«А как же новая жизнь?» – пискнул голос.
– Да, – сказал Дмитрий вслух и довольно громко, – пожалуй, действительно надо бы начать.
Он сунул руки в карманы и быстро пошел вдоль рельсов.
– Хватит! – громко сказал он себе, прибавляя шаг. – Доигрались. Вот уж фиг вам!
К кому относилось последнее замечание, осталось неизвестным. Дмитрий Самарин решительно двигался в сторону вокзала.
В отделении начиналась оживленная вечерняя жизнь. Доставили первых пьяных, оказавших патрульно-постовой службе реальное или воображаемое сопротивление.
Появились «лица кавказской национальности», а также лица без документов. Была задержана проститутка, не имеющая вокзальной «прописки», а потому рисковавшая провести ночь в «обезьяннике». Привели также молоденькую карманницу, которую задержал в своем высококультурном заведении Завен Погосян. В «Елах» собиралась чистая публика, и такие безобразия, как карманная кража, не допускались.
Капитан Чекасов уже сдал дежурство и говорил с заместителем начальника майором Русаковым. Подойдя ближе, Самарин услышал:
– Хватит с ним цацкаться. Надо с этим кончать.
– А на вид такой дохляк, – качал головой Чекасов.
– Он мне надоел, – ворчал Гусаков.
Самарин прошел наверх в комнату следователей. Он хотел еще раз ознакомиться со списком аппаратуры, похищенной из контейнера. «Якобы похищенной» – в этом он был почти уверен. Срабатывала интуиция – та самая, в которой недавно отказывал полковник Жебров.
Он пробежал глазами внушительное описание потерь фирмы, случившихся в результате наглого ограбления и халатности железнодорожной охраны. Предметы действительно были небольшого размера. Но вот вопрос – как они были упакованы.
Самарин набрал домашний номер Шлыгиной.
– Инесса Ильинична? Следователь Самарин. Да, мы с вами виделись. Я хотел вас спросить, как была упакована аппаратура? Предметы ведь небольшие… Что, например? Да все. Ноутбуки, записные книжки… Как вы говорите? В большие коробки по двадцать штук? Это ноутбуки… Понятно. Записные по сто штук.
Коробки поменьше. Ясно. Спасибо. извините за беспокойство. Нет, на след еще не напали.
Самарин задумался. Мог ли Митя Шебалин в одиночку вытащить огромную коробку с двадцатью портативными компьютерами? И не одну, а несколько таких коробок? Вряд ли. Вернее, конечно, мог, но это заняло бы много времени.
Охранники, дежурившие в ту ночь на Ладожской-Товарной, категорически отрицают возможность того, что эта часть путей оставалась неохраняемой надолго. И в конечном счете из их же зарплат идет выплата огромных страховок.
Что-то во всем этом было не то.
Дмитрий сунул список в стол и запер его на ключ. Больше здесь ему делать нечего.
Он вышел из кабинета и спустился вниз. В дежурке было на удивление тихо.
Весь собранный «урожай» благополучно распихали по «обезьянникам», а нового пока не поступало. И тут он увидел Глеба.
Дмитрий даже не сразу узнал его, хотя хорошо помнил еще по первому допросу. Тогда это был пусть напуганный и растерянный, но живой человек. Теперь же мимо него вели труп. Он был бледен, волосы на голове свалялись в войлок, а тело превратилось в скелет, на котором болталась побуревшая от грязи одежда. Он шел как слепой туда, куда пихал его Игорь Власенко.
Самарин работал в милиции не один год и прекрасно знал, что происходит в подвалах отделений и как именно добываются «чистосердечные» признания.
Когда дело «вампира» передали Мишке Березину, Дмитрий не сомневался, что с Глебом так и будет. Хотя в тот момент он сам на сто процентов верил в то, что Пуришкевич и есть убийца из электрички. Правда, после того, что выяснил Дубинин, эта старая лиса из таинственного сыскного агентства, его уверенность значительно поколебалась. Теперь был практически уверен, что Глеб невиновен. Но его мнение по этому поводу никого не интересовало. Дело официально ведет другой следователь.
Но то, что он увидел сейчас, потрясло. Дмитрий понял – Глеб шел, вытянув вперед руки. Не как очкарик, с которого сбили очки, а как слепой, еще не привыкший к тому, что ослеп.
