— Ты ведь сам когда-то говорил мне: Запад огромен. Мои сестры могли повыходить замуж, им, может, вовсе нет дела до утерянной тринадцать лет назад родственницы. Они, в конце концов, могли и вовсе умереть.

Калеб от удивления приоткрыл рот.

— Не верю, что слышу это от тебя. С первого дня нашего знакомства ты сражалась со мной за право самой разыскать своих сестер, и вот теперь ты стоишь здесь и толкуешь о том, что их поиски безнадежны. А как же тогда с тем письмом из Вайоминга?

— Там говорится о том, что Каролина пропала. Вряд ли это можно считать обнадеживающим известием.

— Может быть, тебе следует поехать туда и самой убедиться в обратном?

— Тащиться аж до самого Вайоминга? — Лили и в голову такое не приходило. — А что же будет с цыплятами?

— Так что же тебе дороже, Лили, твои цыплята или твои сестры?

— Мои сестры. — Вопреки всему в Лили снова начала пробуждаться надежда.

— Лили, поехали со мной в Фокс Чейпл. — Калеб обнял ее и привлек к себе, а голос его внезапно охрип. — Мне не обойтись без тебя.

— А что, если я там не выдержу? — шепотом спросила она, не сводя взгляда с мужа. Как ни крути, а он теперь был ее единственным родным человеком на всем свете. — Что, если я затоскую там по своей земле и своим цыплятам так, что заболею?

— Если тебе будет плохо в Фокс Чейпл, я привезу тебя обратно сюда. — Он легко поцеловал ее, и его теплые, мягкие губы шевелились, пока он говорил.

— Ты обещаешь?

— Да.

— Даже если ты выяснишь отношения со своим братом и решишь остаться?

— Я же сказал тебе, — вздохнул Калеб, — твое счастье так же важно для меня, как и мое собственное.

Лили не считала себя светской дамой, однако имела достаточно опыта для того, чтобы знать, что подобным качеством обладает еще меньше мужчин, чем женщин. Она крепко обняла Калеба.

— Ну, в таком случае я могу надеяться, что ты не придешь в ярость от того, что у нас на ужин один лишь бисквит?

— Мне жаль твою мать. — Глаза Калеба были серьезными. Он с сочувствием погладил Лили по щеке.

— Честно говоря, я ее почти не помню, — выпрямилась в ею объятиях Лили, — так что, не очень-то и сожалею. — И она собралась было вернуться в дом, но Калеб вновь остановил ее:

— А мне кажется, что это не так.

У Лили сжалось горло. Черт бы побрал этого человека: он этак может и до слез довести. Она изо всех сил постаралась держать себя в руках и отвечала:

— Если я стану оплакивать ее, Калеб, то стану проливать слезы по женщине, которой не было. Она никогда не была нам настоящей матерью.

Тогда Калеб отпустил Лили и поплелся следом за ней на кухню. Пока Лили мыла руки, прежде чем заняться тестом, муж достал из кладовки яйца, сыр и лук. К тому времени, как у Лили испекся бисквит, у него был готов чудесный омлет.

— Ты просто выдающийся мужчина, — призналась Лили.

— Тогда как ты — выдающаяся женщина. — И Калеб с улыбкой пробежался глазами по ее фигуре, предвкушая грядущую ночь.

Лили почувствовала, как замирает ее сердце.

На протяжении всего вечера Лили старалась поменьше прикасаться к Калебу. Что же это такое? Она совершенно не способна перед ним устоять…

— Сегодня был длинный и утомительный день, миссис Холидей, — сказал, сладко зевая, Калеб, после того как они поели и убрали со стола. Он потянулся и потушил лампу. — Идем-ка спать.

— Мои цыплята… — покраснела Лили.

— Твои цыплята чувствуют себя отлично. Честно говоря, я на их месте был бы рад, если ты хоть ненадолго оставила бы их в покое.

— А что, если к ним заберется койот или лисица?

— Ни один нормальный зверь не сунется сюда, зная про твою винтовку. — Он уже тащил ее за локоть в спальню.

Дверь за ними закрылась, и Лили внезапно почувствовала, что ужасно стесняется. Она повернулась к мужу спиной, налила из кувшина воды в тазик для умывания и начала расстегивать платье. Услышав, как скрипнули пружины кровати, она рискнула искоса взглянуть на Калеба.

