Вступив в должность начальника Генерального штаба в январе 1977 года, Николай Васильевич Огарков уже к лету этого года разработал целую серию существенных преобразований. Министр обороны души не чаял в начальнике Генерального штаба. И полностью на него опирался, везде и всячески поддерживал.

Пришло время проводить эти идеи в войска. Перебравшийся к этому времени в Генеральный штаб генерал В.Я.Аболинс, назначенный на должность начальника Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба, ориентировал нас по закрытым каналам связи о всех предстоящих изменениях.

Многое из новых веяний в основном совпадало с нашими взглядами. Но не все. Например, мы не приветствовали, чтобы войсковые средства ПВО централизованно замыкались на Главкоме войск ПВО страны. Также считали нецелесообразным объединять военкоматы с органами гражданской обороны, так как у них совершенно разные функции.

Находясь во Львове, мы чувствовали, что руководство Министерства обороны по вопросам реформирования раскололось на несколько группировок: Генштаб — за решительные и кардинальные изменения; первый заместитель министра обороны — против всех изменений; главкомы видов ВС — за изменения, но чтобы из их подчинения силы не выводились (особенно ПВО, ВВС и ВМФ). В этих условиях министр обороны не мог даже в общих чертах высказать своей позиции, потому что его помощники генерал-майор И. В. Илларионов и контр-адмирал С. С. Турунов ориентировались в то время приблизительно, как и министр. А принять чью-то сторону он, естественно, не мог. Нужен был выход.

Н. В. Огарков предлагает провести на двух военных округах (Прибалтийском и Прикарпатском) исследовательские фронтовые командно-штабные учения, на которых опробовать все эти нововведения. Министр соглашается, и Огарков едет в Прибалтийский округ, а Соколов — в Прикарпатский. Вместе с Соколовым к нам приезжает бывший начальник штаба нашего округа генерал Аболинс.

В течение недели проводятся фронтовые учения. Я выступал в роли командующего войсками фронта, все остальные начальники — тоже в соответствующих ролях. Но странный, на мой взгляд, метод был избран руководителем учения — мы все, как подопытные, совершенно не имели возможности высказать свое мнение. Даже по окончании учений, когда подводились итоги и делались принципиальные выводы, генерал армии С. Л. Соколов не пригласил ни командующего войсками округа, ни начальника штаба, ни других знающих дело и заинтересованных в определенных выводах. Я передал через Аболинса руководителю учения, что мы считаем это ненормальным явлением. Однако никакой реакции не последовало.

Итак, исследовательская группа, сделав втихую от нас свои выводы, уехала в Москву. А что же мы? Безгласные нули? Нет, мы обязаны высказать свое мнение. Я пригласил начальника штаба округа М. А. Тягунова, первого заместителя командующего войсками округа Н. Б. Абашина и члена Военного совета — начальника политуправления округа Фомичева. Поставил вопрос — как быть: докладывать свое мнение или воздержаться? Позиции разделились: Тягунов и Фомичев предлагали не втягиваться в «борьбу верхов», но Абашин поддержал меня, сказав, что для нас это не борьба, а мысли тех, кто на своих плечах испытал и продолжает испытывать реальности жизни. Учитывая, что наши выводы по всем принципиальным вопросам были едины, я и послал соответствующую шифротелеграмму в Генеральный штаб, полагая, что она будет докладываться министру обороны и заместителям министра. В частности, было сказано, что Воздушная армия должна входить в состав округа, а командующий армией должен быть одновременно заместителем командующего войсками округа — командующим ВВС округа (имея в виду, что в округе еще должна быть армейская авиация — вертолеты и самолеты-штурмовики). Все средства ПВО страны на территории округа (у нас это был корпус ПВО) также должны оперативно подчиняться командующему войсками округа и управляться с объединенного командного пункта. (Против двух этих положений возражал генерал армии Соколов.) В то же время мы считаем нецелесообразным войсковые (флотские) средства ПВО подчинять главкому ПВО, а также объединять военкоматы с органами гражданской обороны (это уже предлагалось маршалом Огарковым).

