Взял он нож и вонзил ему в затылок. Потом стянул кожу со лба на средней голове, вынул его легкое и сердце, а потом рассек мечом жену черного Андалвы пополам, а его людей и скот погнал перед собой и направился в обратный путь.

На обратном пути тот хан снова велел позвать его к себе и сказал ему:

— Сын мой, я рад, что с помощью Алтая и Неба ты уничтожил девятиглавого черного Андалву и вернулся невредимым!

Пока они сидели и беседовали, жена хана вынула легкие и сердце девятиглавого черного Андалвы, выбросила их и положила вместо них легкие и сердце охотничьей собаки.

Вот вернулся Гунан Хара Баатыр домой, разрезал и зажарил то, что считал легкими и сердцем черного Андалвы, для своей матери.

И опять мать делала вид, что ест, когда он глядел, и повыбрасывала все вон, когда он отвернулся.

Когда Гунан Хара Баатыр лег спать, его младшая сестра опять начала искать у него вшей. Ощупав его, она заметила, что старший брат похудел. И когда Гунан Хара Баатыр крепко заснул, его мать и младшая сестра вынесли из юрты все его мужское снаряжение и оружие и сложили все в потайном месте. А потом вытащили Хёдёёнюнг Гёк Бугу, которого они выхаживали под своей постелью. И тот сразу же набросился на спящего богатыря.

Гунан Хара Баатыр испугался, и рука его дрогнула. И от этого Хёдёёнюнг Гёк Буга вылетел в дымовое отверстие и упал на спину перед входом в юрту. Тотчас же он вскочил, вбежал в юрту, и начали они друг с другом бороться. А мать и младшая сестра Гунан Хара Баатыра подсыпали под Гунан Хара Баатыра горох, а под Хёдёёнюнг Гёк Бугу — муку.

И, увидев это, воскликнул Гунан Хара Баатыр:

— О, раз у моей матери и у младшей сестры такие черные замыслы, мне нечего больше делать на этом свете! — и лег на землю. Тут заколол его Хёдёёнюнг Гёк Буга ударом ножа в затылок. Потом забрал людей, скот и вместе с женщинами отправился домой.

Только Вороной конь Гунан Хара Баатыра не дал себя поймать и убежал. И вот поскакал Вороной конь Гунан Хара Баатыра в верхний мир, куда выдали когда-то замуж старшую сестру Гунан Хара Баатыра Ак Тевене. Побежал Вороной к юрте той старшей сестры и заржал. И воскликнула старшая сестра:

— Э, быть тебе всегда без хозяина! Прискакал сюда, а хозяина, что, проглотил? Мой младший брат умер! Пойду-ка я верну его к жизни! — С этими словами вскочила она на Вороного коня и ускакала.

Когда наконец она приехала в земли младшего брата, там не было ни души. Гунан Хара Баатыр — как огромная бронзовая гора — уже наполовину сгнил на страшной жаре. Оба его орла прикрывали его тенью своих крыльев, а две его собаки попеременно бегали, макали в озеро свои хвосты, возвращались и обрызгивали и охлаждали его.

Ак Тевене внимательно оглядела брата, собираясь вернуть его к жизни, и заметила, что недостает одного ребра. Приглядевшись, заметила она под ним дыру, уходящую в землю. Превратилась она тут в червя, вползла в нее, попала в нижний мир. Там она увидела, что след ведет к белой-пребелой юрте. Встала она у юрты и сказала:

— Послушайте, жил на свете мой младший брат, и был он великим героем. Теперь мой славный младший брат мертв. А когда я захотела оживить его, оказалось, что у него не хватает одного ребра. Кто-то его взял и унес. А когда я пошла по следу, он привел меня к вашей юрте. Если ребро здесь, отдайте его мне!

— О, мы слыхали, что прекрасный богатырь по имени Гунан Хара Баатыр умер, и действительно, услыхав об этом, мы принесли сюда его ребро, — ответили люди из юрты и вытащили из девятидонного сундука ребро, завернутое в девятицветный шелковый хадак, и отдали ей. Ак Тевене взяла его, бегом вернулась и, выбравшись из дыры, вставила ребро на место. Тут она стала думать, какие же есть средства оживления, и оказалось, что для этого нужна жена Гунан Хара Баатыра. Но жены у Гунан Хара Баатыра пока еще не было. Правда, в детстве он был сговорен с дочерью того хана, который всегда останавливал его на пути. Вспомнила об этом старшая сестра и привезла дочь хана.

Накрыла дочь хана тело Гунан Хара Баатыра покрывалом из бобровых шкур, села на неоседланного Вороного коня и трижды перепрыгнула через него на коне.

