Найденная у мастера Зорама книга о ядах и отравителях сильно повлияла на впечатлительную девушку. Кассия изучила трактат от корки до корки, после чего начала всерьез опасаться за свою жизнь. Она никому не доверяла, кроме разве что себя и Виллоу. Еда, принесенная слугами, теперь вызывала у Кас стойкое отвращение. Бедняжка стремительно худела.

Кассия подозревала заговор во всем. Ей казалось, что горничные не зря порхают стайками. Дурехи наверняка считали госпожу равной себе, если не ниже. Просто дочерью лесника. А раз такой девчонке повезло, значит, у всякой получится. Кас кожей чувствовала завистливые взгляды хорошеньких розовощеких служанок. Глупышки мило хихикали и совершенствовались в кокетстве, но ровно до тех пор, пока Кассия не приказала обрить их наголо. Лишившись кос и кудряшек, служанки сильно потеряли в привлекательности. Зато «девушек из замка» узнавали издали.

Предлог, конечно, был подобран самый благовидный — борьба со зловредными насекомыми. Однако после процедур крысиные физиономии лысых служанок даже забавляли. Правда, через какое-то время они же подтолкнули Кас к новому витку подозрительности.

Теперь Кассии казалось, что каждая девица спит и видит, как бы столкнуть свою госпожу с лестницы или накормить помоями, чтобы та слегла. Лучшая защита — нападение. И Кас первой нанесла удар.

Тем, кто всего лишь потерял работу, повезло. Внутренний замок захлестнула волна несчастных случаев. Неуклюжие служанки падали, ломая руки, ноги… шеи. И почему-то особенно часто расшибались умудрившиеся сохранить очарование.

Виллоу осуждала жестокость, но и сама замечала косые взгляды черни в сторону Кассии. Она лучше остальных слышала и чувствовала чужие мотивы, не позволяя Кас расслабляться. «Взялась устанавливать порядок — доводи дело до конца», — повторяла старуха.

За малейшее проявление распущенности Кассия выгоняла с позором. Пока Седрик отсутствовал, жители замка в полной мере почувствовали ее железную хватку. Больше ничего не происходило без ее ведома. Кас фактически заменила господина демона на его ответственном посту. Жеро был скотом, но работа с ним позволила научиться считать деньги. Кассия сама контролировала строительство и следила за его ходом.

Глядя на несчастных жителей, девушка понимала, что повышением налогов казну не наполнить. С кого брать деньги, если город только поднимается с колен и каждый без того вкладывает все силы? Оставалось прибегнуть к одной только ей доступному способу. Снова боль и снова бинты.

Саймон вернулся в Фальвик мрачнее тучи. Разумеется, новые жертвы дочери его не обрадовали. Отец почти потребовал, чтобы Кас немедленно прекратила издеваться над собой и оставила управление тем, кто в этом смыслит, обладает нужным опытом, то есть мужчинам. Естественно, девушка отказалась наотрез.

— Уедем подальше отсюда, — просил Саймон. — Слишком многое изменилось. Я не узнаю ни прежних людей, ни прежних улиц. Присцилла перебралась в столицу, вышла замуж и неплохо там устроилась. Она зовет нас к себе, чтобы собрать семью.

— Нет, — мотнула головой Виллоу. — Она жаждет легкой жизни на кровавых самоцветах. Вспомни ее!

— Нет, моя семья здесь. — Даже без ремарки старухи ответ был очевиден. — Я стану баронессой. И если Присси так мечтает о семье, пусть возвращается.

Отец только грустно вздыхал. Либо он действительно хотел забыть о Фальвике, либо что-то недоговаривал. Что для бесхитростного и открытого Саймона само по себе странно. Получая отказ за отказом, он продолжал упираться. Саймон умолял, уговаривал, приказывал и требовал. Но сердце дочери оставалось глухо к его словам. Оно целиком принадлежало Седрику и городу.

Власть сделала Кассию другой. Выше, сильнее, лучше. Так, по крайней мере, ей казалось. Девушка величаво шагала по коридорам своего замка и заставляла если не уважать себя, то бояться.

Священники во главе с Теофилом всячески подкрепляли ее убежденность. В какой-то момент в Фальвике заложили храм, где повелением иерархов Кассия почиталась как мученица.