Он сидел на краю кровати и разувался, зевая, словно медведь, отправляющийся на зимнюю спячку в берлогу.

Лили подхватила тазик и вышла из спальни в большую комнату, где было совсем тимно.

В отблесках угольков прогоревшей печки Лили принялась раздеваться, вспомнив, как давным-давно зимними холодными рассветами они с Эммой и Каролиной с визгом выскакивали из своих кроваток и бежали греться к большой изразцовой печи. На глазах у нее выступили слезы, когда она вспомнила их лица и голоса, и она воняла, что никогда не потеряет надежды их найти. Нет, она не сдастся, просто иногда, когда не хватает сил верить, ей тоже нужно отдохнуть.

Закончив с мытьем, Лили распахнула дверь и выплеснула грязную воду. Она чуть не выронила таз, когда обнаружила, что Калеб наблюдает за ней, прислонившись к дверному косяку. На нем были надеты одни брюки, а его глаза растеклись по ее телу, словно потоки золотистого меда.

— Иди сюда, — хрипло, словно зачарованный, произнес он, протянув к ней руки.

Лили снова удивилась силе своей любви к этому человеку. Она улыбнулась сквозь слезы, закрыла входную дверь и подошла.

Калеб рассмеялся и заключил ее в объятия. Он внес ее в спальню и захлопнул за собой дверь. Где-то неподалеку затявкал и завыл койот, но Лили отчего-то не вспомнила про своих цыплят.

Миновало две недели, в течение которых Калеб так ни разу и не заикнулся о своем брате. Каждое утро майор отправлялся в форт, оставался там до полудня, а потом возвращался и работал на строительстве дома. Лили больше не пыталась выяснять у него, зачем ему нужен этот дом, если он все равно собирается уехать в Пенсильванию. Она поняла, что, работая руками, он успокаивается и может обдумывать стоявшую перед ним дилемму.

В конце июня, несмотря на бурные протесты полковника Тиббета, Калеб ушел в отставку я, чтобы отпраздновать это событие, убедил Лили оставить своих драгоценных цыплят на попечение Велвит и прокатиться с ним в Спокан.

Дом, который строил Холидей, был намного просторнее, чем у Лили, и по прибытии в город они прежде всего направились в магазин, чтобы заказать там обстановку и прочие необходимые вещи. Калеб отправил из Спокана пианино, огромную кухонную печь с резервуаром для горячей воды и небольшой медный ледник. Кроме того, он приобрел пушистые восточные ковры и напольные часы с человеческий рост.

Лили совсем растерялась, но предпочла держать свои вопросы при себе. Муж предложил ей выбрать все, что понравится, и у нее не было повода для обиды. Она оказалась счастливой обладательницей нескольких новых платьев, ниток, иголок и несметного количества разных тканей. Там был и муслин для белья и нижних юбок, и кружева для отделки, и еще много всякой всячины.

На ленч они отправились в ресторан при отеле, а вечером их пригласил к себе в гости Руперт. Палисадник вокруг его дома благоухал распустившейся сиренью, и они решили устроиться в плетеных креслах на крыльце.

Сводный брат Лили не скрывал, что рад их браку, и так и сиял всякий раз, обращаясь к новоиспеченному зятю.

Лили в конце концов стало интересно, заметит ли хоть кто-нибудь из поздравлявших, что не один Калеб сделал удачный выбор, но она решила не высказываться. После ленча они с мужем уединились на пару часов в гостиничном номере, где не теряли времени даром, отчего Лили чувствовала во всем теле приятную истому.

— Когда ты женишься на Виноле? — спросила она вечером у Руперта.

Руперт смутился, не спеша извлек из кармана трубку, привычным движением набил ее табаком и еле слышно произнес:

— Мы с ней женаты уже целую неделю, но до поры до времени держим это в тайне.

— Но почему же? — с любопытством спросила Лили. Тайный брак! Да это просто восхитительно!

— Винола не хочет уходить из школы, — вздохнул Руперт, — а как только станет известно, что она замужем, ее уволят.

— Но если для вас обоих это так важно, то почему бы вам вдвоем не открыть свою собственную школу? — задумчиво произнес Калеб.