3
В бесконечных больничных коридорах Нюма встречает Ицика с Ципорой. Он узнаёт их‚ они узнают его. Удивляются‚ углядев на Нюме белый халат. Хотят что-то сказать. Попросить помощи или совета. Идут дальше‚ растерянные‚ поникшие‚ и вид у Ицика таков‚ будто с натугой поднимается в гору‚ постукивая натруженными клапанами‚ погромыхивая прогоревшим выхлопом‚ всласть обдымливая окрестности‚ а кто-то сзади‚ блистательный‚ многоцилиндровый‚ лошадиносилый‚ гудит в мощной ярости на замешкавшегося водителя. Нервный Ицик не появляется на балконе по вечерам‚ не жарит мясо в мангале‚ вывалив живот поверх полосатых трусов‚ не обволакивает соседей густыми жирными запахами. В семье у Ицика разлад. В делах застой. В мангале холодные угли. Нервы разгулялись – не утишить: прежде они шалили‚ теперь начали безобразничать. Ицик кричит на Ципору‚ Ципора кричит на детей‚ дети кричат друг на друга‚ не поделив мамину сисю. Ицика водили по знатокам-чудодеям‚ которых не перечесть‚ и каждый ему говорил: "Вас неверно лечили"‚ обещая скорое улучшение. Накладывали на Ицика руки. Обкуривали ароматическими дымами. Обмазывали грязью‚ привезенной издалека. Вливали космическую энергию‚ делали китайский массаж‚ укладывали на диван‚ лицом к потолку‚ выпытывая подробности младенческой жизни‚ и Ицик со стеснением раскрывал пугливые подростковые шалости под одеялом. Специалист по гипнозу навел сон на него‚ отчего Ицик проспал без перерыва четверо суток. Тихая музыка в зашторенной комнате. Слабый свет ночника. Цветущие апельсиновые сады в сновидениях с ароматами бодрости и покоя. Ицика будили на мгновение‚ подкармливали невесомой пищей‚ неприметно перестилали постель‚ заново погружали в несмятые‚ прохладные‚ чистотой пахнущие простыни‚ чтобы остудить разгорячённые нервы. Проснулся‚ схватился за телефон: что-то случилось за эти дни‚ а что – Ицику не говорят; конкуренты облизываются от удовольствия‚ тайны не раскрывая‚ бегают‚ ухмыляясь‚ из банка в банк для выгодного размещения нежданных капиталов. Ицик разнервничался еще пуще. Засуматошился и впал в панику. Ицику почудилось: всё продано и всё уже куплено‚ пока нежился в белизне простыней. Что сказал бы на это праведный Менаше? Праведный Менаше сказал бы внуку слова увещевания: "Утихни‚ Ицик: излишнее не имеет предела"‚ – хорошо слово‚ да не ко времени. Жена Ципора‚ верная в испытаниях‚ берет Ицика за руку‚ приводит в больницу‚ а там – в очереди к врачу – безумный Шмулик‚ притихший и опавший. "Я вам не снился?" – спрашивает он‚ а в голосе его безнадежность‚ в глазах покорная обреченность. "Что с тобой‚ Шмулик?" Рассказ его грустен и поучителен. Налицо распространенное явление в мире капитала – экономический шпионаж. У Шмулика редкая его разновидность. Безумный Шмулик – "Куплю всех и продам всех" – снится главному своему конкуренту‚ имя которому недосягаемый Дуду. Дуду обитает в таких высотах‚ куда Шмулику не запрыгнуть. Дуду живет в машине‚ ест в поезде‚ спит в самолете‚ а потому купил всех и продал уже всех; даже с женой Дуду встречается пролетом‚ в отдаленной стране‚ сговорившись через секретаря о времени и месте свидания‚ узнавая свою половину по брошке с брильянтами‚ которую подарил ей на свадьбу. "Он скоро умрет‚ – говорят про Дуду его завистники. – Такое никому не выдержать". Но Дуду пока что не умирает‚ недосягаемый Дуду‚ которого ничем не проймешь. Лишь только наклевывается прибыльное дело‚ конкуренты появляются во сне у Дуду с адресами и телефонами клиентов‚ Шмулик