От этих слов Дэйна Глориана покраснела, но не от злости. Она не хотела говорить об этом, но не удержалась.

— Я слышала, как женщины стонут и кричат, — прошептала она взволнованно.

Дэйн вздохнул:

— Если даже я и сдамся на милость твоих чар и расчет моего братца окажется верным, ты не будешь кричать, а если и будешь, то не от боли или страха. Обещаю тебе.

Щеки Глорианы вспыхнули. Может быть, это всепоглощающая темнота придала ей смелости, подумала Глориана.

— А что… что мне надо будет делать?

Кенбрук отрывисто рассмеялся. Глориана почувствовала, как он повернулся к ней.

«Он голый!» — подумала она. Если бы только у нее хватило смелости протянуть руку и дотронуться до него.

— Тебе, — ответил он весело, — нужно будет только принять меня.

При мысли об этом она едва не потеряла сознание. То место внутри нее, предназначенное для того, чтобы принять мужчину, болело от вожделения.

— А это… это не будет больно?

Он потянулся к ней и слегка дернул за растрепанную косу.

— В первый раз, — сказал он тихо, — может быть немного больно. — В его голосе не было ни насмешки, ни удивления, и Глориана была ему за это благодарна. — Но, конечно, я заранее подготовлю тебя, и, думаю, тогда ты будешь испытывать только удовольствие.

Глориана долго молчала. Потом наконец тихо сказала:

— Мне так любопытно.

— Ты просишь меня доставить тебе удовольствие, Глориана?

Она облизала пересохшие губы.

— А ты бы сделал это? Если бы я попросила тебя.

Дэйн рассмеялся:

— О да! Желание Гарета сегодня не исполнится, но немного просветить тебя я бы не отказался.

Глориана дрожала. Либо Пресвятая Дева не услышала ее молитв, либо Глориана была прирожденной грешницей.

— Я думаю, мне бы хотелось узнать… — сказала она.

— Тогда вставай, — приказал Дэйн. — И раздевайся. Женское тело необычайно сложный и утонченный инструмент. Чтобы извлечь из него музыку, я должен касаться струн, как менестрель, играющий на лире.

Сладкий трепет пробежал по телу Глорианы, и она подчинилась Дэйну. Поднявшись с кровати, она сняла с себя платье и рубашку. Вопреки ее ожиданиям Дэйн не остался лежать на кровати. Он встал и зажег другие лампы, кроме уже горевшего на столе ночника. Комната постепенно осветилась.

Глориана застыла возле кровати, стесняясь своей наготы.

— Я не думала, что ты станешь зажигать лампы, — прошептала она.

— Мне необходимо видеть тебя, — просто ответил Кенбрук, на котором не было ничего, кроме панталон. — Я должен знать, приносит ли моя ласка наслаждение.

Чтобы не упасть, Глориана ухватилась за резное изголовье кровати.

— Иди сюда, — сказал Дэйн. Глориана колебалась всего одно мгновение, а потом медленно двинулась к нему, выйдя на свет. Он медленным оценивающим взглядом окинул ее тело.

— Ты необычайно красива, — сказал он хрипло.

Глориана вспомнила о поцелуе и о всех тех неизведанных дотоле чувствах, которые он пробудил в ней. Если бы не тот поцелуй, ее желание, может быть, не было бы таким сильным.

— Ты не возьмешь меня?

Дэйн покачал головой.

— Нет, — ответил он, — но я дам тебе наслаждение, которого ты жаждешь.

— Это нечестно, — услышала Глориана свой голос. — Я обнажена, а ты остаешься одетым.

Без всякого стеснения Дэйн развязал шнурки на своих панталонах, и они упали к его ногам. Ногой он отбросил их в сторону. Его мужское естество поднималось до самого пупка.

У Глорианы перехватило дыхание.

— Я не знаю… смогу ли я вместить такое, — сказала она.

Дэйн хохотнул и приблизился к ней, положив руки ей на плечи.

— Не стоит беспокоиться об этом, — сказал он. — Когда и если придет наше время, ты с легкостью примешь меня. Природа обо всем позаботилась.

Внезапно ей захотелось убежать, но Глориана знала, что не сделает этого ни за что на свете.

— Ты поцелуешь меня?

