Мэгги шагнула было вперед, чтобы объяснить, что у нее утром назначена встреча в доме пятнадцать по Джордж-стрит, но сдержалась. «Ванна и завтрак» звучало очень неплохо, а кроме того, леди Косгроув могла подумать, что она из разряда тех женщин, которые сбежали ночью. Этого нельзя допустить, и в любом случае ей никак не хотелось представляться в театре мистера Маккены в таком неряшливом виде. Не сказав ни слова, Мэгги присоединилась к Тэнси в одном из фургонов.

День был солнечным и жарким, но Мэгги почти не обращала внимания на погоду – она была слишком поглощена Сиднеем. Вместо лепившихся одна к другой крыш и босоногих аборигенов, которых она ожидала увидеть, перед ней предстал огромный город с трамваями, мощеными улицами, телефонными проводами и высокими зданиями офисов. Город был такой же современный, как Нью-Йорк или Лондон, но гораздо чище и просторней. Вода залива была необыкновенно синей, напоминавшей глаза мистера Риви Маккены.

– Красивое местечко, не правда ли? – спросила Тэнси, ощутимо ткнув Мэгги локтем в бок. – Знаешь, в этом году в июне будет юбилей королевы, будет масса вечеринок, скачки, иллюминация.

Наконец фургоны остановились напротив мрачноватого кирпичного дома в псевдоанглийском стиле. Один из кучеров открыл высокие кованые ворота, отделявшие дом с его прекрасно ухоженным газоном от тротуара, в то время как другие помогали пассажиркам вылезать из фургонов, словно те были придворными дамами.

Леди Косгроув, разумеется, прибыла первой, но, разумеется, не в фургоне, а в дорогом черном двухколесном экипаже. Ока приветствовала каждую иммигрантку теплым рукопожатием и улыбкой, когда они проходили сквозь ворота.

Тэнси вошла прежде Мэгги, сделав книксен и пробормотав: «Ваша светлость».

Мэгги не согнула колен: она не делала этого никогда, за исключением поклонов в конце спектакля, естественно.

– Рада познакомиться, – каким-то деревянным голосом сказала она и направилась по дорожке к дому, но леди Косгроув крепко сжала ее руку.

– Американка, – сказала она несколько более снисходительным тоном. – Скажите еще раз, как ваше имя?

Мэгги проглотила комок в горле.

– Мэгги Чемберлен, мэм, – ответила она.

– Вы оказались очень далеко от дома, дорогая.

Будь на месте леди Косгроув кто-то другой, Мэгги непременно сказала бы что-нибудь дерзкое, учитывая разделявшее их расстояние. Но леди Косгроув ей понравилась, она почувствовала, что эта женщина ласкова и полна участия.

– Да, мэм, – сказала Мэгги. Если бы у нее было больше времени, она могла бы рассказать ее светлости долгую историю того, как она оказалась в Австралии. Мэгги ощущала доверие к этой женщине, но сзади стояли другие. – Думаю, это немногим дальше, чем Англия.

Леди Косгроув улыбнулась и отпустила руку Мэгги.

– Мы еще поговорим, милочка, после того, как вы вымоетесь и что-нибудь перекусите.

Мэгги кивнула, не зная, как объяснить этой доброй женщине о назначенной ей встрече с Риви Маккеной на Джордж-стрит, и поспешила вслед за Тэнси.

Над большими двустворчатыми дверями красовалась надпись «Общество помощи девушкам-иммигранткам». Не утруждая себя стуком в дверь, Тэнси переступила порог, Мэгги последовала за ней. В длинном коридоре их встретили строгого вида горничные, державшие в руках полотенца и куски дешевого желтого мыла. Последовав примеру Тэнси, Мэгги взяла два полотенца, кусок мыла и по широкой лестнице поднялась на второй этаж. Там, в первой комнате направо, походившей скорее на бальную залу, стояли ванны, с трех сторон огороженные ширмами, чтобы придать им видимость уединения.

– Обязательно вымойте голову, – объявила одна из горничных, обращаясь ко всем. Потрескавшиеся красные руки она для солидности держала сцепленными перед собой. – И если у вас есть вши, вы должны сказать об этом. Ее светлость не желает, чтобы вы приносили насекомых в приличные семьи Сиднея. Насекомые. Мэгги была просто вне себя, но прикусила язык и зашла в одну из кабинок во втором ряду. Там она положила на пол свою дорожную сумку, полотенца, мыло и начала раздеваться. Перспектива помыться была настолько заманчивой, что ни о чем другом она и думать не могла, даже о встрече на Джордж-стрит или о том, что Филип Бригз ее явно обманул.

