– Моя клиентка уже ответила на все ваши вопросы, и вы отлично знаете, что у вас нет оснований задерживать ее.

Андрей, как всегда, говорит четко и конкретно, и Юрий Владимирович Гайдей даже, кажется, уменьшился в размерах. Вот сволочь! Вывернул меня наизнанку, как рукавичку: о Витьке спрашивал на разные лады, особенно про наш давний роман, чуть ли не цветом презервативов интересовался, извращенец. И, как предуп-реждал Игорь, говорил: те да другие люди дали показания, дескать, видели нас с Витькой накануне убийства. А еще заявил, есть свидетельство соседей, мол, Борецкий приходил ко мне домой в прошлые выходные. В ответ я выудила из сумки железнодорожный билет, потому что именно в тот день отвезла Вадика к родителям. Вот тогда я и поняла, как Панков был прав насчет Гайдея: следователю прокуратуры очень хочется повесить на меня убийство, а лучше оба, и забыть о них.

– Да, но нам нужно выяснить еще некоторые обстоятельства, – не успокаивался бизнесменский сыночек. – Например, есть сведения, что вы, госпожа Лукаш, находились в интимных отношениях с Владимиром Тороповым.

Госпожа Лукаш – это я, если я еще не называла свою фамилию. А кто такой Торопов, интересно знать?

– Ну, да. И с Брэдом Питтом, Бараком Обамой и нашим мэром тоже. Что вы несете? Я понятия не имею ни о каком Торопове.

– Вы лжете! Вы же с ним знакомы, виделись вчера. Господин Торопов хозяин квартиры, где был обнаружен труп Борецкого.

– Ах, вот оно что… Вчера увидела его впервые в жизни.

– Это вы так говорите. А вот его жена утверждает обратное.

– Вы меня утомили. Даже если бы ее слова были правдой, что с того? Разве иметь в любовниках чужого мужа запрещено законом? Но я, повторяю, до вчерашнего дня никогда не видела ни самого Торопова, ни его жену. Зачем лжет мадам Литовченко, я не знаю.

– Конечно, все лгут, кроме вас.

– Вы правы, лгут все. И вы в том числе. Я тоже время от времени лгу – при определенных обстоятельствах. Но сейчас все выглядит так, словно вы уже просто не знаете, какие вопросы изобрести, лишь бы повесить на меня убийство – или, по крайней мере, соучастие. Странным образом Литовченко у вас говорит правду, только правду и ничего, кроме правды, а я лгу. Ей вы почему-то верите безоговорочно, мне – даже если я предоставляю доказательства – не верите вовсе.

– Вы…

– Хватит! – Андрею явно надоела наша пикировка. – Если к моей клиентке больше нет вопросов, прошу вас предоставить мне протокол допроса, мы его подпишем и уйдем. Мы все – занятые люди.

Гайдей поджимает губы и протягивает адвокату бумаги. Ему не хочется их отдавать, ведь там написано совсем не то, что ему бы хотелось, но продолжать свою игру при известном юристе уже нельзя, и это следователя злит. Андрей внимательно вчитывается в каждую строчку, скептически скривившись. Что он там ищет? Какая разница, ему виднее.

– Подписывай, Рита. – Андрей протягивает мне бумаги, а сам смотрит на своего противника. – Господин Гайдей, если к моей клиентке появятся вопросы, все будет идти законным порядком.

– Если ваша клиентка невиновна, зачем ей адвокат?

– А вам разве не известно, что людьми, которые сидели и сидят в тюрьмах без вины просто из-за глубокого убеждения следователя в их виновности, можно заселить тайгу, и очень плотно?

– Ох уж эта риторика защитника! На самом деле я уверен, что ваша клиентка отлично знает, кому она насолила до такой степени, что ее так подставили. И, пообщавшись с ней, я этому не удивляюсь.

– Безосновательное заявление. Юрий Владимирович, давайте привыкать к мысли, что в данном деле мы разберемся по-настоящему, а не будем искать зиц-председателя Фунта.

Вы бы видели взгляд, брошенный Гайдеем! Если бы ярость была напалмом, от Андрея не осталось бы и кучки пепла. Но ярость – просто эмоция, иногда конструктивная, иногда – наоборот.

