– Не надо, – сказала я, это вышло похоже на всхлип.

– Верь мне, – нежно сказал он. Его пальцы потянулись за моей голой рукой, потом изогнулись под ней, подталкивая руку вверх, так чтобы наши ладони легли вместе. Я ахнула и задержала дыхание, ожидая натиска образов, ожидая всехвещей, которые потекут из его разума в мой.

Там ничего не было. Я касалась его, рука к руке, и я ничего не чувствовала, ничего не видела.

Я перевела взгляд с рук на его лицо.

– Как ты это сделал? Как ты отключил себя или вроде того?

Его пальцы сплелись с моими, и вдруг я осознала, что он был парнем, а я девушкой, и мы стояли вместе, держась за руки.

– Ты знаешь кто я.

– Я знаю что ты, если это то, что ты имеешь в виду.

Он кивнул.

– Что ты знаешь о нас?

– Я знаю, что ты вампир… – Его пальцы сжались на моих. Дурища. Использовала слово на В. – … но что вы предпочитаете называться Темными. Я знаю, что вы пьете человеческую кровь, чтобы выжить, и что тебе вероятно пара сотен лет – Имоджен твоя старшая сестра, или младшая?

– Старшая.

Не знаю, почему это заставляло меня почувствовать себя лучше, учитывая, что ему, вероятно, по меньшей мере, три сотни лет, но это было так.

– И я знаю, что ты на самом деле большую часть времени грустный, но почему-то можешь блокировать образы из своего мозга, но в тоже время можешь разговаривать в моей голове.

– Ты знаешь что-нибудь о том, как становятся Темными? Как получить искупление?

– Гм… ты стал… что-то на счет Лорда демонов, проклявшего тебя?

Я подумала, что его глаза были темными раньше, теперь они превратились в абсолютный обсидиан.

– Мой отец был проклят Лордом демонов.

– Ох, верно, Имоджен что-то говорила о грехах отцов, перекладываемых на сыновей, но не на дочерей. Я не знаю ничего об искуплении.

Я взглянула на наши руки все еще сомкнутые вместе. Было странно касаться его, чувствовать его теплые пальцы, переплетенные с моими, и не видеть в голове его мысли, воспоминания и все остальное, что я ощущала, касаясь людей.

– Для каждого Темного существует женщина, называемая Возлюбленной, которая может искупить его душу, женщина, которая может уравновесить его тьму своим светом, и сделать его снова целым.

– Ох, – сказала я. Это было не самой умной вещью, что я могла сказать. Парень держал меня за руку – было сложно думать о чем-то, кроме как о том, какой теплой была его рука.

– Ты – моя Возлюбленная.

Я выхватила свою руку из его, отпрыгивая назад прямо на металлические шесты, удерживающие палатку. Я ударилась об них выступающей костью на запястье и взвизгнула  от боли.

– Ты ненормальный! – сказала я, потирая свое пораненное запястье. – Ты псих! Ты совсем свихнулся! Ты что-то вроде озабоченного маньяка!

Он сделал шаг вперед.

– В этом вопросе у меня нет выбора. Темные имеют только одну Возлюбленную – многие никогда не находят их. Я почти оставил надежду, что когда-либо найду свою. Позволь мне взглянуть на твое запястье.

– Зачем, чтобы ты мог укусить его? Нет! Я не хочу, чтобы ты касался меня. Ты один из тех странных вампиров-извращенцев. Оставь меня в покое.

— Клянусь, я не причиню тебе боли, и я не вампир-извращенец. Позволь мне взглянуть на твое запястье.

Он стоял передо мной, достаточно близко, чтобы схватить руку, но не касался меня, просто ждал, когда я предложу запястье как послушная маленькая овечка.

Так вот я не овечка.

Я сжала правую руку в кулак, одновременно изо всех сил наступая ему на ногу, и заехала коленом по «веселым мешочкам», а когда он сложился, хватаясь за свой пах, врезала ему в кадык, как показывала мне мама на случай мерзкого поведения парней. Вот только не думаю, что она ожидала, что парень окажется вампиром.

Глава 3

Я знаю, что вы подумали. Вы подумали: Эй, я и не знала, что можно поставить вампира на колени, пнув его в причиндалы.

