка, на что ты способен.