— Обязательно, — сказал Кенбрук. Взгляд его, однако, был обращен не на ее рот, а на маленькие упругие груди с затвердевшими сосками. Дэйн медленно протянул руки и взял ее груди в свои ладони, нежно коснувшись кончиками пальцев розовых возвышений, словно ласкал хрупкое сокровище.

Глориана даже не подозревала, сколько наслаждения может принести это прикосновение.

— Это только начало, — сказал Кенбрук, лаская соски сначала большими пальцами, а потом ладонями.

Дрожь пробежала по жаждущему телу Глорианы. Она откинула голову, закрыла глаза и с легким криком выгнулась навстречу прикосновению этих мужских рук, пробудившему в ее теле столь потрясающий отклик.

Дэйн сжал ее маленькие груди, не сильно, но крепко. Ей вдруг вспомнилось его сравнение женского тела с прекрасным музыкальным инструментом. Ее плоть, разбуженная умелым прикосновением, пела. Глориана дышала все чаще и чаще и начала тихонько стонать.

Кенбрук поднял голову, и его настойчивый рот нашел ее податливые губы. Он поцеловал ее, не прекращая ласкать. Глориана была слишком ошеломлена, слишком увлечена новыми ощущениями, рождавшимися в ее теле. Она не открыла глаза и даже не попыталась ответить на его поцелуй.

Сначала поцелуй был легким, затем страстным. Дэйн за бедра притянул ее ближе. Ее груди были прижаты к его твердой мужской груди, жесткие кудрявые волосы дразнили ее набухшие соски. Инстинктивно она ухватила его за плечи и попыталась прижать его к себе. На себя. В себя.

Дэйн поцеловал ее напряженные руки. Под прикосновениями его влажных губ ее тело плавилось, как воск. Она чувствовала себя глиной в руках скульптора. Пробормотав какую-то краткую, но пламенную языческую молитву, он наклонился и сомкнул свои губы вокруг ее соска. Глориана вскрикнула от удовольствия и впилась руками ему в волосы.

Она выгибалась, подставляя свои груди под его ласки. Глупо она сейчас поступала или мудро, ее уже не заботило. С того самого момента, как в ее теле начали происходить неизбежные изменения, она ждала этого слияния и теперь, когда это наконец произошло, старалась не упустить ни единой ласки, которой Дэйн решил одарить ее сегодня. Ее тело горело, на лбу выступили капельки пота.

Он начал целовать другую ее грудь, а когда удовлетворил свой голод, обхватил ладонями лицо Глорианы и впился в ее губы с такой страстью, что она едва могла сохранить рассудок.

Внезапно Кенбрук оторвался от ее рта.

Глориана думала, что он отнесет ее на кровать, но вместо этого он придвинул стул, на котором недавно сидел, и подвел ее к нему. Для равновесия он положил ее руку на спинку стула, поставив ногу Глорианы на сиденье.

Ни в одном из своих девичьих снов Глориана не мечтала о том, что произошло потом. Кенбрук опустился на колени и стал ласкать внутреннюю сторону ее бедер своими шершавыми мужскими руками. Не смея даже вздохнуть, Глориана, опустив голову, смотрела на него и ждала.

Когда он шире развел ей ноги и стал ласкать ее языком и губами, она вскрикнула и свободной рукой подтолкнула его. От все возрастающего напряжения, экзальтации, обещания такого дикого и полного удовлетворения Глориана приседала все ниже. Дэйн продолжал ласкать ее, придерживая руками, и она ощутила оргазм.

Глориана чувствовала себя так, будто ею выстрелили из катапульты в ночное небо, к звездам. Дэйн не давал ей спуститься на землю. Когда наконец все кончилось, она безвольно упала на его плечо. Она с трудом держалась на ногах и едва не теряла сознание. Дэйн поднял ее на руки, отнес в кровать и аккуратно опустил на прохладные простыни.

Она молитвенно протянула к нему руки, потому что даже для ее неискушенного взгляда его неудовлетворенное желание было очевидно, но Кенбрук отрицательно покачал головой.

— Нет, Глориана, — сказал он, — не сегодня.

А может быть, и вообще никогда. Эти слова, хотя и не произнесенные вслух, читались в его глазах.

Наконец Глориана стала дышать ровнее. Тело ее горело и блестело от пота, а сердце стучало, как у загнанного оленя. Она молча взяла его руку и положила на низ своего живота.