Ладно, можно. Я имею в виду, они, может быть, и ходячая нежить и все такое, но всего лишь парни, верно?

У них то же самое наружное оснащение, как у парней не вампов, и я выбрала способ, от которого Бенедикт корчился передо мной на земле, получив удар,  причинивший ему такую же боль, как и  обычному парню.

В чем скорее всего причина, почему я колебалась несколько секунд вместо того чтобы сбежать, наблюдая, как он катается по земле явно от боли сжимая свой пах, но не издавая ни одного единого слова. Он был совершенно безмолвен.

Еще один парень, не Бенедикт, которого я однажды ударила коленом (это было мое первое и единственное свидание) орал благим матом, когда я его пнула. Вина нахлынула на меня, пока я наблюдала за ним, вина и ужасное желание расхохотаться.

Не над Бенедиктом, над собой, над своей жизнью. Все, что я когда-либо хотела – приспособиться, быть как все остальные, не быть странной, той, кто отличается от всех прочих детей, и что произошло? Я встретила вампа, сказавшего мне, что я единственная, кто сможет искупить его душу. О да, готова держать пари, этослучается с каждой девчонкой, которая едет в Европу.

– Я просто хочу нормальную жизнь, – заорала я на Бенедикта. – Это что, так плохо? Я неБаффи Истребительница Вампиров!

От него прозвучало легкое ворчание, когда он встал на колени.

– Здорово. А я не стану играть роль Энджела, если ты собираешься слишком часто нападать на меня.

Я стояла перед палаткой, часть меня рвалась сбежать от него, другая часть хотела извиниться. Все что он делал, был добрым со мной, а я отплатила на эту доброту, пнув его туда, куда полагается.

О, молодец, Фран.

– Ты смотрел Баффи! – сказал мой бестолковый рот. Было похоже, словно я рехнулась или что-то вроде того. Я должна была либо сбежать, либо извиниться, а не стоять тут, разговаривая о кино с, истинная Богиня, Моравским Темным. – Какой сезон твой любимый?

– Третий. –  Он поднялся на ноги, тяжело дыша, и стоял, скрючившись, упершись руками в колени.

– О. А мне нравится четвертый. Спайк обалденный. – Он ничего не сказал, только медленно выпрямлялся пока не встал более или менее нормально. – Гм. Ты в порядке?

Он кивнул, его рука дернулась так, словно он хотел потереть себе пах, но не стал этого делать у меня на глазах. Я ощутила себя еще более виноватой.

– Извини.

Я уставилась на него, моргая как идиотка.

– Что?

– Я сказал,  «извини».

Я заморгала еще сильнее, пока не поняла что делаю.

– Ты извиняешься передо мной? За что?

– Что пугаю тебя. Я не должен был вываливать на тебя все так быстро.

– Ох. – Моя внутренняя Фран-доставала, которая всегда пытается заставить меня поступать правильно, сильно пнула меня.

– Гм. Мне тоже жаль. Я не должна была ранить тебя. Ладно, я сделала это, потому что ты повел себя слишком властно, но сейчас я сожалею, что ты это сделал. Я имею в виду, сожалею, что я сделала. Мы оба сделали. – Великолепно, теперь я похожа на умалишенную. Если у него раньше были какие-то сомнения, что я была королевой среди всех фриков, теперь их не стало. Я – умалишенный фрик.

– Ты не фрик, – устало сказал он, словно говорил это уже не раз.

– Прекрати это! Никто не смеет лезть в мой мозг без приглашения.

– Извини, – снова сказал он, и потер шею.

Прежде чем я поняла, что делаю, я вышла вперед и коснулась красного следа на его шее, там, где я ударила его. Он все так же стоял, с руками по швам, когда я осторожно обводила его кадык, его кожа была теплой.

– Я считала, что вампы вроде как мертвы. Как ты можешь быть теплым?

Он положил мою руку на свою грудь, на свое сердце. Я смогла ощутить, как оно билось там, точно так же как сердце любого другого.

– Я похож на мертвого?

– Нет. – Я позволила пальцам блуждать по серебряному кельтскому кресту, висевшему на его шее. – Ты можешь носить крест?

– Могу.