– Дерево нужно. Дерево, – отчаянно повторял Котовский. – Тогда спасусь!»

И конечно же Григорий Иванович дерево нашел и спасся. Как бы иначе он стал героем Гражданской войны?

Несомненно, случай с батраком, которого избил хозяин и за которого заступился Котовский, Ананьев заимствовал у Владимира Шмерлинга. Но у Шмерлинга цель наказания, которому подверг помещик Котовского, заключалась в унижении строптивого управляющего, но не в его убийстве. По версии Шмерлинга, Котовского сбросили с телеги недалеко от железнодорожной станции, и если бы даже он не сумел развязаться сам, его наверняка вскоре нашли бы пассажиры, идущие или едущие на станцию или со станции. Умереть он не мог. По версии же Ананьева, Скоповский рассчитывал, что Котовский умрет мучительной смертью от холода, и только находчивость спасла Григория Ивановича».

Вывод современного российского историка до банальности прост: «История с избиением Котовским помещика, а слугами помещика – самого Котовского понадобилась советским биографам «последнего гайдука» для того, чтобы объяснить его уход в лес и сколачивание разбойничьей шайки классовой ненавистью, а не банальной жаждой приключений и легких денег.

На самом же деле Скоповский, отчаявшись дождаться возвращения беглеца, подал на него в суд, но полиция не смогла найти вора, да и не особенно искала».

И все-таки первая и главная причина конфликта с первым помещиком – «шерше ля фам» (т. е. ищите женщину). Как утверждает двоюродная правнучка Котовского Галина Филатова, отстаивая свою версию биографии героя Гражданской войны, «в положенные лета Гришу и Мишу отдали учиться в Каракозовское сельскохозяйственное училище. Миша окончил училище с хорошими отметками, Гриша – с отличием! У приемыша оказался потомственный талант к управлению сельхозпредприятиями. Поэтому сразу после учебы Котовский был взят на должность управляющего крупным поместьем.

Но привычками пошел в отца. Завязал интрижку с супругой знатного помещика (своего работодателя), был изобличен, по приказу рогоносца избит и вышвырнут со службы. Легко отделался: рогоносец поначалу приказал убить Котовского, но раздумал. Испугался мести Шаллей: родня Григория славилась крутым нравом. Управление всем циклом опийного производства – от выращивания мака до его продажи – на тот день перешло к Михаилу Шаллю. На пару с отцом Михаил ввел на предприятии строжайшие порядки: воровство и связи с наркоторговлей пересекались железной рукой. В общем, рогоносцу было чего страшиться, дай он приказ убить Котовского.

Григорий вернулся в семью, где на семейном совете решили: Котовскому надо уехать из дому, пока скандал не уляжется. Тем более что его защитниками были лишь отец и брат. Родственники Софьи Шалль (весьма влиятельные) относились к байстрюку без симпатии».

Украинский историк В. Савченко продолжает уголовный путь Котовского не менее увлекательно: «В том же году молодой практикант оказывается в помощниках управляющего большого имения Максимовка Одесского уезда помещика Якунина. Но уже в октябре он был выгнан из Максимовки за похищение 200 рублей хозяйских денег, так и не закончив своей шестимесячной практики. Захватив деньги и инсценировав кражу со взломом, девятнадцатилетний Котовский направился в Одессу, манящую соблазнами. Он растратил все деньги в Одессе и был не только с позором выгнан из имения, но и не получил документов об окончании училища. (…)

Тогда же Котовский снова нанимается помощником управляющего к помещику Скоповскому, который к этому времени развелся с женой. На этот раз, узнав, что ему грозит скорый призыв в армию, Григорий присваивает 77 рублей, полученные от продажи помещичьих свиней, и ударяется в бега. Во время разборок со Скоповским помещик нагайкой отхлестал Котовского, а помещичьи холуи жестоко избили юношу. По словам самого Котовского, его, избитого и связанного, бросают в февральской степи. Но документы говорят о другом… Помещик не наказал беглеца физически, так как не мог его поймать. Скоповский подал на бежавшего с деньгами Котовского в суд, однако полиция полгода так и не смогла найти беглеца.

