Кребс вручил нашим генералам пакет, в котором было три документа. Один из них представлял особый исторический интерес.

Между сторонами произошел следующий разговор.

Кребс. Разрешите и помогите нам собрать новое правительство.

Чуйков. Мы можем вести переговоры только о полной капитуляции Германии перед союзниками по антигитлеровской коалиции: СССР, США и Англией. В этом вопросе мы едины.

Кребс. Я прошу… Нашему новому правительству надо собраться здесь, в Берлине. Дейниц в Мекленбурге…

Чуйков. Нам понятно, чего хочет новое правительство. Тем более нам известны попытки ваших друзей — Гиммлера и Геринга — зондировать почву у наших союзников. Разве вы об этом не знаете?

Кребс. Может, появится новое правительство на юге, но оно будет незаконным. Мы думаем, что СССР будет считаться с правительством в Берлине. Для обеих сторон это выгодно и удобно.

Чуйков. Вопрос о перемирии или капитуляции?

Кребс. Мы просим признать новое правительство Германии до полной капитуляции. _[405]

Чуйков. У нас одно условие — капитуляция.

Пауза. Кребс роется в карманах, что-то ищет.

Чуйков уходит в соседнюю комнату к прямому проводу с маршалом Жуковым. Докладывает о ходе переговоров. Через десять минут возвращается, вызывает начальника оперативного отдела полковника Толконкжа и приказывает ему отправиться к маршалу Жукову с оперативной картой и пакетом, полученным из рук Кребса.

Полковник Толконюк через некоторое время представил документы Жукову. Тот переговорил со Сталиным и, пока Толконюк возвращался обратно, дал указания Соколовскому и Чуйкову, что Верховный Главнокомандующий принял однозначное решение: «Только безоговорочная капитуляция».

Переговоры продолжались с учетом этой позиции Верховного Главнокомандующего.

Соколовский. Когда вы объявите о Гитлере и Гиммлере?

Кребс. Тогда, когда мы придем к соглашению с вами о новом правительстве.

Соколовский. Сначала надо объявить Гиммлера изменником, чтобы помешать его планам.

Кребс (оживился). Очень умный совет. Это можно сделать сейчас же. Конечно, с разрешения доктора Геббельса. Я прошу послать к нему моего адъютанта.

Чуйков. Посылайте. Надо передать Геббельсу: до капитуляции не может быть нового правительства.

Кребс. Нет.

Соколовский. Сложите оружие, тогда мы будем говорить о дальнейшем.

Кребс объясняет, что по завещанию фюрера президентом назначен Дейниц, который находится в Меклен-бурге. До него четыреста километров. Он может прибыть в Берлин после перемирия. Пропустите его.

Соколовский. Капитулируйте — и мы пропустим его в Берлин. _[406]

Кребс. Я не уполномочен это сделать…

Соколовский. Тогда, господин генерал, мне не понятна цель вашего визита сюда.

Кребс (пауза). Гитлер покончил с собой, чтобы сохранить уважение немецкого народа. Было несколько свидетелей: Геббельс, Борман и я. Он был облит бензином и сожжен. Мы отговаривали его, советовали ему прорваться на Запад…

Соколовский. Можете ехать к Геббельсу.

Кребс. Что нас ждет после капитуляции?

Чуйков. Вот наши условия о капитуляции Берлина.

(Чуйков передает Кребсу лист с текстом капитуляции Берлина.)

Переговоры с Кребсом шли, но одновременно на той стороне, у Геббельса и Бормана, тоже все бурлило. Ведь полковник Дуффинг, прибывший вначале вместе с Кребсом, был последним направлен, по предложению Соколовского и Чуйкова, к политическим руководителям Германии с сообщением о том, что советская сторона придерживается только одного условия — немедленной и безоговорочной капитуляции. Дуффинга сопровождали начальник разведки армии подполковник А. П. Гладкой и переводчик В. И. Журавлев, а когда они прибыли на НП нашей дивизии, то к ним присоединился заместитель начальника оперативного отделения дивизии майор И. Г. Белоусов.

