– Жёлудь проявляется из ничего. Высоко подвешенный‚ от рождения готовый к полету. Жёлудь растет и сила растет‚ утягивая его к земле; вот уж ему невмоготу‚ он отрывается и летит вниз. И, упав‚ умирает. А в смерти прорастает... Отпускайте руки‚ Нюма.

Отпустили – и полетели...

– Это мне снится? – спрашивает Нюма.

– Это никому не снится‚ – отвечает Боря Кугель.

Ему ли не знать?

3

Приземление проходит успешно. Мягкая посадка нужным местом‚ на две точки. Нюма опускается на нечто крутобокое‚ подрагивающее‚ несомненно живое‚ и оно – словно дожидалось – без промедления трогается в путь. Нюму покачивает как на размашистых качелях; ощупав то‚ на чем он сидит‚ Нюма ощущает грубошерстное‚ покалывающее пальцы‚ словно одеяло бабушки Муси.

– Боря‚ вы где?

– Я тут. На соседнем верблюде.

Нюма открывает глаза. Вместо домов – пустошь вокруг‚ порожняя каменистая пустыня‚ пепельные валуны под ногой‚ пустоты незаполненных пустот. Вместо ночи – закат‚ долгие тени к дальней гряде‚ будто выход из окна подменил для них пространство со временем. Громада желтка обвисает над барханами‚ облекаемая пеленой‚ исчезая неумолимо до малой горбушечки; где-то там‚ за буграми‚ словно проткнутый острием‚ желток нехотя растекается по сторонам‚ окрашивая багровым кромку небес‚ перетекая в оранжевое‚ осветлённо розовое. Ветер поддувает на закате – весомый‚ упругий‚ напоённый гулом запредельных земель. С высоты положения Нюма замечает: сбоку шагает погонщик. Он хром. Горбат. Сухорук. Крив на один глаз. Плешив и невзрачен. На нем балахон до земли‚ вытертый от ночевок на песке. Он говорит:

– За нами идет верблюдица‚ слепая на правый глаз. В утробе у нее близнецы; она несет два бурдюка: один заполнен вином‚ другой уксусом; на спине у нее тяжелый груз. Верблюдица в часе перехода от нас‚ а к ней вскоре присоединится попутчик‚ преданный нечистоте‚ чванлив и высокомерен.

Боря спрашивает:

– Откуда тебе‚ кривому‚ известно‚ что верблюдица слепа на правый глаз?

Горбун отвечает:

– Она ощипала траву с левой стороны дороги.

Нюма спрашивает:

– Откуда ты взял‚ что у нее в утробе близнецы?

– Она прилегла‚ и я увидел отпечаток двоих.

Нюма с Борей наперебой:

– Откуда ты знаешь‚ что она несет два бурдюка: один с вином‚ другой с уксусом?

– По каплям. Капли вина впитались в землю‚ капли уксуса свернулись.

– Как ты вычислил‚ что на спине у нее тяжелый груз?

– След ее глубок.

– Почему ты решил‚ что к ней вскоре присоединится попутчик?

На простой вопрос горбун не отвечает.

– Как ты догадался‚ что он чванлив и высокомерен?

Говорит:

– Он справит нужду посреди дороги. Уподобившись скотам неразумным. Богопослушный отошел бы в сторону и прикрыл испражнения.

– Как можно‚ наконец‚ разгадать следы‚ которые позади тебя?

– По отпечаткам прошлого всякий угадает. Единицы – по отпечаткам будущего.

– Они нас догонят? – спрашивает Нюма.

– Мы их подождем.

И пошагали дальше по отсутствующим следам беременной верблюдицы‚ слепой на один глаз‚ в утробе у которой два близнеца‚ на спине у которой бурдюки и неопознанный тяжелый груз‚ попутчик у которой чванлив и высокомерен.

4

Пустыня молчалива. Блуждающие по ней молчаливы тоже. Мысли не высказаны. Чувства не проявлены. Лишь похрупывает песок под копытами верблюдов да похрустывают их разношенные суставы. Пора потемнеть к ночи‚ чтобы объявились на небесных позициях Кесиль‚ Кима‚ Айиш и Мазорот к утехе пастухов и мореплавателей‚ но закат задерживается по неразъясненной причине; малое облачко‚ порозовев краями и безвольно обвиснув вдалеке‚ не собирается менять цвет и очертание. Спросить бы прозорливого Нисана‚ но где теперь он? Вернее‚ где они?

