Мощеный пол, с которого он с легкостью поднялся, был из полированного камня с прожилками, не поддававшегося определению, а плитам его была придана странная угловатая форма, показавшаяся Джилману не столько асимметричной, сколько основанной на некоей неземной симметрии, чьи законы он не мог постичь. Балюстрада, высотою по грудь, была изящной и фантастической отделки, на ней с небольшим промежутком располагались статуэтки абсурдных очертаний и мастерской работы. Они, как и вся балюстрада, казались сделанными из какого-то сверкающего металла, цвет которого невозможно было угадать в хаотической мешанине блистаний, смысл же их был выше всякого понимания. Они изображали некие рубчатые круглобокие предметы с горизонтальными ответвлениями, расходящимися наподобие колесных спиц; у вершины и основания круглобоких столбиков выдавались утолщения в форме луковицы или шара. Каждое из этих утолщений служило как бы ступицей для системы пяти длинных, плоских, треугольно заточенных спиц, расположенных вкруг, как лучи у морской звезды — почти горизонтально и немного загибаясь от центра. Основание нижнего утолщения соприкасалось с долгим поручнем таким легким касанием, что нескольких отломанных фигурок не хватало. Фигурки были четыре с половиной дюйма в высоту, в диаметре же, вместе с подобием тонких спиц, не более двух с половиной дюймов.
Когда Джилман встал, каменные плиты обдали жаром его босые ноги. Он был абсолютно один, и первым его движением было подойти к балюстраде и с головокружительным чувством взглянуть на бесконечный титанический город с высоты почти в две тысячи футов. Он прислушался, и ему показалось, что из узких колодцев улиц поднимается ритмическая невнятица слабой музыки, порождаемой резкими тонкими звуками в широкой тональности, и он пожалел, что не может различить обитателей города. От этого вида у него скоро забрало дух, так что он рухнул бы на мостовую, если бы инстинктивно не ухватился за сверкающую балюстраду. Правая рука его упала на одну из фигурок, контакт как будто вернул ему устойчивость, однако хрупкий чужеземный металл не выдержал этого прикосновения и шипастая фигурка, схваченная им, отломилась. Еще наполовину в тумане, он продолжал сжимать ее, другой же рукой взялся за поручень в пустом промежутке.
Но тут его сверхчуткое ухо уловило что-то за спиной, и, оглянувшись, он обвел взглядом плоскую террасу: тихо, однако не особенно таясь, к нему приближались пятеро — в двоих он узнал зловещую старуху и клыкастого косматого звереныша. Трое других заставили его рухнуть без памяти, ибо это были живые организмы около восьми футов ростом, своим видом точно повторявшие фигурки с колючими отростками и передвигавшиеся, по-паучьи перебирая нижним пучком отростков-лучей…
Джилман проснулся в своей постели, обливаясь холодным потом, с ощущением, словно ему напекло лицо, руки и ноги. Вскочив с кровати, он умылся и оделся в безумной спешке, как будто ему было необходимо поскорее убраться из дому. Он не знал, куда пойдет, но чувствовал, что занятиями снова придется пожертвовать. Странная, тянущая к небесной точке между Гидрой и Арго, сила ослабела, но другая, еще мощнее, заступила ее место. Теперь он чувствовал, что должен идти на север — только на север. Он страшился перейти мост, откуда был виден пустынный островок на Мискатонике, поэтому перешел по мосту на Пибоди-авеню. Он много раз спотыкался, ибо его взгляд и слух прикованы были к неизмеримо высокой точке в пустой небесной синеве.
Примерно час спустя, несколько с собой совладав, он увидел, что ушел далеко от города. Повсюду вдруг простиралась унылая пустошь соляных болот, узкая же дорога впереди вела к Инсмауту — тому древнему, наполовину обезлюдевшему городку, который жители Аркхэма с такой удивительной неохотой посещали. Хотя влечение к северу не уменьшалось, он сопротивлялся ему, как сопротивлялся раньше другой тянущей силе, и в конце концов обнаружил, что почти может уравновесить одну силу с помощью другой. Доплетясь до города и выпив кофе у стойки, он потащился в публичную библиотеку и стал бесцельно листать пустовесные журналы. Раз к нему подошли приятели, обронив мимоходом, что он выглядит до странности обгоревшим на солнце; о своей прогулке он им не сказал. В три он пообедал в ресторане, замечая, что тянущая сила либо отпустила его, либо разделилась. Потом убивал время в дешевом кинематографе, снова и снова глядя на бессмыслицу на экране, но ни секунды не задерживая на ней внимание.
