Потом в ужасе он заметил, что крылья костоглодных черничей больше не хлопают. Рогатые крыланы с изъятьем лица сложили свои перепончатые придатки и вполне бездеятельно отдались пляске вихря, который, кружась и похохатывая, нес их вперед. Неземная сила овладела полчищем, и упыри и костоглодные черничи равно не имели власти над воздушным потоком, который бешено и неумолимо нес их на север, откуда никто из смертных не возвращался. Долгое время спустя одинокий бледный свет показался впереди на краю неба, возносясь всё выше по мере их приближения и обнаруживая под собой плотную черноту, затмевавшую звезды. Картер понял, что это, должно быть, сигнальный огонь на какой-то горе, ибо только гора может быть столь необъятной, видимая из воздуха со столь чудовищной высоты.
Выше и выше возносились под ним свет и мрак, пока половина северного неба не закрылась иззубренной конической громадой. Как бы ни взмывало полчище, тот бледный и зловещий маяк поднимался выше, возвышаясь чудищем надо всеми земными вершинами и суетами и причащаясь эфиру с изъятьем атомов, где идут колесом загадочная луна и обезумевшие планеты. То, что грозно нависало над ними, не было известной человеку горой. Вышние облака лишь обнимали стопы ее далеко внизу, помрачающая головокружительность верхних воздушных слоев лишь препоясывала чресла ее. Презрительно и призрачно взбирался тот мост от земли до неба, черный в вечной ночи и увенчанный пшентом неведомых звезд, чей жуткий и знаменовательный абрис с каждым мигом проступал всё яснее. При виде чего упыри зачмыкали, охваченные удивлением, а Картер задрожал, обуянный страхом, не разнесло бы вдребезги о неподатливый оникс той циклопической кручи их словно выпущенное из пращи полчище.
Выше и выше возносился свет, пока не замешался среди самых выспренних звезд зенита, и со зловеще холодной насмешкой подмигивал оттуда летящим. Весь север под ним стал теперь одним мраком — страшным студеным мраком от бесконечного низу до бесконечного верху, с одним лишь тем бледным подмигивающим маяком, недосягаемо мревшим превыше всего видимого. Картер всмотрелся в свет пристальнее и наконец разобрал очертания его кромешно черного заднего плана на фоне звезд. На той исполинской горной вершине зиждились башни, пагубные и неисповедимые ярусы и купы жутких куполоверхих башен, превосходящих всякое мыслимое понятие человеческого мастерства, угроза и диво террас и зубчатых стен — всё это вырисовывалось малым и черным и далеким против звездного пшента, злорадно рдеющего надо всем полем зрения. Покрывая вершину той самой неизмеримой из гор, стоял замок, превосходящий всякое смертное помышление, и в нем рдел демонский свет. Тогда Рэндольф Картер понял, что его поиски обрели конец и что над собой он видит цель, к которой его вело заказанными и страшными стопами и дерзостными прозрениями; баснословное и невоображаемое обиталище Вящих на высотах неведомого Кадата.
Не успев осмыслить подобное дело, Картер заметил, что курс беспомощно засасываемого ветром полчища переменился. Теперь их несло круто вверх, и было ясно, что полет их стремится к ониксовому замку, где светил бледный свет. Столь близка была черная громада горы, что склоны ее головокружительно неслись мимо, пока они мчались ввысь, а они ничего не различали во мраке. Всё огромнее и огромнее выказывались мрачные башни черного как ночь замка, и Картер видел, что он почти святотатственен в своей огромности. Камни его вполне могли вытесываться безымянными каменотесцами в той жуткой бездне, раздиравшей гору на перевале к северу от Инкуанока, ибо таков был его размер, что человек на его пороге казался песчинкой у подножия выспреннейшей горной твердыни. Пшент неведомых звезд над мириадами куполоверхих башен светился болезненно-желтым светом, так что некоторое подобие сумерек одевало хмурые стены скользкого оникса. Теперь стало видно, что бледным маяком было единственное окно, горевшее высоко на одной из самых выспренних башен, и с приближением беспомощного полчища к вершине горы Картеру показалось, что он различает гадкие тени, мелькавшие в слабо освещенном заоконном пространстве. Это было странное арчатое окно, сведенное небывалым на земле сводом.