Реакцию Москвы долго ждать не пришлось. Буквально на второй день позвонил С. Л. Соколов и с возмущением высказал свое негативное отношение к моей телеграмме. «Это совершенно не ваше дело, — поучал меня Сергей Леонидович, — это мы, а не вы проводили исследования». Я не стал с ним пререкаться, но сказал, что мы тоже имеем свое мнение и не намерены его утаивать или изменять.

Учитывая важность проведенного учения и накал ситуации, я для ясности сориентировал в обстановке В.Ф.Добрика, а потом позвонил В. В. Щербицкому. Последний мне ответил:

— Спасибо за информацию. Конечно, военная наука, как и военное дело в целом, на месте стоять не должна, так же как и экономика. Все находится в постоянном движении, и наша задача состоит в том, чтобы в интересах развития и обеспечения поступательного движения максимально использовать все достижения. И тот, кто консервативно встречает эти идеи, он или не понимает значения всего этого, или умышленно хочет, чтобы мы приотстали. То, что вы высказали свое мнение, — это очень правильно. Военный совет округа — это же не пешки. Тем более это мнение всего вашего коллектива управления округа.

А потом Владимир Васильевич вдруг перешел на другую тему:

— Валентин Иванович, у меня на днях состоялся в Москве личный разговор с Леонидом Ильичом. Я его просил, чтобы командующему Киевского и командующему Прикарпатского военного округа присвоили воинское звание генерала армии. Он пообещал. Но сказал, что одновременно двум командующим на Украине делать это неудобно. Мы в этом году присвоим командующему войсками Киевского военного округа, а к 23 февраля следующего года — командующему войсками Прикарпатского. Так что имейте в виду.

Я поблагодарил Владимира Васильевича за заботу и внимание, но в душе не верил, что это сбудется в отношении меня. Дмитрий Федорович Устинов проводил очень жесткую линию практически ко всем тем, кто Андреем Антоновичем Гречко отмечался положительно. Странно это все — ведь служили не Гречко, а Отечеству, но было такое кривое необъективное отношение. Приведу один пример.

В 1975 году после гибели в авиационной катастрофе маршала инженерных войск Виктора Кондратьевича Харченко на должность начальника инженерных войск Министерства обороны был назначен такой же блистательный офицер Сергей Христофорович Аганов. Он так же, как и его предшественник, пользовался всеобщим уважением за высокий профессионализм, мощные организаторские способности и исключительную активность. У Гречко он пользовался особым уважением, и это было заслуженно. Естественно, после смерти Гречко он попал в сферу «особого внимания» нового министра. Когда наши войска были введены на территорию Афганистана и оперативная группа Минобороны под руководством С. Л. Соколова и С. Ф. Ахромеева периодически выезжала в эту страну, то вместе с ней выезжал и вместе с ней возвращался в Москву С. Х. Аганов. Министр обороны Устинов возмущался — почему он возвращается? Однажды проводилось заседание коллегии Министерства обороны. На эти заседания, как правило, кроме членов коллегии приглашаются и все начальники родов войск и служб, начальники главных и центральных управлений. Был на заседаниях и Сергей Христофорович. Заметив его, министр спрашивает:

— Аганов, а вы что здесь делаете?

Мы все вначале подумали, что Дмитрий Тимофеевич шутит. Ведь из Афганистана вернулась вся оперативная группа МО во главе с С. Л. Соколовым.

— Я приглашен, как и все, — ответил Аганов.

— Вы же должны быть в Афганистане!

— Я приехал оттуда вместе со всеми позавчера.

— Зачем вы приехали? Ваше место там. Надо обучать войска, как минировать и разминировать, а вы здесь будете по заседаниям шастать, — отчитывал его Устинов.

— Товарищ министр обороны, но у меня и здесь очень много дел. А там есть начальник инженерных войск 40-й армии с аппаратом, в округе такой же начальник, в каждой дивизии, бригаде и полку тоже есть такая служба, которая и призвана этим заниматься.