В это время (март – апрель 1902 года) Котовский пытается устроиться управляющим к помещику Семиградову. Но помещик соглашается предоставить ему работу только при наличии рекомендательных писем от предыдущих нанимателей. И Григорий Котовский подделывает документы о своей «образцовой» работе у помещика Якунина. «Низкий» слог и полная безграмотность этого документа заставили Семиградова усомниться в авторстве и перепроверить подлинность рекомендации. Связавшись с Якуниным, Семиградов узнал, что симпатичный молодой агроном – вор и мошенник.

За подлог Григорий Котовский получил четыре месяца тюрьмы. Отсидев этот срок, Котовский недолго был на свободе. В октябре 1902 года его арестовывают по делу о растрате денег Скоповского. Помещик представил следствию бумагу, в которой подсудимый сознался в содеянном…

Котовский был посажен в «грабительский коридор» кишиневской тюрьмы, где, по его словам, содержались «сливки преступного мира». В камере Григорий заболел «нервной горячкой» и попал в тюремный лазарет. Вскоре он освобождается до суда из-под стражи «по болезни». Григорий Котовский возненавидел своих обидчиков, поняв, что опороченное имя закрыло ему путь в «приличное общество». Позже, в 1916 году на суде он объяснял свое «падение» тяжелым детством и неспособностью общества «подать руку оступившимся»».

С 1903 года Григорий Котовский хотя и меняет места своей работы, меняет профессии, однако его по каким-то причинам более не преследуют «за растрату денег» и «воровство». Сначала он служит лесным объездчиком в селе Молешты Бендерского уезда у помещика Авербуха, потом обыкновенным поденным рабочим в имении помещика Недова и, наконец, рабочим на пивоваренном заводе Раппа в Кишиневе. Следующий арест Котовского произошел в январе 1905 года… За уклонение от призыва на военную службу. По этому поводу в истории известно вынесение следующего решения: «…Балтское уездное полицейское управление, рассмотрев переписку о задержанном в Кишиневе балтском мещанине Григории Ивановиче Котовском, нашло, что Котовский подлежал отбытию воинской повинности в 1902 году, но к исполнению таковой до сих пор не являлся, скрываясь в разных местах, а потому постановило: названного Григория Котовича, в целях воспрепятствования дальнейшего уклонения от исполнения воинской повинности, содержать под стражей при полиции, впредь до открытия заседания Балтского воинского присутствия 3 февраля 1905 года, о чем ему объявить, а копию сего постановления препроводить товарищу прокурора по Балтскому участку.

Пом. исправника: Журавский».

Как подчеркивает Б. Соколов, в феврале 1905 года Котовского направили «в 19-й Костромской пехотный полк в Житомир. Но он там не задержался. В Житомире находился запасной батальон полка, а его боевые части в это время перебрасывались в Маньчжурию. Но принять участие в боевых действиях он уже не успел. Котовский, однако, не знал, что война вот-вот закончится, и совершенно не горел желанием оказаться на фронте. Уже 31 мая 1905 года он бежал из полкового лазарета и в связи с дезертирством был исключен из полковых списков. 4 июня 1905 года он нелегально вернулся в родную Бессарабию».

Эти и другие факты из прошлого, к сожалению, подаются современному читателю без каких-либо комментариев, которые хоть немножко могли бы разъяснить ту атмосферу, в которой происходили конфликты Котовского с помещиками, а также его уклонение от службы в армии и дезертирство. Такие пояснения, например, можно найти в книге известного французского историка, специалиста по русско-советским исследованиям Н. Верта: «1901 г. оказался неурожайным, ему предшествовал 1900 г. достаточно средний по результатам. Повсюду в деревне давало себя знать перенаселение; и так уже нищенская оплата сельских тружеников упала еще ниже; традиционная задолженность крестьян-бедняков усилилась. Даже крупные помещики почувствовали на себе последствия кризиса: мировые цены на зерно снизились, что заметно повлияло на их доходы, так как не рос внутренний рынок. (…)