Императрица колебалась, считая, что престол принадлежит ее дочерям, но не могла сопротивляться напору Меншикова и всё же дала согласие на этот брак. Весной 1727 года ее силы были на исходе, а вокруг нее шла грызня, закручивались нескончаемые интриги. В апреле у Екатерины началась горячка — по позднейшему заключению врачей, вызванная воспалением или «некаким повреждением в лехком». Светлейший князь не выпускал из своих рук инициативу: 10 апреля он переехал в свои апартаменты Зимнего дворца, чтобы прочнее держать ситуацию под контролем, а 24-го добился от Екатерины указа об аресте своих противников — генерал-полицеймейстера А.М. Девиера, министра П.А. Толстого, генералов И.И. Бутурлина и А.И. Ушакова. Следствие проходило в спешке под сильнейшим давлением Меншикова. Приговор и завещание были готовы лишь к вечеру 6 мая, в последние часы жизни Екатерины — и были ею утверждены, поскольку Меншиков не отходил от постели умиравшей. Едва ли она была в состоянии читать документы — скорее всего, завещание подписала Елизавета.

Утром 7 мая Артемий Петрович присутствовал на заседании высших чинов империи, где Меншиков объявил о завещании Екатерины. Престол переходил к Петру II и регентскому совету при нем; в случае внезапной смерти юного императора корона переходила к его сестре Наталье и дочерям Петра I Анне и Елизавете «с их потомствами». Во время драматических событий, судя по «повседневным запискам» Меншикова, Волынский находился при светлейшем князе, а в день смерти императрицы ужинал и ночевал в его дворце. В первые недели нового царствования он также неотлучно состоял при Меншикове — «кушал» и «слушал дела»^{183}. Генерал-майор Бальтазар фон Кампенгаузен впоследствии жаловался на то, что Меншиков распорядился выдавать «полное генерал майорское жалованье» не по старшинству, а тем, кому считал нужным, — А.И. Шаховскому, Ю.И. Фаминцыну, А.П. Волынскому^{184}.

Александр Данилович в качестве регента при Петре II мог бы сыграть ту же роль, какую исполнял Мазарини при юном Людовике XIV. Но она оказалась князю не по силам; он, по выражению XVII века, стал «государиться»: своевольно карал и миловал, отбирал и раздавал имения (это стало потом известно из поданных в Сенат жалоб); взял под собственную «дирекцию» дворцовое ведомство и даже позволял себе вмешиваться в церковные дела. Готовилась к изданию монументальная биография

«Заслуги и подвиги его высококняжеской светлости князя Александра Даниловича Меншикова», согласно которой князь, «как Иосиф в Египте, счастливо управлял государством» и тратил на это «собственные деньги», то есть содержал самого Петра I вместе с двором. 25 мая 1727 года произошло обручение Петра II с Машенькой Меншиковой. Синод повелел во всех церквях поминать рядом с императором «невесту его благоверную государыню Марию Александровну», для которой уже был создан особый придворный штат.

Но в правительственной деятельности генералиссимус и светлейший князь не поднялся выше выделки гривенников из «непостоянного и фальшивого серебра» с добавлением мышьяка и выпрашивания герцогства и новой кареты у австрийского императора. Иностранные дипломаты стремились удерживать князя в рамках нужного их правительствам политического курса, соответственно расценивая его, по утверждению австрийского посла Рабутина, в качестве «капитала, приносящего… большие кредиты». Но при этом послы сетовали, что князь напрасно демонстрировал «суровость» своей власти и управлял, «как настоящий император», вместо того чтобы вести себя по понятным правилам: оказывать «милости», заручиться доверием самого царя, его сестры и членов Верховного тайного совета.