Жизнь текла плавно и складно, все бы ничего, если бы не постоянное нытье Саймона. У Кас никак не получалось втолковать ему, что не худо бы начинать гордиться дочерью. Только отец не гордился. Скорее, наоборот — сожалел.

— Зря я тогда обратился к этому Седрику, — как-то в сердцах бросил он. — Жили бы тихонечко на заимке. Я бы капканов кругом понаставил так, что мышь бы не прошмыгнула.

— Думала, ты добра мне желаешь, — вспылила в ответ Кассия. — А ты вон куда клонишь? Заимка и глушь. Чтобы я никто и звать никак?

— Зато тут ты многого добилась, — горько отозвался Саймон. — Учти, девочка, даже молочную корову режут в голодный год. Будь ты мученица, святая, да хоть богиня, результат один — раны не заживают. А с лица ты опять похожа на покойницу стала.

Отец с каждым днем все резче и резче отзывался о Седрике, тогда как молодой барон все выше поднимался в глазах людей. Слава о его подвигах гремела повсеместно. Усилиями Седрика его земли сделались едва ли не самыми безопасными во всей Империи!

— Неблагодарный, — злилась Кас на отца. — Ему поднесли счастье на блюде, а он нос воротит! И ладно бы просто ворчал, так еще и меня за мою жизнь осуждает, и Седрика.

— Разошлась, — фыркнула Виллоу. — Саймон твой отец. Он тебя родил и воспитал. Не соглашаться — одно, хаять — совсем другое. Не может же он на пустом месте так вдруг невзлюбить того, в ком души не чаял?

— Ты права, — вздохнула девушка. — Но мне-то что делать? Как исправлять?

— Время исправит, — улыбалась ведьма. — Море самые острые камни превращает в ровные голыши. После свадьбы все изменится. Отцы — они вообще редко дочерей без боя в чужие руки отдают. Потерпи.

И Кассия терпела, пропуская мимо ушей гневные тирады Саймона о бароне. Не только она пыталась урезонить отца. Представители Церкви всячески старались смягчить сердце Саймона. Теофил битый час рассказывал о конфликте отцов и детей, о неспособности закосневших родителей понять устремления юности. Священник начинал каждую речь словами: «Возрадуйтесь, братья и сестры! Настал новый день! С нами Всевышний, барон Седрик и Фальвикская Дева!»

Но и это не трогало Саймона. Он продолжал гнуть свое, а когда понял, что от его слов столько же толку, сколько от воя охрипшего пса на луну, собрал вещи и ушел в лес. Сбежал, как поступал, сколько Кассия себя помнила.

— Без него и его нравоучений стало гораздо спокойнее, — сказала она Виллоу. — Может, чистый воздух и тишина помогут Саймону одуматься?

Старуха не ответила. Она хранила молчание, позволяя Кас решать самой, в отличие от отца.

Новый набег зеленокожих к берегам Торгового моря вынудил молодого барона углубиться в соседние владения. Но и там его принимали как освободителя. Зеленокожие нутром чуяли слабость и вгрызались там, где тонко. Громадные тролли захватили крошечную деревушку. Они согнали людей в стойла, как скот, и готовились сожрать всех, если бы Седрик не подоспел вовремя. Победа далась нелегко: могучие твари яростно сопротивлялись. Но барон не привык отступать.

Часть троллей оказалась перебита, а часть скрылась в ночной темноте, поклявшись отомстить. Воспринявшие угрозу всерьез местные жители с факелами и вилами искали монстров по всей округе, но никого не нашли. Зато это немного отвлекло внимание черни от перемывания костей Фальвикской Девы и ее будущего супруга. Болтуны до того докатились, что начали выражать сомнения относительно свадьбы. Даты радостного события по-прежнему никто не назначал.

— Мужчинам не нравится, что ты захватила власть, пока Седрика нет, — сообщила однажды Виллоу. — Гарнизон готовит акцию неповиновения, если не восстание. Шепотом заговорщиков отзываются стены. Берегись.

— Что предложишь? — Кассия побледнела.

— Повесить смутьянов. — Старуха обвила Кас за плечи. — Ты не можешь позволить кому-то сомневаться в себе. Скоро ты станешь баронессой; выступая против тебя, они выступают и против Седрика тоже. А это уже измена.