– Я оставлю тебе, – Лодия встала, поставила на стол уже полупустую флягу.

Она догадалась, что чужака по воле Князя подвергают тем испытаниям, которых добровольно ищут служители на высоких ступенях посвящения. Поэтому и ее поручение назвали «особым» – у Князя есть свои намерения насчёт этого юношииз падшего мира.

– По воле нашего Князя страдания оказываются благом, – сказала Лодия, укладывая в сумку трубку, которой слушала сердце. – Испытания сокрушают душу, и через это приходит познание истины. Ты поймешь, что в трудную минуту жизни, когда ты окажешься наедине с собой и ничем не сможешь себе помочь, причастность к Князю спасет тебя. Ты будешь потом благодарен ему за это.

Энкино, книжник, с удивлением посмотрел на нее. Он слышал уже точно такие же проповеди. Только не здесь, а от священников Вседержителя.

– Расскажи о своих видениях, – попросила Лодия. – Он сам уже являлся тебе? – добавила она с невольным почтением.

– Ты думаешь, сам ваш правитель говорил со мной в видениях? – переспросил Энкино.

Ужаснувшись мысли, которая пришла ему в голову, он прошептал:

– Кто же он?!..

Лодия распорядилась, чтобы Энкино принесли поесть и поставили на стол кувшин с водой. Она велела рабу убрать в комнате.

– Я изготовлю пилюли, укрепляющие сердце, и притирания от головной боли. Сегодня вечером я все это принесу, – сказала она, уходя.

– А сейчас что? Разве не ночь? – тоскливо спросил Энкино.

– Сейчас утро. Постарайся встретить новые испытания мужественно, – пожелала служительница на прощание.

– Не хочу. Это глупо – и пусть будет глупо, – сказал Энкино.

Наконец он снова остался один.

Энкино лег на циновку. Он глубоко усомнился в том, что страдания на самом деле ведут к прозрению. Наоборот, от них рассудок перестает быть ясным. Зоран когда-то был ранен в колено и остался хромым, потому что у него неправильно срослись связки. Беды калечат точно так же. В отчаянии, под пыткой, когда даже мир в твоих глазах меняет очертания и цвет, легко всем сердцем принять такое, от чего здоровый человек отвернулся бы с ужасом. Как сохранить ясность рассудка, не посчитать за истину наваждение? «Нельзя верить самому себе, – думал Энкино. – Все, что я думаю сейчас, может быть просто бредом. Но что у меня есть, кроме самого себя?..» Он глубоко вздохнул.

Энкино только теперь заметил, что обрывки видений, которые ему удалось запомнить, имеют смысл и связь. До сих пор он не вдумывался в сны, которые вызывал дурманящий дым. Целительница сказала: «Может быть, Он сам уже являлся тебе?». Энкино вспомнил, что, как бы ни было странно или страшно, он всегда и вправду видел перед собой еще кого-то. Князя? Значит, и видениями кто-то управлял?

Видение. Ни земли под ногами, ни неба. Ни луны, ни звезды. Тьма такая, что ее даже страшно вдохнуть. Ничто не движется, ничто не меняется. В темноте, как свеча, фигура небожителя. Вечность, власть, превосходство, могущество – вот что сияет в нем. В его глазах – сила уничижения: когда он останавливает на тебе взгляд, ты ничто… И новые видения. Вечность, власть, превосходство, могущество… Если он и зло, не тебе его судить: ты слишком ничтожен, перед тобой – высшая сила. Тебе не понять, просто преклонись.

Просыпаясь, Энкино всегда чувствовал, что ему не хватает воздуха, точно какая-то тяжесть давила на грудь. «Вот так жук себя чувствует, когда на него наступают ногой», – думалось ему. Энкино догадывался, что задыхается он от того, что белый душистый дым проникает в комнату через воздуховод.

Шли осенние дожди. В замке – который Энкино назвал «каменным сараем» – было холодно. Лодия, встав с рассветом, пила травник, чтобы согреться. Ей предстоял длинный день, полный дел.

