— А кстати, кто вы по профессии? — бестактно перебил Вальд.

— Не имею права разглашать, — буркнул старина и продолжал прежним проникновенным тоном: — И вдруг, смотрю, во дворе страус. Я так обрадовался! Я подумал: вот и птичка, вестимо, отбившаяся от своих… вдвоем нам будет неплохо… Как жаль!

— Есть вариант, — сказал Вальд не менее вкрадчиво, чем Эбенизер за пару минут до того. — Вы хотели бы оставить у себя страуса — ну, не насовсем… скажем, на какое-то время?

— А что?

— Мы можем это устроить.

— Хм.

— Даже денег на провизию дадим, — ляпнул Сид.

От такой необдуманной реплики Сида лицо старины Эбенизера претерпело ряд быстрых метаморфоз. Вначале оно озадачилось, затем просияло, затем сделалось хитрым и, наконец, неприступно-важным. Вальд зло посмотрел на товарища. Сид покраснел и попытался было что-то добавить, но смешался и горестно махнул рукой.

— Это можно обсудить, — сказал Эбенизер. — Разумеется, я не стану брать у вас деньги на кормежку страуса; на пенсию, что мне платит правительство, я бы мог прокормить целое стадо.

— А что же тогда?

— Подумайте сами, — предложил старина и многозначительно прочитал, как бы сам себе: — Nuestra Señora de los Dolores de Las Vegas.

— Да это шантаж! — с возмущением воскликнул Сид, проявив на сей раз редкостную догадливость.

— Неужели? — хмыкнул старина. — Обижаете! Если бы я сейчас поднял ствол и сказал: «А ну, братки, мухой записываться!» — вот тогда, согласен, это был бы шантаж. А так я просто делюсь с вами откровенными мыслями. С чего бы я оказывал услуги неизвестно кому? Это было бы попросту глупо. Вот ежели это боевые соратники… нуждающиеся в помощи единоверцы…

— Мистер Стамп, — торопливо вмешался Вальд, — нет нужды объяснять; мы полностью понимаем вашу позицию. Рад сообщить вам, что ваше любезное предложение обдумано; мы сочтем за большую честь быть принятыми в АПЕЛЗСИН в качестве, э-э…

— Членов-корреспондентов, — с готовностью подсказал старина. — Я назначу Оргбюро на завтра же.

— На завтра никак нельзя, — возразил Вальд, — у нас в восемь вечера вертолет из Альбукерка.

— А кстати, Альбукерк — это не…

— Нет, — твердо сказал Сид. — Альбукерк — это Альбукерк и ничего более.

— Ну, что ж, — кротко сказал старина, — тогда придется действовать исходя из обстоятельств. Вступительный взнос — по девять девяносто с носа; таков же и годовой. Поскольку вы иностранцы, я должен взять с вас наличными. Располагаете ли вы?..

— А то!

— Замечательно. Прошу вас заполнить анкеты.

Эбенизер извлек из воздуха два бумажных листа. После заполнения анкет и денежного расчета он ушел и отсутствовал довольно долго.

— Знаешь ли, Сид, — признался Вальд, — даже на меня твой рассказ произвел определенное впечатление. Интересно бы знать, в какой мере он соответствует твоей реальной истории?

— Не могу сказать тебе это, — отрицательно покачал головой Сид. — Разве ты не помнишь, что в полете уже пытался подбить меня на обмен историями своей жизни?

— Да; ты отказался и даже построил целую теорию…

— Сейчас я использовал случай, чтобы продемонстрировать тебе всю бессмысленность подобных откровений. Любая история, подобная той, что я рассказал, имеет право на существование — ты согласен?

— Не знаю, что тебе и сказать. Скажу «нет».

— На нет и суда нет, — ухмыльнулся Сид. — Если никакая история не годится, то к чему тогда этот обмен информацией?

— Хм. Скажу «да».

— Значит, любая история годится; в таком случае, чем реальная история отличается от выдуманной?

— Тем, что она реальная.

Сид опять ухмыльнулся.