И тут заговорил Гунан Хара Баатыр:

— Ох, и долго же я спал, правда? Фу ты, — зевнул и встал.

Когда он ожил, обратилась к нему старшая сестра:

— Ну вот что я скажу тебе: раз твоя мать и твоя младшая сестра отплатили тебе ненавистью, отомсти и ты им! — Поставила она своему младшему брату и молодой невестке юрту и вернулась к себе.

Прошел месяц. Оборотился Гунан Хара Баатыр бедным парнем в ободранной шубе, на паршивом черном жеребце-двухлетке и вторгся в землю Хёдёёнюнг Гёк Буги. По пути он увидел старика, пасущего стада. Поздоровался с ним:

— Дедушка, а дедушка, живется вам в добре и мире?

— Хорошо, хорошо! А ты откуда, сын мой? — спросил тот.

— Ах, дедушка, дедушка, я ищу навара погуще и чайной заварки покрепче, — отвечал Гунан Хара Баатыр.

— Ну что ж, мой мальчик, отправляйся туда, вниз; там, внизу, стоит покрытый травой джадыр. Это наш дом, сын мой. Иди туда и останься там на ночь, пусть бабушка сварит тебе чай, и напейся чаю! — сказал старик и отправил его к своей юрте.

Пришел он к юрте этого старика, жена его как раз варила чай. Не успел еще чай вскипеть, как к юрте прискакал старик, запыхавшись, едва дыша. Сев около старухи, он сказал:

— Я уже пригнал коров.

Потом он чуть подвинулся к двери, потянув старуху за подол, и тянул ее за собой до тех пор, пока они не оказались оба у самой двери. Тут он подал ей тайный знак и выманил ее из джадыра.

— Ну, старуха, что я видел, удивительно! — сказал он со смехом.

— Что же?

— Да юноша, который сидит там, не наш ли это герой Гунан Хара Баатыр? Ну и удивился же я, когда увидел его! Вот хорошо было бы, если бы это был Гунан Хара Баатыр! Знаешь, есть три приметы. Пусть он сегодня обязательно переночует у нас!

И старуха ответила ему:

— Хорошо!

— Да, теперь налей ему чаю в простую пиалу, — сказал старик. — Если это Гунан Хара Баатыр, он скажет: «Я пью всегда из одного и того же савыла». Это первая примета. А вторая примета: когда он ляжет ночью спать, его грудь будет в юрте, а ноги — снаружи. И еще одна примета: у клыков его Вороного коня — и справа и слева — должно быть по тройной радуге. Если ты все это увидишь, то это и есть три приметы.

Все это старый пастух рассказал своей жене.

Вечером, когда они налили ему чаю в простую пиалу, Гунан Хара Баатыр сказал:

— Ах, дедушка, я бы очень хотел выпить чаю вот из этого черного савыла.

И старуха налила ему чаю в черный савыл.

Тогда они привели священного [68] синего быка Хёдёёнюнг Гёк Буги, содрали с него шкуру, и юноша съел его мясо. Ночью, когда он крепко заснул, они увидели: лежал он, и верхняя часть его туловища была в юрте, а зад — снаружи. И заплакали старики, и засмеялись. Вышел старик из юрты, пошел к паршивому черному двухлетку, посмотрел: у обоих его клыков по тройной радуге. Увидав это, он обрадовался: «Ну, значит, это пришел к нам наш Гунан Хара Баатыр, живой и невредимый!»

А через два-три дня ожидался праздник. Готовили большой праздник по случаю того, что Хёдёёнюнг Гёк Буга убил Гунан Хара Баатыра и сделал его мать своей старшей женой, а сестру — младшей.

Подошел праздник, и начались большие состязания. Гунан'Хара Баатыр, как был все еще в обличье бедного парня, в оборванной и вылинявшей шубе, пошел на этот праздник и сказал хану:

— Эй, старший брат, есть у меня одно желание: хотел бы я принять участие в стрельбе из лука.

А нужно было, говорят, прострелить семьдесят овечьих черепов, которые поместили за семью горными хребтами.

— Ну, коли так, пожалуйста, — стали насмехаться люди над юношей в оборванной, линялой шубе.

Принесли ему лук. Он натянул его так, что тот лопнул. И так он натянул и сломал четыре или пять луков. И сказал тогда Хёдёёнюнг Гёк Буга:

— Ах, проклятый! Если уж он такой умелый парень, принесите ему стрелы и лук этого Гунан Хара Баатыра! Тогда поглядим, на что он способен.