Ее опять вернули к ее обычным занятиям. Лечить рабов, даже не понимающих, что с ними делают… Лодия чувствовала, как пусто становится на душе. Ей казалось, что жизнь никуда не движется, просто идет по кругу, каждый день бесконечно повторяются одни и те же события. Смысл ускользал от Лодии, как вода уходит сквозь пальцы. Что это с ней? Лодия трясла головой, отгоняя сомнения. Все, что делается, нужно Князю для его целей. Рабы необходимы, чтобы работать на высших, а смысл жизни высших – в совершенствовании, говорила она себе. Переходя со ступени на ступень, они приближаются к познанию божественной сущности своего Князя. Но почему-то при мысли об этом ее сердце не билось от радости…

Вот и Энкино… тот юноша. Она лечила его, говорила о высшем призвании. Но он сомневается. Он говорит: «Я хочу сомневаться. Если я перестану сомневаться, значит, всё… – и с печальной усмешкой касается лба. – Попробуй и ты хоть раз усомниться. Просто попробуй, что получится».

Лодия попробовала, просто попробовала… И вот чем это обернулось! Сомнение привилось, словно ветка на дичок, и как от него теперь избавиться?

Наконец ее вызвал наставник Мирт. Она поспешила к нему, в надежде, что он опять пошлет ее осмотреть чужака из падшего мира.

Лодия отперла дверь в комнату Энкино… Значит, видения пока еще не достигли какой-то неведомой цели, ради которой их посылали – а пленник, догадывалась она, близок к безумию или смерти. Ей и впрямь показалось, что она видит мертвого. Юноша неподвижно лежал на циновке с открытыми глазами. Бледность его была просто восковой, черты лица заострились. Лодия чуть не выронила сумку. Бросилась к Энкино, быстро села рядом, положила руки ему на плечи, наклонилась к его лицу.

– Жив!

Девушка приподняла его голову, сунув под нос флакон с солями. Резкий запах привел его в чувство. Через некоторое время взгляд Энкино стал более осмысленным.

– Это ты? Ты вчера была…

Лодия знала, что она была не вчера: юноша путал дни. Или он видел ее в бреду недавно? Энкино попытался взять ее за руку, но был так слаб, что рука его соскользнула.

Лодия прижала пальцы к его запястью. Сердце у него опять сильно сдавало.

– Ты должен терпеть. Они знают, что делают.

– Они делают какую-то подлость, – пробормотал Энкино. – Ты скоро уйдешь?

– Нет, наставник разрешил мне сегодня не ходить к другим больным. Я посижу… – быстро сказала Лодия.

Тоска в голосе Энкино была такой, что ей стало не по себе.

– Ты боишься, что если останешься один, то снова начнутся видения? – спросила Лодия.

– И это тоже. И… – Энкино говорил еще с трудом, силы возвращались к нему медленно. – Ты одна тут похожа на человека.

– Я не человек, – возразила Лодия.

– Ну да, да, высшая, – пренебрежительно произнес это слово Энкино.

Лодия опустила глаза.

Прошел час. Лодия все так же сидела на полу возле своего больного.

– Я все жду, когда же я привыкну к этим видениям. Ведь ко всему можно привыкнуть, – говорил Энкино. – Но каждый раз все так же страшно.

– Когда твой дух будет готов, ты достигнешь нужной ступени, и ты сможешь идти дальше к познанию и обретению божественной сущности… – отозвалась Лодия. – Возможно, ты сам сопротивляешься этому.

– Это… Отнять сердце и вложить другое? – Энкино болезненно поморщился. – Ты сама бы согласилась? Или ты уже такая, без сердца? – на стене плясали тени от свечи, Энкино приподнялся на локте и посмотрел в глаза Лодии.

Он не хотел, чтобы Лодия уходила: одиночество убивало его, а с ней было проще говорить, чем с призраками в видениях и снах. Ее ответы не отличались от суждений наставника Мирта, но в голосе слышалось тепло и участие – может быть, помимо ее воли. «Нет, у нее еще есть сердце», – мелькала мысль у Энкино. А Лодия тем временем отвечала:

– Я же тебе говорила, что пути и мысли Князя непонятны нам, и с каждым он поступает по-разному. Кто-то, как наставник Мирт, удостаивается озарения, преображения в иную сущность, совсем рано. Но и он должен был неоднократно преодолеть себя, быть много раз сокрушен и сломлен прежде, чем познать высшую истину. Многие ищут и стремятся к этому сами. А другие, как я, должны проходить путем труда и служения, от ступени к ступени, может быть, всю жизнь – и так и не удостоиться…