Решением этим Зыковы остались очень недовольны. Они были уверены в том, что ничего не сделали противозаконного. Но если и общество, и волостной суд против них, то ничего не поделаешь, и им волей-неволей придется от той земли отступиться. Пусть Спирина на ней телят пасет, а они вспашут себе лишнюю десятину где-нибудь в другом месте.
Спирина, как и следовало ожидать, решением суда осталась довольна, но стала плакаться на то, что Зыковы испортили у нее всю залежь. Теперь ее два-три года нельзя будет косить. Придется сено на заимку возить с другого покоса. Шутка ли… Но мы с этим разбираться уж не стали.
А мои судьи помаленьку начали входить в дело. Поначалу они сидели за столом с растерянным видом, чувствовали себя неловко, не знали, куда девать свои руки и как смотреть на просителей и ответчиков, которые вплотную стояли перед их столом и давали им свои показания. Но постепенно стали задавать опрашиваемым вопросы. Кроме того, у них нежданно-негаданно объявился добровольный помощник, который старался всячески облегчить их работу. Этим помощником оказался Хлориан Крумпов.
После того как мы отложили его дело на конец дня, он почему-то решил не уходить из судейской и вознамерился слушать, как мы будем рассматривать другие дела.
А в суде заведен такой порядок — приглашать к слушанию каждого дела только тех, кто имеет прямое к нему отношение. А остальных, особенно всяких любопытных, не пускать. А если они, паче чаяния, туда полезут, то их оттуда безо всяких выпроваживать, чтобы они не мешали. Поэтому дедушко Митрей сразу же заметил, что Хлориан пристраивается слушать чужие дела, и сразу же выпер его из судейской в коридор. Но не прошло и пяти минут, как Хлориан снова появился в нашей судейской и стал спокойно слушать дело о самовольном захвате Пуданом Черновым земли у Ивана Зыкова.
А потом как-то так получилось, что Хлориан все время крутился в нашей судейской при опросе истцов и ответчиков, пострадавших и обвиняемых и их многочисленных свидетелей. Он вместе с ними выслушивал наши решения и открыто выражал нам свое одобрение. Если обвиняемый или пострадавший выражали недовольство решением суда, он ловко вступал с ними в разговор и объяснял им, что суд не мог вынести другого решения, что у суда не было для этого достаточных оснований и что им надо было в свое время заблаговременно заявить в волость свидетелей со своей стороны или предоставить суду какую следует справку от старосты или приговор от общества.
Далее Хлориан стал оказывать нам уж некоторые услуги. Когда я или кто-нибудь из судей спрашивал какого-нибудь бестолкового свидетеля, а тот не мог сразу уразуметь, о чем его спрашивают, Крумпов старался прийти ему на помощь. «Господин судебный писарь (или господин волостной судья) спрашивают тебя о том-то и о том-то». А иногда он приходил на помощь спрашиваемому и отвечал за него: «Господин судебный писарь (или господин волостной судья), обвиняемый понял ваш вопрос», — и старался дальше коротко и внятно изложить нам ответ того человека.
К середине дня у Крумпова установились с нашими судьями наилучшие отношения. Он держался с ними почтительно, усердно величая их господами судьями и всячески возвышая перед ответчиками и обвиняемыми, которых мы засудили. Когда на шестом деле дедушко Митрей притащил от Матрены второе ведро пива, судья Потылицын пригласил Крумпова выпить. Крумпов не преминул этим воспользоваться и потом рассыпался перед судьями в благодарностях.
Короче говоря, Хлориан Крумпов стал не только нашим помощником, но и хорошим знакомым. Наши судьи забыли о том, что у него есть большой иск к проезжекомским мужикам за потраву, и видели только одно — какой он услужливый и обходительный человек. Даже дедушко Митрей, который очень сурово обходился с приехавшими на суд мужиками, даже он стал проявлять к Крумпову особое расположение. Ему нравилось уважительное отношение Хлориана не только к волостным судьям и судебному писарю, но даже к нему — волостному сторожу, которого тот почтительно величал господином волостным стражем…
«Господин волостной страж просит вас выйти в прихожую и ждать там решения суда», — помогал он дедушке Митрею выпроваживать публику из нашей судейской, когда мы заканчивали опрос свидетелей.