появляется тоже‚ – и поутру Дуду перехватывает сделку. "Откуда ты знаешь?" – спрашивает Ицик. "Дуду сказал". Безумный Шмулик сидит на стуле‚ свесив руки между колен. Шмулик мучается. Шмулик страдает – остро‚ мучительно‚ с отвратительными гримасами‚ покрываясь чесучей сыпью: вот мужчина‚ состарившийся преждевременно. (Есть такие‚ что уверяют: с приходом избавителя человек обратится в ангела‚ снизойдет на него дар пророчества‚ – касается ли это Шмулика?) Он потерял сон‚ аппетит‚ мужские свои способности‚ которые и до того были торопливы‚ а оттого невелики. Этого достаточно‚ чтобы человеческое естество возмутилось‚ и жена Браха прогнала Шмулика из дома. Из того самого дома с пантерами у входа‚ обложенного мрамором изнутри и снаружи. Браха сказала непреклонно: "Способен – возвращайся. Не способен – не приходи". Шмулика отвести бы к геронтологу Сасону‚ чтобы подкрепил мужскую силу и подтолкнул далее по жизни‚ но Сасону уже не сойти с постели‚ не удержать нить жизни. Шмулика отвести бы к бабушке Мусе‚ чтобы устыдила на идиш: "Ожидали многого‚ и вот – мало"‚ но Муся засыпана снегами в отдаленных краях. Шмулика показать бы прозорливому Нисану: пусть разъяснит популярно‚ что Шмулик создан не как-нибудь – по Образу и Подобию; Образ и Подобие – редкостный дар при сотворении первого человека‚ которому Шмулик приходится родственником; всё прыгающее‚ ползающее‚ лазающее завидует ему‚ безумному Шмулику‚ не обладая такими великолепными свойствами‚ – что же он портит свое Подобие в суете-расточительстве? Дверь открывается. Шмулика вызывают к специалисту‚ равного которому нет на свете; прибор стоит на столе – для измерения содроганий души. Дверь закрывается. Ицик на очереди. Из кабинета доносится привычно обнадеживающее: "Вас неверно лечили". Ицик волнуется‚ Ципора волнуется тоже. Где-то там‚ в доме с пантерами‚ волнуется Браха‚ жена Шмулика. Не волнуется один только Дуду‚ который скоро умрет.
4
В коридоре Нюма наталкивается на Борю Кугеля. Доброволец Кугель катит тележку с грязным бельем‚ промурлыкивая с чувством: "Зачем же ты топчешь ногами невинную душу мою?.." Боря высок ростом‚ а потому обитает там‚ куда другим вход заказан. У Бори взгляд поверху‚ жизнь поверху‚ и незачем опускаться вниз‚ где нет ничего‚ заслуживающего внимания‚ и быть‚ конечно‚ не может. "Боря‚ – уверяют знающие люди. – Ты ошибаешься. Внизу всё и варится". Но Боря в это не верит. Не желает верить.
– Что вы решили‚ Нюма?
– Пригласить вас в кафе. Встречаемся в четыре. Ровно.
Боря заходит в отделение‚ надевает белый халат‚ который превращает его в старого лекаря. Это ему приятно. Ему льстит‚ когда принимают его за доктора: почему бы и нет? Доктор Кугель. Глазник Кугель‚ именно глазник: чтобы глядеть прямо в глаза. Вот он шагает по отделению: все знают его и всем он необходим‚ ибо Кугелю дано ощутить боль страждущего. Такие ценятся‚ особенно в больнице‚ где всё обнажено‚ каждый проглядывает на просвет‚ и Боря – приемный покой для страдальцев‚ наказанных тоской и мучениями. Кугель выслушивает‚ не перебивая‚ со вниманием и интересом‚ словно раскапывают на его глазах культурный слой неведомой доселе цивилизации. Слой велик и слой тонок. Ухоженный от стараний и захламленный за ненадобностью. Издавна позабытый у одного‚ ежечасно разгребаемый у другого. Места‚ где жили. Люди‚ которых любили. Привязанности и отторжения. "Одни слушают и приобретают. Другие слушают и теряют". Кугелю выговариваются до конца‚ а он приобретает знание с печалью.
