– Ну, Денечка, солнышко, в последний разочек, – начала канючить Зоя, но Денисия решительно пресекла посягательства на свою свободу:

– Нет. Хватит в свои интриги меня впутывать.

Разбирайтесь сами.

Хитрая Зойка, мгновенно уловив радикальное настроение сестры, зашла с другой стороны. Метко попадая в самую слабую точку Денисии, она спросила:

– Помнишь, я говорила тебе про раритет, что видела у своего банкира?

Еще бы Денисии не помнить. Настоящее чудо – рукописный томик стихов на старофранцузском. Необычная бумага, изумительный переплет. Десятый век, но главное – сами стихи. Только за то, чтобы хоть раз подержать в руках этот томик, Денисия готова была заложить свою душу дьяволу. Разумеется, она насторожилась: куда Зойка клонит?

– Помню, и что? – с замиранием сердца спросила она.

– Если на свидание к Сашке пойдешь, дам тебе на несколько дней этот раритет сумасшедший.

– На сколько? – мгновенно выстрелила вопросом Денисия.

– На два дня.

– На пять! – На пять не смогу, – вздохнула Зойка. – И так рискую. Банкир собрался раритет этот на какую-то картину менять. Самое большее – на три дня.

– Я согласна, – выпалила Денисия. – Но только прямо сейчас.

Зойка дала задний ход.

– Прямо сейчас не могу, – заныла она. – Дело идет к ночи, а раритет в тайнике на даче.

«Вот и имей с такой дурой-женушкой какие-нибудь секреты, – подивилась Денисия. – После ее заявлений тайник уже не тайник, а выставка – проходной двор», – Банкир твой дома? – деловито осведомилась она.

– Нет. Он в командировке.

– Значит, едем на дачу.

– Прямо сейчас? – растерялась Зойка.

– Нет, дождемся, пока банкир твой из командировки вернется, – съязвила Денисия. – Неужели не ясно, сейчас самое время.

Зойка зашлась от сомнений:

– Ну, не знаю, он наверняка шпика ко мне приставил опять. Повадился следить за каждым моим шагом. Вот откуда тебе звоню, думаешь? Из лифта соседнего дома, с чужого мобильного. Во конспирация.

Фээсбэшники отдыхают.

– А что плохого, если ты с сестрой ночью на дачу съездишь? – разом разбила все ее сомнения Денисия. – Сестра – не любовник. Пошумит банкир, да лапшу твою с ушей своих сам же и снимет. А куда старику деваться? Пятьдесят лет – не тот возраст, когда сильно порыпаешься. Конченый он человек, он сам раритет. Прикинь, сколько ему там осталось?

Короче, до гроба любимая ты у него жена. Все. Решайся. Или сейчас, или никогда. Вот клянусь, чтоб меня разорвало, не пойду больше к Сашке, если сейчас раритет не возьмем.

– А-а, черт с тобой, – согласилась Зоя. – Жди меня, я пчелой.

Примчалась она действительно мигом. К даче доехали тоже быстро и без приключений. Зойка всю дорогу на бешеном звуке свой любимый «Назарет» крутила, что, впрочем, не помешало Денисии сладко вздремнуть. Лишь подкатив «Феррари» под дачную калитку, Зойка толкнула сестрицу в бок:

– Денька, подъем. Я быстренько в дом смотаюсь, а ты оставайся в машине.

Не успела Денисия и глаза продрать, как простыл Зойкин дух – метеор, не девка.

Однако надолго она задержалась в доме, Денисия занервничала даже. Уже хотела сама отправиться за сестрой, но как раз в этот момент Зойка выбежала на крыльцо. Прыгнув за руль, она сорвала автомобиль с места и на зверской скорости помчалась вон, подальше от дачи. Лишь проехав с десяток километров, сбросила темп до приличного и, вздохнув с облегчением, воскликнула:

– Ну и дела!

– Что за дела? – рассердилась Денисия. – Раритет-то мой где?

– Ай, не до того, – отмахнулась Зойка. – Я там такое увидела!

Денисия злорадно усмехнулась:

– Неужели еще моложе пассию нашел наш банкир?

– Если бы, было бы полбеды. Хуже. То, что я про него узнала, просто завал.

– Неужели гомик? – изумленно присвистнула Денисия.

– Какой там. Хуже, гораздо хуже.

Сраженная Денисия, теряясь в догадках, отчаянно выдохнула:

– Групповуха?!

