встречи — все фиксируется в «Дневнике». Одни имена попадают на его

страницы часто, другие появляются лишь изредка, но в целом «Дневник»

оказывается населен множеством людей, каждый из которых по-своему

интересен. Все персонажи «Дневника» ведут себя соответственно своим

характерам, никогда специально не позируют, разговаривают свободно,

интимно и доверительно, шутят, рассказывают всевозможные анекдо

тические истории, эпизоды из биографий различных известных людей,

чаще всего опять-таки писателей. Таким образом, круг персонажей

«Дневника» еще более раздвигается, ибо многие выдающиеся люди фигу

рируют там отраженно, через рассказы лиц, с которыми встречались

Гонкуры.

Нельзя сказать, что Гонкуры создали завершенные образы даже тех

писателей, с которыми встречались долго и часто. Но некоторые харак

терные черты их духовного облика проступают из записей «Дневника»:

29

гневность Флобера, скрываемая под маской бесстрастия, неутомимость

в труде и исследовательский пыл Золя, юмор и импровизаторский талант

Доде, гуманизм мироощущения Тургенева.

С некоторыми знаменитыми писателями Гонкурам довелось встре

титься лишь по одному или нескольку раз. Так, в 1865 году в «Дневник»

вносится запись о встрече с приехавшим из Лондона в Париж Герценом.

На полустранице Гонкуры набрасывают портрет великого русского рево-

люционера-мыслителя, характеризуют самый тип его речи, и по всему

видно, что они почувствовали значительность этого человека, силу его

ума. Из немногочисленных записей о встречах с Гюго после его возвра

щения из изгнания возникает впечатляющий образ неукротимого старца,

исполненного неослабевающей жизненной и творческой энергии.

Суждения Гонкуров о деятельности сотоварищей по литературному

труду бывают порой резко неодобрительны. Как правило, это объяс

няется их глубоким убеждением, что предпочитаемый ими художествен

ный метод со всеми его оттенками является действительно наилучшим.

Не удивительно, что они усматривают фальшь и ходульность в «Рюи

Бласе» и в «Отверженных» Гюго: эстетика романтизма отвергалась всей

«натуралистической школой»; но они многого не приемлют и у своих

соратников в литературном движении. Так, у Флобера им не нравится

холодность его стиля, его склонность погружаться в далекое прошлое;

«Искушение святого Антония» отталкивает их своей неживой символи

кой. Роман Доде «Бессмертный» вызывает критические замечания

Эдмона Гонкура ввиду своего сатирически тенденциозного характера.

Более чем сдержанно отзывается Эдмон Гонкур о творчестве Золя,

который стоял, казалось бы, всего ближе к нему по творческому методу.

Гонкуру был чужд демократизм Золя и вытекавшие из этого особенно

сти Золя как художника: гиперболизм, широта и многоплановость его

романов, отсутствие у него вкуса к «изящному». Золя был для Гонкура

слишком масштабен и «груб». Нередко на отзывы Гонкуров о тех или

иных писателях налагали отпечаток их личные чувства. Это сказалось,

в частности, в записях, посвященных Золя. Гонкур видел, что Золя

затмевает его, и с годами у него росло чувство ущемленности и раздра

жения. На страницах «Дневника» он все чаще вспоминает о заслугах

братьев Гонкуров, намекая на то, что Золя будто бы лишь воспользовался

их достижениями. Несколько раз дело едва не доходило до открытых

конфликтов. В «Дневнике» есть любопытные страницы об объяснениях,

которые проходили между Гонкуром и Золя в связи с опубликованием

в 1887 году группой молодых писателей так называемого «Манифеста

пяти», направленного против Золя. Авторы «Манифеста» возмущались

«грубостью» Золя и, не называя прямо имен, противопоставляли ему

Гонкуров и Доде. Были основания предполагать, что Гонкур причастен

к составлению этого документа, хотя сам он это отрицал. Действительно,

30

к Эдмону Гонкуру лепились в то время молодые литераторы, отходившие

от реализма.

Запечатленная в «Дневнике» Гонкура история его отношений

с Золя — не только интересный биографический эпизод. В ней отрази

лись принципиально важные для развития французской литературы

обстоятельства. Эдмон искренне не мог понять, почему предельно прав

дивое, как он верил, творчество братьев Гонкуров не имеет такого же

шумного успеха, хотя они всегда были даже более последовательными

натуралистами, чем вождь школы — Золя. Между тем как раз в этой-то

«последовательности» и заключалась беда Гонкуров. Не было случайно

стью и то, что молодые представители зарождавшегося антиреалисти-

ческого движения более благосклонно относились к Гонкурам, чем

к Золя. В творчестве Гонкуров они находили некоторые созвучные себе

мотивы. То, что у Гонкуров лишь намечалось, но вытекало из их худо

жественной системы, писатели «конца века» развили впоследствии, еще

больше оторвав литературу от общественной жизни, сосредоточившись

на субъективном и подсознательном.

Эдмон Гонкур допускает в «Дневнике» выпады против своего млад

шего современника, великого реалиста Мопассана. И тут в основе лежат

принципиальные, творческие разногласия, хотя они и приобретают при

вкус личной неприязни. В предисловии к своему роману «Пьер и Жан»

(1888) Мопассан высказался против манерности стиля Гонкуров. Эдмон

Гонкур ответил в «Дневнике» раздраженной репликой, заявив, что стиль

Мопассана не имеет своего лица. Гонкур весьма гордился своим собст

венным стилем, который называл «артистическим письмом». Действи

тельно, усложненный стиль Гонкуров, для которых характерна длин

ная, вязкая фраза, с редкостными эпитетами, жаргонными словечками,

подслушанными в живом разговоре, неологизмами и профессиональными

терминами, как нельзя более подходила для задач, поставленных

братьями в их творчестве. Мопассан не мог одобрять этот стиль, как и всю

гонкуровскую эстетику. Но и Гонкур не просто дал волю своему раздра

жению. Он, в свою очередь, не мог принять простоты и ясности, которых

сознательно добивался Мопассан. В «Дневнике» сквозь живые отноше

ния между людьми просматривается самый ход литературного процесса.

Когда Гонкуры работали над романами, их всегда тяготили те черты

этого жанра, без которых он, однако, не может существовать: сюжет,

композиция, авторский вымысел. Им казалось, что все это противоречит

правде жизни, а следовательно — и правде искусства, как они ее пони¬

мали. Они стремились вырваться из всех этих «условностей» и вырва

лись — в «Дневнике». Здесь ограниченность гонкуровского реализма дает

себя знать меньше всего именно потому, что «Дневник», в котором как

бы развиваются принципы, разработанные Гонкурами для романа, на

самом деле не роман, и требования, предъявляемые к реалистическому

31

роману, к нему неприложимы. Автор дневника связан действительными

фактами, в его задачу не входит отбор, типизация, творческая пере

плавка материала. Типичность может возникать, конечно, и в этом слу

чае, но лишь стихийно, лишь в той мере, в какой типичны явления,

попавшие в поле зрения автора. Документальность, сковывающая в ро

мане воображение художника, здесь вполне уместна; отсутствие кон

струкции, которая в реалистическом романе дает возможность вскрывать

внутренние связи действительности, оправданно, поскольку самый жанр

дневника подразумевает передачу «естественного» течения жизни. Вме

сте с тем яркое писательское дарование Гонкуров позволило им сде

лать «Дневник» не только памятником литературной жизни их дней, но

и заметным явлением самой литературы.

Нет ни возможности, ни необходимости воспроизводить весь текст