К тому времени, когда Мэгги тщательно отмылась и вылезла из ванной, вытирая голову, в желудке у нее урчало от голода. Казалось, что съеденный вчера на борту судна ужин был так же далеко в прошлом, как и всемирный потоп. К своему неудовольствию, как впрочем, и к облегчению, Мэгги вскоре обнаружила, что ее грубое шерстяное платье и белье забрали, положив вместо них черное бумазейное платье прислуги, а также трусики, нижние юбки и корсет из неотбеленного муслина вместе с парой черных чулок.

Мэгги покорно стала облачаться в одежду, выделенную ей Обществом. Возможно, это был не совсем подходящий для встречи в театре мистера Маккены наряд, но одежда была чистой, аккуратно отглаженной и приятной для чисто вымытого тела. Придется мистеру Маккене сделать ей поблажку.

Одевшись, Мэгги вынула из сумки расческу – по крайней мере, она оставалась на месте, как и второе платье и ночная сорочка – и принялась, насколько это было возможно, расчесывать свои слишком кудрявые и густые волосы. Эта непокорная тяжелая грива была сущим проклятьем; как бы ей хотелось отрезать ее, чтобы была короткая, как у мальчика, стрижка, с которой не пришлось бы возиться, вечно расчесывая, заплетая и закалывая.

Завтрак подали на кухне, которая стояла отдельно от основного здания, на длинных столах со скамейками вместо стульев. Мэгги, как и остальные, набросилась на еще не остывшие пироги, яичницу со свининой с усердием, порожденным сильным голодом. Для тех, кто хотел, было вдоволь чая и молока.

– А теперь скажут речь, – смиренно вздохнув, сказала Тэнси, когда одна из горничных заняла место напротив камина, высоко подняв лист бумаги, украшенный цветочками, листочками, звездочками и полумесяцами.

Утолив голод, Мэгги отставила тарелку и принялась маленькими глотками пить чай, слушая речь. Горничная с важным видом объявила, что год усердной и прилежной работы в качестве прислуги принесет каждой девушке свидетельство, подписанное лично леди Косгроув. С этим свидетельством они смогут найти себе приличную работу в любом городе Куинсленда, Виктории, Нового Южного Уэльса или Тасмании. Без этого свидетельства их ожидает только самая позорная участь.

Никто из женщин, включая Мэгги, не сомневался, что имелось в виду под «самой позорной участью»; такая перспектива была весьма отрезвляющей. Предположим, додумала Мэгги, что мистер Маккена окажется таким же бесчестным, как и Филип Бригз. Тогда она останется на улице без всякого свидетельства, доказывающего, что она пригодна к любой пристойной работе. Что ей тогда делать? Сидевшая рядом Тэнси «чистила перышки». У нее, конечно, было уже три таких свидетельства, подписанных разными леди Косгроув из Виктории, Куинсленда и Нового Южного Уэльса. В голове Мэгги появилась одна мысль, но она отмела ее, внимательно слушая речь.

Только женщины образцовой нравственности могут рассчитывать на свидетельство, подчеркнула горничная. «Какие строгости», – подумала Мэгги, вспомнив скандальные истории, которые рассказывала ей Тэнси о «своем Рори из Правительственного дома». Рот Мэгги скривился, когда она краем глаза взглянула на Тэнси. Тэнси заметила этот взгляд и показала ей язык. Речь продолжалась бесконечно, описывая правила того, как следует одеваться, разговаривать, вести себя, с каким прилежанием работать. Как раз в тот момент, когда Мэгги начала засыпать, в комнату величаво вплыла леди Косгроув и сменила горничную. Она объявила, что лично побеседует с каждой девушкой, начав с мисс Мэгги Чемберлен.

Это успокоило и в то же время насторожило Мэгги. Ловкие ответы на необходимые вопросы, возможно, позволят ей отправиться в офис мистера Маккены, прежде чем он забудет о ее существовании, но что-то тревожное было в том, что ее выделили первой. Возможно, леди Косгроув разглядела ее притворство. Несомненно, эта умудренная опытом женщина уже догадалась, что Мэгги Чемберлен обманщица, которая вовсе не собирается наниматься в служанки, если этого можно как-то избежать.