– Групповуха на фоне того, что я узнала, – детская шалость. Он мразь. Последний подонок. Даже не знаю, как жить с таким.

Зойка вдруг остановила «Феррари», уронила на руль голову и долго так молча сидела, не шелохнувшись. Чуткая Денисия тоже молчала, не решаясь тревожить сестринскую скорбь. Но в конце концов любопытство взяло верх над сочувствием к загадочному горю, и Денисия, поеживаясь, спросила:

– Зой, так что там произошло?

Зоя оторвала голову от руля – по щекам ее катились слезы. Денисия словно окаменела, припоминая, видела ли она когда-нибудь слезы в глазах сестры.

Сильная и порой жестокая Зойка не плакала никогда. Даже в детстве. Видимо, в этом был ее тайный протест против отцовской несправедливости.

Так и не исполнилась мечта отца – не родила ему мать сына. Слишком рано, субтильная, умерла. Вынужден был по мальчиковской программе воспитывать своих дочерей отец. Перво-наперво обозвал он их, как пацанов: Федору – Федькой, Степаниду – Степкой, Денисию вообще Денисом кликал. Одной Зойке оставил ее женский пол. Может, потому, что была она старшенькой, или из-за грации ее особой, изящества небрежного. Так мягко двинет бедром, так станет, так гордо взведет подбородок… какой уж там пацан. Не просто будущая баба, королева.

А Зойка, не понимая, ревновала к сестрам отца, крамольничала, бунтовала, обнаруживая особый, ретивый нрав, и, уж конечно, никогда людям слез не казала. Ох и намучился с ней покойник-отец…

Можно представить, как испугалась теперь Денисия, заметив слезы в глазах сестры.

– Зойка! – в панике закричала она. – Говори сейчас же, что ты разузнала?

– Мой банкир сидит там в своем тайнике с… Ой, Денька, я не могу!

Зойка взвыла и снова поникла к рулю. Сколько Денисия ее ни пытала, так ничего не добилась.

Зойка твердила:

– Нет, не могу, – и с ненавистью добавляла:

– Ох, мерзавец! Мер-за-вец!

В конце концов Денисии надоело.

– Хорошо, скажи хоть, что делать теперь собираешься? – отчаявшись, спросила она.

Зойка оторвала от руля голову, вытерла слезы и зло прошипела:

– Завтра выскажу все банкиру, заберу свои шмотки, и поминай как звали.

Денисия ужаснулась:

– Куда?

– Да хотя бы к Сашке.

– Дурочка, он же воюет. Куда ты к нему? В Чечню? И банкир твой совсем не дурак. Мигом разнюхает, куда ты ушла, и Сашке все о тебе доложит. Думаешь, Сашка простит?

Зойка горестно затрясла головой.

– Не простит. А что же делать? – спросила она, беспомощно глядя на Денисию.

– Самое главное – не пороть горячку, сестренка.

Уж не знаю, что ты там увидала, но, чует сердце мое, лучше о том промолчать. Сама посуди, твои высказывания что-нибудь изменят?

Зойка махнула рукой:

– Нет, конечно. Мерзавец банкир кем был, тем и останется.

– Зато у тебя в жизни наступят огромные перемены. И все не к лучшему. Нет, – подытожила Денисия, – по-любому признаваться банкиру нельзя. Тайну его подслушала, на ус намотай и помалкивай до лучших времен. Куда спешить? Кто знает, что завтра будет? Как говорил Ходжа Насреддин, завтра или падишах умрет, или ишак сдохнет, или со мной что-нибудь приключится. Может, твоего банкира на днях паралич разобьет, может, ты станешь юной вдовой.

Короче, Зойка, если клянешься держать рот на замке, без всякого раритета пойду на свидание к Сашке.

Зойка, презрительно дернув плечом, процедила сквозь зубы:

– Теперь без тебя обойдусь. Сама пойду и плевать я на банкира хотела. Пускай делает со мной все, что хочет, я его не боюсь.

Денисия вздохнула, с жалостью головой покачала и принялась увещевать:

– Глупая ты глупая. Эка невидаль, банкира она не боится. Зато Сашку потерять боишься. Если выследит банкир, куда ты ушла, считай – и Сашка все знает. Ты же год с лишним парня морочишь. Ждать обещала, а сама бегом, вприпрыжку замуж. Ах, влюбилась! Ах, разлюбила! А Сашка верит, невестой считает тебя, на мобилу звонит, письмами с фронта забрасывает, строчит стихи о любви… Эх ты, стерва! – в сердцах заключила Денисия.