Группа на переднем крае была обстреляна, и Белоусов погиб. Остальные успели укрыться за развалинами. Доложили о событии Чуйкову. Тот приказал отправить на ту сторону только полковника Дуффинга, а нашим передний край не переходить. Дуффинг, энергично размахивая белым флагом и постоянно громко выкрикивая по-немецки: «Не стрелять! Идет полковник генерального штаба немецкой армии Дуффинг!» — отправился на свою сторону. Встретился с Геббельсом и Борманом, доложил им сложившуюся _[407] ситуацию и условия русских, а в 10.00 утра 1 мая вернулся обратно — уже с указанием своих вождей. Наблюдая эту картину, каждый из нас думал о том, что наконец-то мы дождались — война кончается и мы в 1945 году последний раз встречаем Первое мая хотя еще не по-настоящему, но уже по-праздничному.

Дуффинг вернулся к нам точно в том же месте, где и переходил линию фронта раньше. Его сопроводили к командиру дивизии полковнику Смолину, у которого он попросил позволения связаться по телефону с Кребсом для передачи особо важной информации. Ему разрешили, и он сообщил: доктор Геббельс требует, чтобы Кребс прибыл к нему и лично доложил обстановку.

Когда полковник Дуффинг говорил с генералом Кребсом, то генерал уже ознакомился с условиями советского командования, переданными ему письменно Чуйковым. Он прочитал их про себя, свернул лист с текстом и, положив его к себе в карман, сказал:

— Ультиматум… Сегодня Первое мая, у вас праздник, а у нас…

Он, как бы прощаясь со всеми и со всем окружающим, окинул взглядом стены, взглянул на потолок, встал и отправился к выходу. Но не прошло и минуты, как Кребс вернулся. Якобы оставил здесь свою сумку. Однако никакой сумки не было. Видимо, он ждал от нашего командования предложения сдаться в плен. Но такого предложения не последовало. Кребс вернулся к Геббельсу и Борману. Доложил им обстановку и, как выяснилось позже, застрелился. Когда на обратном пути он проходил мимо нас, то мы рассматривали его уже не с любопытством, как в первый раз, а с состраданием, словно чувствовали, что его скоро не станет.

Какие же документы были в пакете, который Кребс вручил нашему командованию для передачи советскому _[408] руководству? Это были три посмертных завещания Гитлера. Вот их содержание.

В первом завещании Гитлер патетически сообщает, что он уходит из жизни вместе с женщиной, которая пришла к нему в этот окруженный город, чтобы не видеть падения Берлина и капитуляции Германии. Здесь же в этом завещании Гитлер просит Мартина Бормана как лучшего и верного друга после сожжения их тел (А. Гитлера и Е. Браун) пепел развеять, чтобы от него не осталось и следов.

Под завещанием стояла подпись: Адольф Гитлер.

Расписались и свидетели: доктор Геббельс, Мартин Борман.

Свидетели подписали завещание в 4 часа 29.04.45 г.

Первое завещание в комментариях не нуждается, поскольку оно имеет личностный характер. В то же время нельзя обойти одну важную деталь. Считая Мартина Бормана фактически единственным своим другом, Гитлер надеялся, что этот друг в точности исполнит его последнюю волю — сожжет тела его и Евы Браун, а пепел развеет. Но возможно и другое: Гитлер самим фактом такого обращения к Борману надеялся побудить его к благородному шагу — исполнить последнее желание фюрера.

Однако Борману было не до него. Как и другие вожди рейха, он был озабочен другими проблемами — как спасти свою жизнь, исчезнуть из Берлина и замести после себя следы. Так всегда было, есть и будет в любой преступной группе — будь то группа бандитов или группа политиков, волей случая добравшихся до власти в стране и творящих тяжелейшие преступления против своего народа.

Во втором завещании Гитлер информирует, что перед своей смертью он исключает из партии рейхсмаршала Геринга и лишает его всех прав, которые даны были ему указом от 29 апреля 1941 года. Далее он _[409] сообщает: «Исключаю из партии и лишаю всех прав бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха Гиммлера». Это решение он объясняет тем, что Геринг и Гиммлер изменяли ему, Гитлеру, и покрыли несмываемым позором Германию, что вели тайные переговоры с противником и пытались захватить власть в государстве.