— А что такое реальная? Бывают ли вообще реальные истории? Неужели ты думаешь, что, рассказывая мне свою так называемую реальную историю, ты не исказишь ни единого факта? Это просто смешно; людям свойственно воспринимать субъективно, да и попросту забывать. Желаете спорить?

— С последним утверждением — нет.

— Очень хорошо. Но ведь стоит тебе исказить один-единственный факт, как реальная история становится уже не совсем реальной, верно? Исказишь два факта — она еще менее реальная… Ты уже понимаешь мою мысль?

— Схоластика, — буркнул Вальд.

— Очередной ярлык, — самодовольно заметил Сид. — Может, ты просто хотел сказать, что мои доктрины оторваны от жизни? Но и это не так: разве в результате моего рассказа события не поворачиваются для нас благоприятным образом?

— Ну, здесь уж ты явно подзагнул, — сказал Вальд со скрытым удовлетворением. — В результате твоего рассказа; не в результате молитвы, стало быть. Ох, Сид! смотри, будешь наказан за гордыню!

Сид почесал репу и стал обдумывать свой ответ. Уж точно он придумал бы какую-нибудь новую логическую загогулину, не вернись в это время старина Эбенизер. Он выложил на стол два красивых конверта и торжественно провозгласил:

— Джентльмены! Поздравляю вас со вступлением в ряды АПЕЛЗСИН. В этих конвертах вы найдете членские карточки и информационные письма. Не буду произносить по этому поводу долгих речей; вместо того, исходя из обстоятельств, приглашаю вас на ланч за счет Ассоциации.

— Что ж, — сказал Вальд, — это очень мило.

— Однако, — сказала Вероника, — конец тысячелетия все ближе и ближе, а сериал, пусть даже бессистемный, почему-то не продолжается; как это понять? Я, как постоянная и активная слушательница, возмущена; даже Марина, хоть и является слушательницей пассивной, возмущена тоже. Не правда ли?

— Может быть, — мягко сказала Марина, — «возмущена» — не вполне подходящее слово; как служанка, я не могу быть возмущена — могу быть лишь залуплена, да и то втихомолку.

— Но ты хотя бы залуплена? — спросила Вероника.

— Не могу сказать; это втихомолку.

— Какая ты хитрая! — недовольно сказала Вероника, покачивая головой. — Как раскалывать госпожу на рассказ, так давай Вероника, а как слушать втихомолку, так мы тут как тут. Хорошо быть служанкой!

— Уж конечно, — отвечала Марина, — куда как хорошо… вас небось по попке не шлепали…

— А тебя не потому шлепали, что служанка…

— А почему?

— Потому что дуру прогнала…

Марина фыркнула. Госпожа улыбалась, слушая негромкую перебранку своих спутниц. Затем она подозвала официанта и сделала быстрый заказ.

— Извольте-с, — сказал официант и мигом принес требуемое.

Вероника отвлеклась от спора, захватившего было ее, и проводила взглядом официанта. Марина увидела, что принесли ее любимое капуччино, и поблагодарила взглядом Госпожу. Госпожа похлопала Глазками и еще раз улыбнулась. Им было хорошо.

— Но все-таки, — сказала Вероника, когда официант исчез из поля зрения. — Ты расскажешь нам что-нибудь, какой-нибудь очередной свой пизод?

— Придется, — вздохнула Ана, — не то вы, глядишь, подеретесь. Однако для стилистического разнообразия я расскажу не из нашей с Филом жизни; это будет заимствованный пизод.

— А так разве можно?

— Да, потому что он вместе с тем и не чужой; он из серии чужих пизодов, которые как бы становятся твоими.

— Благодаря сопереживанию, да?

— Именно, дорогая, — подтвердила Ана, — а еще благодаря так называемой желтой прессе.

— Послушаем, — сказала Вероника, закуривая.

— Я расскажу вам, — начала Ана, — об истории Мар Флорес — дамы, никому не известной в тот год, когда я приехала в Барселону, да даже и год спустя. История эта полностью разыгралась во время моей жизни в Испании, а потому я знаю о ней почти столько же, сколько и любая обычная испанка. Почему «почти»?.. позже станет ясно.