Когда шел чрез пустыню – справа блик
Мелькнул, и облик женский вдруг возник —
Босая, с непокрытой головой,
Несла она светильник багряной —
Какая скорбь в движении любом!
Какая мука на лице твоем!
В глазах померкнул свет,
Ужель надежды нет?
Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню – пополам
Распался я, и не срастись частям:
Смотрел один я, нем и отрешен,
Как тот, другой, любовью опьянен.
А женщина ко мне шла меж луной,
Померкшим солнцем и лихой волной.
Застыла, подошед,
И вот спасенья нет.
Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню – самый ад
Сравним с ужасным местом тем навряд.
Знак черный на груди ее открыт,
И саван лентой черною увит.
Вот, сердце вместо светоча в руке,
И капли крови гаснут на песке.
Мне ясен стал секрет,
И вот уж страха нет.
Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню – как во сне
Она склонилась к обмершему мне,
Но алых капель с моего чела
Отмыть слезами так и не смогла,
Слова шептала грусти и вины,
Не замечая приливной волны.
Я, ближе подошед,
Стал, яростью одет.
Когда шел чрез пустыню, было так:
Когда шел чрез пустыню – тут, бурлив,
Нахлынул пенный на нее прилив
И, с хладным мной в объятьях, вдаль унес,
Оставив скверного меня в юдоли слез.
Но знаю – кровь с чела ничем не смыть
И никакой водой их не разлить.
Ждет их немало бед,
Но страха в любви нет.
А я? Каков ответ?
V
Не знают, как сюда приходит он —
Чрез горы ли и долов ширину
Иль по морю бывает привезен,
Иль по реке, минуя быстрину.
Приход сюда – как смерть от лихорадки,
Уход – как роды в медленном припадке,
И память спит в забвения плену.
Но здесь своим он начинает быть,
Бессмыслен сердцу бедному побег —
Ужели может В-Жизни-Смерть ожить?
И все ж есть избавленье: недалек
Тот день, когда от сна он вдруг очнется
И мир вокруг чудесно обернется, —
И вот он как бы новый человек.
Он верит счастью этому с трудом,
Кто слез не знал, сейчас же и всплакнет.
В края сии, пропитанные злом,
Он больше никогда уж не придет.
Бедняк! кто град сей видел удрученный —
Отныне в его стенах заключенный,
И ужаса все нестерпимей гнет.
Хоть славные есть дети и жена,
Друзья надежные, родной очаг,
И пуще смерти к ним любовь сильна,
Напрасно все – судьбы бесспорен знак
Отвергнуть счастье волей отупелой,
Бежать тайком в предел сей запустелый,
Где страх и горе и кромешный мрак
VI
Сидел я безотрадно у реки —
Светились фонари там, на мосту,
Как звезды золотистые ярки,
Бросая свет в потока черноту.
Я слышал, как внизу река журчит
И с тихим плеском бьется о гранит.
Встал вдоль реки могучих вязов строй,
И вдруг под ближним явно различил
Я голос странный и еще другой,
Хоть мимо и никто не проходил:
Бесплотными казались голоса
И мрачные звучали словеса:
– И ты пришел назад. Пришел назад.
Уже идти я за тобой был рад,
Но ты не смог: сменил надежду хлад.
– Не смог – и потому пришел сейчас:
Надежды нет, огонь ее угас,
Но слушай, поведу я свой рассказ.
Я пред собой увидел страшный вход
И знаки, что венчали темный свод:
«Оставь надежду, кто сюда войдет».
И я б тотчас отдался, вдохновен,
Бессрочной муке в вековечный плен
Несносной этой маеты взамен.
Вцепился бес-привратник: «Ну-ка, стой!
Сперва оставь надежды!» «Ни одной
Уж не осталось в маете пустой!
Всем разумом надежды не найти,
Отчаяньем ведом в своем пути:
Так без него могу ли в Ад войти?»
«Что тут за дух притворный? – он взревел. —
Как без законной платы ты хотел
Искать вход в безутешный сей удел?
Вон пред вратами грузный ларь стоит,
Он плату с осужденных душ хранит,
Надежды брось в него – и путь открыт.
Пандоры это ящик, и дано
Ему закрыться, когда полон, – но
Жидки надежды и зияет дно».
Исполнен скорби, в стороне я стал
И долго проходящих наблюдал,
Как все надежды каждый отдавал.
Когда кто сбросит ношу – весел вдруг,
Не согнут боле, дышит без натуг,
Стремителен его шаг и упруг.
Но те не так: как будто некий груз
На них взвалили – не порвать сих уз,
Вовек не разогнуться от обуз.
И каждого я из последних сил
Щепоть надежды мне отдать молил,
Но каждый лишь в ответ меня дразнил,
Так и волок упорно свою кладь,
На что уж зная: еще миг, и глядь,
Ее придется целиком отдать.
И я вернулся. Жребий наш в пыли —
Мы в этом лимбе обитать вдали
Должны от Рая, Ада и Земли.
– Да-да, – в ответ ему вздохнул другой, —
Но коль прочешем этот лимб смурной,
Авось надежду мы найдем с тобой.
И, разделив ее, вход обретем
В насмешку над ревнующим врагом:
Давай же наши поиски начнем.
VII
Слух ходит – привиденья средь людей
По улицам блуждают здесь во тьме,
Полны их речи вековых скорбей,
Тайн жгучих, что в могиле как в тюрьме, —
Но многие считают их виденьем
Иль даже хуже – умопомраченьем,
Ведь нет здесь никого в своем уме.
Пускай безумец, что в бреду горит,
Поведать о грехах своих готов,
Он сокровенный помысл утаит, —
Но призрак бесстыдливый не таков:
Краснеет от смущенья плоть нагая —
Кость голая торчит, стыда не зная,
Смешны скелету саван и покров.
Иной здесь призрак – словно человек,
А человек на призрака похож,
Странней фигур я не видал вовек,
Брала от едкого дыханья дрожь:
Сей Город странен так и безысходен,
Что человек здесь вовсе чужероден —
Фантомам лучше дома не найдешь.
VIII
Пока я медлил, сидя над рекой,
На воду глядя, темную, как рок,
Я вдруг услышал разговор другой
И различить двоих тотчас же смог —
Под вязом сидя, спинами к стволу,
Глядели они на реку сквозь мглу.
– Не знаю на земле я никого,
Кто б среди горестей утешен был,
Хоть шанс в борьбе суровой получил:
Нужда во всем – знак жребья моего.
– Следим мы за рекою и всегда
Заметим все плывущие суда,
А те, что затонули, – никогда.