Стоит на весах горбун в обвисшей больничной пижаме‚ будто сутулится под неснимаемым рюкзаком‚ задумчиво смотрит‚ как колеблется коромысло. Горбуну не положено худеть‚ но он тощает без меры‚ а потому проверяет вес по многу раз на день. На больницу‚ конечно‚ надежды‚ на врачей упования: не всякое гнутое выправляется‚ не всякое смятое разглаживается.
– Ребе‚ – спрашивает Боря в привычке сложившихся отношений. – Вы кто сегодня?
Отвечает:
– Так сразу не скажешь. Возможно‚ волшебник‚ у которого частые головокружения.
– От повышенного давления?
– От возможностей‚ друг мой‚ от невероятных возможностей‚ которыми располагает волшебник.
– Вот бы и мне‚ ребе...
– У вас нет и не может быть головокружений‚ – говорит тот с печалью. – А это – непременное отличие волшебника‚ который почему-то худеет.
Обход врачей заканчивается. Боря начинает свой обход по палатам‚ высматривая изменения с прошлого дня‚ спрашивает с порога: "Что вы решили?" Ему откликаются с удовольствием: "Решил жить... Конечно‚ жить... Дальше и больше..." Один заявляет в ответ: "Решил умирать"‚ и этому есть разъяснение. Геронтолог Сасон заглянул однажды к Нюме Трахтенбергу‚ потешно развел руками: "Пришел клиент. Из ваших‚ должно быть‚ краев. Чего-то просит на незнакомом языке. Он думает – это иврит‚ но это‚ должно быть‚ русский‚ и я не понимаю". В прихожей у Сасона сидел сконфуженный старичок с печальной собачкой на коленях. Кинулся к Нюме‚ распознав своего. Схватил за пуговицу. Проговорил на едином дыхании. "Он думает – это русский‚ – сказал Нюма Сасону. – Я тоже не понимаю". Старичок оказался родом с Балкан‚ собачка по происхождению тибетская: разобрались по жестам-междометиям. Сасон оскорбился. Затем возрадовался. Потер руки – ладонью о ладонь. С восторгом принял вызов: продлить годы четвероногой старушке‚ чтобы хозяин не тосковал в пустоте жилища. Сасона уже не вернуть. Сасон лежит в больничной палате‚ подключенный к машине искусственного дыхания‚ и если жизнь – это сила‚ натиск‚ азарт‚ упоение с дерзновением‚ если сон – временное ослабление возможностей‚ то смерть – запредельная степень хилости и упадка. Геронтолог Сасон сделался вдруг бессильным наподобие мертвеца: не взвалить на себя стариковские опасения‚ не снести чужой немощи‚ – и засутулились осиротевшие клиенты в бытие неумолимого исчезновения. Имеется мнение‚ что Сасон восстанет в конце дней для назначенного ему жребия‚ восстанут и его клиенты – к жизни вечной или к вечному поруганию‚ а профессия геронтолога сгинет за ненадобностью вместе со смертью. (Имеется и иное мнение‚ которое не обнадеживает‚ но не о нем речь.) А что же собачка? Печальная собачка ушла из жизни заполночь‚ не потревожив хозяина визгом или лаем‚ закостенев телом возле его кровати‚ носом в разношенные тапочки‚ а старичок выкопал пещерку посреди валунов‚ застлал травой‚ уложил на подстилку свою подругу‚ ко входу привалил камень‚ чтобы не раскопали бродячие шакалы‚ распознав по запаху лакомую падаль. Старичок с Балкан прямо с похорон попал в больницу и надолго залежался в палате: возвращаться домой не желает‚ жить без подруги не желает. "Что вы решили?" – "Я решил умирать".