Таким же манером он приглашал тяжущихся входить в судейскую для заслушивания нашего решения. Так что дедушке Митрею оставалось только открывать да закрывать нашу дверь.
А мне этот Хлориан Крумпов чем-то не нравился. Вообще-то говоря, витебские жители меня очень интересовали. У них были какие-то звучные имена — Августин, Феофан, которые я встречал только в книгах. И одеты они были всегда как-то не по-нашему. Жили они в Витебке голодно, кормились одной картошкой, скота держали помалу, а одевались всегда лучше нас. Одевались они, как и мы, во все самодельное. Но это самодельное было сшито у них на городской манер. Они приезжали в волость в ловко скроенных тужурках, которые не чета были нашим неуклюжим шабурам и длинным неудобным шубам. Кроме того, они носили еще какие-то вязанные из шерсти рубахи. А наши мужики держали в несколько раз больше овец и шерсти с них снимали в десятки раз больше, а таких вязаных теплых рубах не имели.
Итак, витебские были вроде потолковее наших. На тяжелой крестьянской работе им за нашими, конечно, не угнаться. Но они умели как-то вкрадчиво подойти к начальству и добиться от него, чего им требуется.
Хлориан явился с жалобой на проезжекомских мужиков месяца полтора тому назад, когда я только заступил на место судебного писаря. Как и все приходящие с жалобами в волостной суд, он спросил, кто из нас будет судебный писарь, и, узнав, что судебным писарем являюсь я, подошел ко мне и уважительно поздоровался со мною за ручку. Вместо того чтобы сразу, как делают другие, выложить мне свою жалобу, он сначала расспросил меня, на какую сумму имеет право судить наш волостной суд, и только после того предъявил свой иск к проезжекомским мужикам. Еще ни разу мне не приходилось принимать жалоб на такую большую сумму за потраву. В старой судебной книге, которую я изучил от корки до корки, я тоже не встречал таких больших исков за потраву. И вообще, такая большая потрава выглядела неправдоподобной. Особенно для витебских.
За время своего пребывания в волости я тысячу раз слышал, что место в Витебке таежное, что хлеб там родится плохо, что сеют там понемногу и только озимую рожь, которая часто у них вымерзает, что хлеба своего им всегда не хватает и живут они главным образом на картошке. Откуда у Крумпова могла произойти такая большая потрава?
А примерно через неделю к нам приехал из Проезжей Комы Иван Толоконников узнать о жалобе Хлориана Крумпова. Он прямо ахнул, когда услышал, что тот думает высудить с него, с Непомнящего, Сычева и Сизых почти тридцать рублей. А потом попросил записать свидетелями с их стороны пятерых проезжекомских домохозяев и ихнего старосту и непременно вызвать всех их в суд. И вот теперь мне казалось, что неспроста этот Хлориан Крумпов увивается около нас, поддакивает нам во всем, величает нас всех господами и все время умильно смотрит на меня, как будто я прихожусь ему родным племянником.
Я понимал, что нам не следует его особенно привечать, принимать его услуги, вступать с ним в близкое знакомство. Но Иван Фомич советовал выгонять из судейской только тех, кто будет мешать суду работать, и ничего не сказывал о таких, как Крумпов, который не мешает, а, наоборот, всячески помогает нам. А потом, я просто не знал, как отшить его, сделать так, чтобы он не совался в нашу работу. Поэтому я старался по мере возможности не смотреть на него, не слушать, что он говорит, и все делать так, как будто его совсем нет в нашей судейской.
А он как ни в чем не бывало неизменно присутствовал при рассмотрении всех наших дел, внимательно выслушивал наши решения и громогласно всем заявлял, что наш суд самый правильный, что наш суд ни на какой кривой не объедешь, что это такой суд, который все видит, во всем разбирается, и что надо благодарить матерь божию, что мы имеем в волости таких честных, таких хороших, таких правильных судей.