«По голове били, сволочи, – понял Самарин, – он потеряет зрение, а потом, когда найдут настоящего убийцу, извинятся, мол, ошибочка вышла, простите, бывает».
– Ну что, признался? – выглянул из аквариума дежурный.
– Фига с два, сволота! – Игорек в сердцах двинул Глеба ребром ладони в живот. – Гаденыш! У нас теперь новый фокус – слепого разыгрывать! Как баб мочить и глотки им грызть, так тут мы все видим. – Он снова ударил Глеба, на этот раз по почкам. – Сучонок! Будем сегодня в «Кресты» перевозить. Я уже вызвал машину. Сколько его тут можно держать! Валентин Николаевич все думал, вот-вот расколется этот придурок, а он… – Власенко с ненавистью взглянул на Глеба. – А он просто не понимает, чего от него хотят!
– Ночью повезете? – поинтересовался дежурный.
– А когда еще?
Власенко втолкнул Глеба в одиночку и запер дверь.
– Придурок! – снова повторил он. – Скотина! Дали б мне его, я бы… – Он даже сжал зубы, представляя себе наслаждение от окончательной расправы с «вампиром». – Такое чмо вообще не должно небо коптить, – глубокомысленно изрек Власенко.
«Ночью Пуришкевича будут перевозить в „Кресты“, – стучало в мозгу, пока Дмитрий ехал в переполненном метро. – Он же ничего не видит. Еще несколько дней, и ослепнет навсегда».
Еще в начале следствия он ознакомился с результатами медицинского осмотра и знал – у подозреваемого очень плохое зрение. Такое и не представить: минус двенадцать.
Самарин знал, что вина Пуришкевича не доказана и обвинение ему предъявили без всяких на то оснований. Он верил, что Глеб невиновен. Но что он может сделать? Объявить во всеуслышание, что опознание Пуришкевича свидетелями было подстроено?
По совести так и надо было поступить. Равно как и в случае с подделанной экспертизой. Но кто его станет слушать? Разжалуют, уволят, а то и пристукнут, если будет слишком мешать.
Снова вспомнился Пуришкевич.
«Что-то будет с ним в СИЗО? – мрачно думал Самарин, выходя на „Петроградской“. – Забьют до смерти, а потом дадут официальное объяснение – „покончил жизнь самоубийством“ или „убит сокамерниками“. Сколько раз это уже бывало? А если все-таки выйдет, то инвалидом, и к тому же слепым».
Дом был в пяти минутах от метро, но за это время Дмитрий уже принял решение. Оно не красило сотрудника органов внутренних дел, но другого пути не было. Все слилось в один мерзкий, склизкий комок: сфабрикованная экспертиза по делу Шакутина, пропавшая Вера Ковалева, погибший Митя Шебалин, слепнущий Глеб…
– Все, – остановившись с ключом в руках перед дверью, громко сказал Самарин, – начинается новая жизнь. Игра без правил!
Глава V
ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ
8 ноября, продолжайся суббота
За дверью радостно скулил Чак Норрис в предвкушении предстоящей прогулки.
Но хозяин только потрепал его по голове и тут же пошел к телефону.
Чак никак не мог уразуметь, чем так привлекает людей эта маленькая красная вещица. Они разговаривали с ней часто и подолгу, куда больше, чем друг с другом. А штуковина временами издавала громкий и неприятный визг, и тогда хозяева спешили к ней со всех ног, как никогда не спешили к своей собаке.
Бывало, эта штукенция визжала, когда, кроме пса, никого не было дома, и тогда он подходил к ней и внимательно ее рассматривал. Но его общество было безразлично красному предмету, стоявшему на столике в прихожей, и, попищав, он обычно замолкал.
Вот и сейчас, вернувшись домой, вместо того, чтобы поговорить с собакой, погладить ее, приласкать, дать что-нибудь вкусненькое, хозяин бросился к этому красному субъекту. А ведь он даже на ощупь должен быть неприятным – холодный, без единой шерстинки.
Хозяин крутил диск красного мерзавца, тот удовлетворенно заурчал, а потом ответил женским голосом:
– Агентство «Эгида-плюс». Вас слушают.