Около девяти вечера он, еле волоча ноги, побрел к себе, вошел в старый дом. Джо Мазуревич подвывал свои неразборчивые молитвы, и Джилман не задерживаясь поспешил к себе в мансарду посмотреть, дома ли Элвуд. Удар ожидал его, когда он включил тусклую электрическую лампочку. Он сразу заметил, что на столе лежит нечто, чему там не место, а взглянув еще раз, больше не мог сомневаться: на боку — стоймя она не держалась — на столе лежала диковинная шипастая фигурка, которую в своем чудовищном сне он отломил на химерической балюстраде. Не было ни одной детали, которая бы отсутствовала. Рубчатое круглобокое центральное тело, тонкие расходящиеся отростки, утолщения с обоих концов и плоские, чуть отогнутые вовне, пучки отростков-лучей на утолщениях — все было на месте. При электричестве цвет фигурки казался радужно-серым с зелеными прожилками; и Джилман, при всем своем ужасе и смятении, заметил, что одно из утолщений кончалось зазубриной, отвечавшей своей бывшей точке соприкосновения с поручнем во сне.
Лишь наклонность его к молчаливому цепенению удержала его от вопля… Этот сплав сна и реальности было уже не вынести. Все еще как в тумане, он схватил колючий предмет и, пошатываясь, спустился к хозяину дома Домбровски. Молитвенные причитания суеверного наладчика ткацких станков все еще отдавались в тронутых плесенью стенах, но Джилман теперь не имел ничего против. Хозяин был у себя и приветливо его встретил. Нет, он никогда эту штуку не видел и ничего про нее не знает. Но ему жена говорила, что нашла странную железяку в одной из постелей, когда днем убирала комнату, — может, это она и была? Домбровский кликнул жену, и та вперевалку пришла. Да, это и есть та самая штуковина. Она нашла ее в постели молодого господина — около самой стенки. Разумеется, штуковина показалась ей очень чудной, но ведь у молодого господина полна комната разных диковинок — и книг, и редких старых вещей, и картинок, и всяких бумажек с пометками. Они ничего решительно про это не знают.
Стало быть, Джилман вернулся наверх в прежнем смятении духа, убежденный, что или он все еще спит, или его лунатизм перешел все крайности и побудил его промышлять неизвестно где. Откуда он раздобыл эту чудную вещь? На его памяти, он не видел такой ни в одном из музеев Аркхэма. Тем не менее где-то она все же была; ее зрительный образ, когда он схватился за нее во сне, должно быть, и вызвал то странное видение террасы с балюстрадой. Назавтра он наведет крайне осторожные справки — и, возможно, обратится к невропатологу.
Между тем он попытался проследить за своим хождением во сне. Поднимаясь по лестнице вверх и проходя по лестничной площадке к мансарде, он посыпал всюду мукой, которой одолжился — признавшись откровенно для чего — у хозяина дома. По пути он остановился у двери Элвуда, но оказалось, что свет там не горит. Войдя в комнату, он положил шипастую штуку на стол и, не тратя времени на раздевание, в полном душевном и физическом изнеможении лег. С заколоченного чердака на покатом потолке ему послышалось неясное поскрипывание и глухой стук шагов, но он был настолько несобран, что не стал придавать этому значения. Таинственное влечение к северу вновь набирало силу, но его источник теперь находился как будто ниже на небосводе.
В слепящем фиолетовом свечении сна снова явилась старуха с клыкастой косматой тварью — явились с большей отчетливостью, чем когда-либо раньше. На этот раз они добрались до него, и он почувствовал когтистую хватку иссохших пальцев старой карги. Извлеченный из постели и ввергнутый в пустоту, на миг он услышал ритмический рокот и увидел сумеречную бесструктурность непроявленной бездны, клокочущую вокруг него. Но миг этот был очень кратким — теперь он находился в неотделанном крошечном помещении без окон с неотесанными стропилами, сходящимися прямо над его головой, и странно покатым полом. На этом полу, на подпорках, чтобы ровно держались, были установлены низкие полки, набитые книгами, от древних до рассыпающихся трухой, а в центре стояли стол и скамья, явно прибитые намертво. Небольшие вещицы, неизвестного вида и назначения, размещались по верху полок, и в пылающем фиолетовом свете Джилману привиделось точное подобие шипастой фигурки, приведшей его в столь ужасное замешательство. Слева в полу неожиданно открылся пролом, подобие черного треугольного колодца, откуда, после секундного сухого постукивания, выглянула омерзительная мелкая косматая тварь с желтыми клыками и бородатым человечьим лицом.