Мы с Андреем молча выходим из здания и идем к его машине. У меня настроение упало ниже плинтуса. Пока не сталкиваешься с нашей правоохранительной системой, то как-то живешь, ни о чем особо не задумываясь, но когда попадаешь в ситуацию типа моей, начинаешь понимать, насколько страшной может быть эта «машина», система, как она калечит людей – и тех, кто работает, и тех, кто попадает в ее жернова в качестве подозреваемого или свидетеля. Если бы не Наткин муж, сидела бы я уже в камере в ожидании суда за то, чего не совершала, и никого бы это не интересовало.

– Я подвезу тебя на работу, а ты смотри, теперь будь осторожна. Замки когда поменяешь?

– Игорь сказал, что все сделает и привезет ключи.

Андрей заинтересованно взглянул на меня и хмыкнул. Черт подери, да я и сама понимала, как странно прозвучали мои слова, но в такой экстремальной ситуации очень хочется хотя бы кому-нибудь доверять, иначе можно сойти с ума. А еще у меня мало времени, потому что через неделю закончится карантин и мама привезет Вадика. К возвращению сына весь этот, мягко говоря, кавардак должен закончиться.

– Рита, будь осторожна.

Андрей паркуется около дверей нашего офиса с большой вывеской: «Уютный дом». Так называется наше агентство. Я бы сказала, что у нас скорее сумасшедший дом, но клиенты нами довольны.

– С ментом тоже, – добавляет Наткин муж.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего конкретного. Просто будь осторожна.

– Я не знаю, что значит быть осторожной. Андрюша, ты же знаешь, мой образ жизни и раньше не был, так сказать, асоциальным. Все как у всех – работа, дом. В последнее время даже романов не завожу – некогда, да и Вадик подрос. История, происходящая сейчас, – просто одно большое недоразумение. Кому я могла помешать?

– Ответ может быть таким невероятным, что мы и предположить сейчас не способны.

– Это уже неважно. Ладно, потопала я на работу. Спасибо тебе, кум.

– Спасибо скажешь, когда история завершится.

Я вылезаю из машины и иду в агентство. У нас красивый офис. Руслан говорит, что в нашей работе половина успеха – это понты, все остальное – удача. Вероятно, он прав, хотя я не согласна. Но наши кремовые диваны в приемной выглядят прекрасно. Только пачкаются очень, народ-то у нас не особо дружит с гигиеной.

– Тебя Руслан ждет в своем кабинете, – сообщает мне Ленка, гордость офис-менеджерской гильдии.

Интересно, а не она ли все же утащила мои ключи?

– И чего хочет?

– Ой, не знаю. – Ленка старательно смотрит в потолок. – Но сердит ужасно.

Ага, сердит. У Руслана есть дурацкая манера обвинять нас в том, в чем мы не виноваты. Но это у него не со зла, просто оттого, что, когда случается неприятность, проще найти (вернее, выбрать для себя) виновного и сердиться направленно, чем не найти и злиться абстрактно. Если злиться абстрактно, может треснуть печень.

– Иди сюда.

Иду, чего уж там. Я не боюсь Руслана. Мой шеф, повторяю, вовсе не злой человек. А если немного успокоится, даже способен услышать еще кого-то, кроме себя.

– Закрой дверь и садись. – Руслан уже, наверное, и речь заготовил. – Ты мне скажи: что все это значит?

– Что – все это?

– Не прикидывайся овечкой! Как Сашка оказался в твоей квартире?

– Если я скажу, что понятия не имею, ты мне поверишь?

– Поверю. – Шеф устало смотрит на меня. – Рита, эта история дурно пахнет.

– Мягко сказано. Вот ты послушай еще… Может статься, хотя бы ты что-то поймешь, потому что лично я ничего не понимаю.

Я рассказываю все с самого начала, директор агентства внимательно смотрит на меня. Одна голова хорошо, две – уже мутация. Но наш Руслан умный и, будем надеяться, что-то придумает.

– То есть ты допускаешь, что твои ключи могла взять Маринка?

– Ну да. А кто еще? Кроме того, полагаю, что, вероятно, Сашка имеет отношение ко всей происходящей кутерьме, потому что будь он непричастен, то вряд ли бы оказался в моей квартире. Либо его заманили туда обманом, и тогда и фотографии, и ключи – дело рук одного и того же персонажа. Скажем, той же Маринки. Убить кого-то она вряд ли способна, а вот такие мелкие пакости – как раз для нее.