Горбун говорит между прочим:

– И тогда он возгласил: "Солнце‚ остановись над Гивоном!" Сказало солнце: "Ты кому это говоришь – остановись? Ты‚ пигмей! Ничтожество открывает рот и говорит великому – остановись? Я‚ солнце‚ создано на четвертый день творения‚ ты на шестой‚ и ты командуешь мною?" Сказал он: "У свободного человека есть старый раб‚ и он не может ему приказать – остановись?" Повиновалось солнце и встало над Гивоном‚ не поспешая к закату в тот день.

– Боря‚ – удивляется Нюма‚ – что происходит?

Шагают верблюды след в след. Нюма на первом. За ним Боря. За Борей некто в глубинах паланкина‚ скрывающий лицо свое. Последующие – неисчислимой вереницей: конца не углядеть. Десять тысяч утомленных пустыней в опустошенности и замешательстве. Десять тысяч ропщущих‚ пребывающих в недовольстве. Десять тысяч мятежных в неистовом прекословии. Десять тысяч стенающих без причины‚ которые задерживают радость поколений. Десять тысяч из примеси иноплеменной: благословение нечестивца хуже проклятия. Один-два огорченных душой‚ что поднимаются по ступеням совершенства‚ черпая воду из источников спасения. "Я еду‚ – уговаривает себя Нюма Трахтенберг. – Я приближаюсь. И будь что будет!"

Боря откликается с соседнего верблюда:

– Известно ли вам‚ Нюма‚ что я собираю закаты? Описываю и складываю в папку.

– Закаты! – ахает Нюма. – В папку? Боря‚ побойтесь Бога.

– Папка – это не тюрьма‚ Нюма‚ а спасение от неминуемого забвения.

– Переведите‚ – просит горбун.

Ему переводят. Он говорит задумчиво:

– Лучше описывать рассветы.

– Но не в моем возрасте. Такого затяжного заката я никогда не видел‚ и он займет подобающее место в папке с тесемочками.

Через минуту Боря интересуется‚ приглядываясь:

– Вы кто? Уж не волшебник ли‚ который худеет?

– В данный момент‚ – отвечает горбун‚ – я путешественник. Получил повеление расхаживать по земле. Вразумлять‚ разъяснять и увещевать.

– Есть ли способные увещевать? – спрашивает некто из паланкина.

– Есть ли – воспринимающие увещевания?

Посреди необжитого пространства стоит неуемный активист‚ "гройсе гурништ" в форменной тужурке‚ вкапывает в песок столб с указателем "Площадь Согласия".

– Это зачем?

Отвечает солидно:

– Размечаю пустыню. Делаю обжитой. Вношу ясность в пугающую ее безбрежность‚ чтоб не пропасть поодиночке. Здесь будет площадь. От нее разойдутся радиальные проспекты – Примирения‚ Увещевания и Произрастания. Проспекты соединятся улицами. Улицы – переулками и бульварами. Пора уж. Вышли все сроки.

– Названия окончательные? – интересуется Боря.

– Названия предварительные. Согласие можно переименовать в Возмездие. Примирение – в Непоколебимость. Увещевание – в Триумф победы.

– Предлагаю‚ – просит Кугель‚ заметно смущаясь. – Площадь Неутоленной нежности. Улицу Нечаянных встреч. Переулок Неизбывной ласки. Я романтик. К семидесяти годам это нечто.

Нюма добавляет:

– Злоба тупа – ей тупик Ненависти. Проспект широк – проспект Неограниченных наслаждений. Аллея тениста – бульвар Сумеречных бесед и Доверительных отношений. Следует только назвать‚ и названное проявит подобающие свойства.

– Напрасно стараетесь‚ – говорит горбун. – Ваши указатели завалит ветром. Смоет потоками в сезон дождей. Занесет песком без жалости. Скорее море Сдомское наполнится рыбой‚ чем обустроите пустыню. Пустыня ничья. Ничьей ей и оставаться.

– Это мы еще посмотрим‚ – грозит активист и шагает дальше со шнуром измерения. – Скоро‚ совсем скоро‚ в наши дни пустыня получит образ благоустройства‚ соответствующий времени и запросам. Что обязательно.

5

После долгого молчаливого покачивания‚ когда нечего рассчитывать на откровения‚ горбун говорит:

– Пустыня – это не пространственное понятие‚ но состояние души‚ которая в заточении пожелала стать обретенной. Пустыня – это география воображения для возвращения туда‚ откуда изгнаны. Где прежде был Эден‚ там ныне Сдом‚ соль и сера; откуда вытекали Прат и Гихон‚ Пишон и Хидекель‚ там ныне пески проклятия‚ прибежища хищников с беглецами.