Упоение властью, репрессии против недавних союзников и прочих недовольных привели светлейшего князя к конфликтам с капризным подростком Петром II. Зато исполнение служебных обязанностей Меншикова уже не интересовало: в 1727 году он практически не посещал Военную коллегию, всё реже бывал на заседаниях Верховного тайного совета, подписывал протоколы не читая — и тем самым выпускал из рук контроль над гвардией и государственным аппаратом. В результате умелой интриги Меншиков был легко устранен, а его место заняли новые фавориты.

Четвертого июля 1727 года Верховный тайный совет назначил Волынского «министром» (послом) в Голштинию^{185}, куда готовилась отправиться Анна Петровна с мужем. По-видимому, это решение принималось по воле светлейшего князя, поскольку сама цесаревна предпочла бы видеть на этом посту одного из сыновей канцлера Г.И. Головкина; но едва ли его можно признать удачным с точки зрения дипломатической практики: Артемий Петрович был слишком горяч, к тому же немецким языком не владел. Однако, по сведениям французского поверенного в делах Ж. Маньяна, защиту интересов принцессы официально взял на себя голштинский министр Геннинг Бассевич, и Волынскому ехать за границу не пришлось — и к лучшему: в далекой Голштинии дочь Петра I родила сына (будущего Петра III) и вскоре умерла от «горячки»^{186}.

Одним из последних распоряжений Меншикова Волынский был определен на службу в располагавшуюся на Украине армию, но после «падения» светлейшего князя задержался в Москве, дожидаясь коронации Петра II. Здесь 11 ноября 1727 года у него родился сын Петр^{187}. На некоторое время следы Артемия Петровича теряются в бурных придворных событиях. Юный император пропадал на охоте: по неполным подсчетам (исключая короткие поездки на один-два дня), он за два года пребывания в Москве более восьми месяцев провел в погоне за дичью. Несколько раз царь обещал Остерману заняться учебой и присутствовать на заседаниях совета, но так и не собрался.

Новая конфигурация власти опиралась, с одной стороны, на Верховный тайный совет, с другой — на заменивший Меншикова клан князей Долгоруковых. Последние, в отличие от «полудержавного властелина», не пытались подмять под себя верховную власть и «разделили» ее с советом (в числе его членов были два представителя рода — Алексей Григорьевич и Василий Лукич). Главной «сферой влияния» Долгоруковых являлся двор, который в эти годы стал одним из центров политической жизни. Важнейшим становится пост обер-камергера из-за близости к императору. Меншиков сделал главой придворного персонала своего сына Александра, после его опалы, распространившейся на всё его семейство, эту должность занял сын А.Г. Долгорукова Иван. Долгоруков-старший в совете практически не появлялся, но зато, чтобы сохранить привязанность царя, не жалел сил и времени для устройства охотничьих экспедиций, а его сын политике и охоте предпочитал «городские» развлечения и оказался совершенно непригодным к сколько-нибудь ответственной роли в управлении, что и отметили иностранные дипломаты: «В нем не было коварства. Он хотел управлять государством, но не знал, с чего начать; мог воспламениться жестокой ненавистью; не имел воспитания и образования»^{188}.

В новом придворном раскладе места для Волынского не нашлось; в подготовленной для Верховного тайного совета ведомости он числился генерал-майором «по армии» с жалованьем 1080 рублей в год без определенной должности. В марте 1728 года министры решили возвратить Артемия Петровича на прежнее место службы, но соответствующий указ был подписан только в мае^{189}. Фортуна не баловала Волынского: ему вновь предстояло удаление от двора и возвращение к роли провинциального администратора.

На этот раз казанское губернаторство оказалось вполне реальным, но хлопотным делом. Хлопоты начались еще до выезда к месту: Артемий Петрович вынужден был просить конвой для охраны в дороге — по Оке и Волге свободно разгуливали ватаги разбойников^{190}. По благополучном прибытии он занялся планировкой и благоустройством города: с территории кремля были убраны старые деревянные строения и разобраны обветшавшие городские стены, в результате чего застройка посада слилась с окружающими слободами.