Толща горы теперь уступала место гигантским основаниям чудовищного замка, и лёт полчища, казалось, несколько приутих. Пространные стены взмывали ввысь, и мелькнули широкие ворота, в которые пронесло скитальцев. Ночь царила в исполинском дворе, и тут нагрянула еще более густая тьма нутряных переходов, когда полчище поглотилось великанской аркой портала. Смерчи холодного ветра, дыша сыростью, проносились по непроглядным лабиринтам оникса, и Картеру вовек бы не сказать, какие циклопические лестницы и коридоры безмолвно лежат на пути его бесконечных воздушных кружений. Всё вверх и вверх вело грозное погружение во тьму, и ни звук, ни касание, ни проблеск ни разу не нарушил плотную завесу тайны. Сколь ни огромно было полчище упырей и костоглодных черничей, оно терялось в чудовищных пустотах замка. И когда наконец всё вокруг залилось вдруг зловеще холодным светом той одинокой хоромины в башне, чье выспреннее окно служило маяком, у Картера долгое время ушло на то, чтобы различить отдаленные стены и высокий, далекий потолок и осознать, что он впрямь не оказался снова в безбрежности воздушного поднебесья.
В тронную залу Вящих Рэндольф Картер думал вступить чинно и церемонно, держа себя с достоинством и осанкой, в окружении внушительной упыриной свиты, и принести свою молитву как вольный и могущественный господин на стезях сновидений. Он знал, что сладить с самими Вящими не выше сил простого смертного, и уповал на счастливый случай, что Иных Богов с их ползучим хаосом Ньарлафотепом не окажется в решающую минуту, чтобы прийти им на помощь, как они множество раз делали прежде, когда человек начинал домогаться земных богов в их обиталище или на горах. И со своей жуткой свитой он чуть ли не надеялся поставить на своем наперекор даже Иным Богам, если заставит нужда, зная, как знал он, что упыри не ведают над собой властителей, а костоглодные черничи держат за повелителя не Ньарлафотепа, но лишь первостихийного Ноденса. Но теперь он понял, что тот неотмирный Кадат в холодном его пустолюдии впрямь обстоят мрачные чудеса и безымянные караульные и что неусыпность радений Иных Богов о кротких и слабых богах земли дело верное и неотменное. Хотя и лишенные началия над упырями и костоглодными черничами, несмысленные и не имеющие образа скверны запредельных пространств всё же забирают над ними власть, когда им необходимо; так что в тронную залу Вящих Рэндольф Картер вступил не в сане вольного и могущественного господина на стезях сновидений. Сбитое в кучу и обуреваемое пугающими вихрями со звезд и преследуемое невиданными страшилищами пустынного севера, всё это полчище зависло полоненное и беспомощное, в зловеще холодном свете, помертвело попадав на ониксовый пол, когда по некоему безгласому повелению ветры страха развеялись.
Не было ни золотого престола, которому бы предстал Рэндольф Картер, ни августейшего круга осиянных нимбом существ с узким разрезом глаз, долгими мочками ушей, тонким носом и остро выпяченным подбородком, чье знаменующее сходство с лицеочертаньем на Нгранеке выдавало бы в них тех, перед кем скиталец на стезях сновидений мог бы творить молитву. Кроме единственной хоромины в башне ониксовые чертоги на высотах Кадата тонули во мраке, и хозяев не было дома. Картер пришел на неведомый Кадат, но не нашел богов. И всё же зловеще холодный свет рдел в единственной хоромине в башне, столь мало уступавшей своими размерами всему поднебесью и своими отдаленными стенами и потолком едва не пропадавшей из глаз в редкой курящейся дымке. Земных богов не оказалось на месте, что правда, то правда, но в более тонких и менее узримых присутствиях недостатка могло и не быть. Где отсутствуют кроткие боги, там Иные Боги не без предстателей; и конечно, подобно всем замкам, замок из оникса отнюдь не стоит без жильцов. В каком вопиющем образе или образах явит себя впредь ужас, этого Картер не мог себе и представить. Он чувствовал, что его появления ждали, и задавался загадкой, сколь пристально соглядатайствовал с самого начала за ним ползучий хаос Ньарлафотеп. Это ему, Ньарлафотепу, служили ноздреватые, как проказа, твари с луны; и Картер вспомнил о той черной галере, которая скрылась, когда сражение на иззубренном морском кряже приняло для жабьих выродков худой оборот.
