Вода хлынула из-под крана, и она кожей почувствовала, как он резко обернулся. Сейчас он увидел, что он не один на кухне. Он умеет тихо ходить; значит, теперь, не делая резких движений, он может бочком удалиться из кухни и будет думать, что она так и не заметила его. Она успокоилась. Она начала тщательно мыть тарелку. Даже жаль, мелькнула озорная мыслишка… если бы намекнуть, что видела его… может, в дальнейшем быстрее бы наступило то, чего она жаждала… Впрочем, действия ее были логичны на случай, если она все же видела его (то есть, как, собственно, и было), значит, он — если не идиот — не должен бы исключать и такую возможность…

Зазвонил телефон.

Она вздрогнула. Вот змей! Как неудачно… Заметил ли он, что она вздрогнула? Вздрогнула, но не обернулась… значит, видела… Впрочем, какая разница, вздрогнула или нет… что делать-то с телефоном? Почему Ана не объяснила ей, должна ли она брать трубку? Все объяснила, даже как язык ставить, а про это как-то… эх, надо было самой догадаться и спросить. А теперь — как быть? Она продолжала, как автомат, мыть посуду. Независимо от того, должна ли она брать трубку, она должна была хотя бы среагировать на звонок. Хотя бы обернуться. Обернулась бы — увидела бы его. Не обернулась — значит, видела раньше. Она поняла, что ее игра обнаружена. Что ж… по крайней мере, ясность внесена. За ее спиной он совершал движение — возможно, садился за стол, — в результате чего ей должно было стать почти прилично посмотреть на него, а ему — не делать вид, что прикрывается.

— Слушаю, — раздался негромкий голос сзади.

Теперь она просто обязана была обернуться. Хозяин сидел на широком мраморном подоконнике, вполне непринужденно придерживая телефон на коленях и глядя в никуда, как, наверно, и положено во время делового разговора. Если он и посмотрел на нее, то не с большим вниманием, чем на какую-нибудь новую вещь — пальму в горшке, например, которая появилась в квартире за время его отсутствия и которая, конечно, интересует его, но только после важного телефонного разговора.

— Говори… Ясно… Партнер, давай по существу. Припоминаю. Что им надо? Даже включая… Хм. Какой объем? Хорошо. Обсудим. Можно поспать?..

Не смотрит — ну и хорошо… продолжим мыть тарелки… Она уменьшила водяную струю, якобы не желая мешать разговору, и обратилась в слух, ловя реплики хозяина и стремясь воссоздать смысл слов его собеседника. Она не пыталась, да и не желала вникать в обсуждаемое хозяином дело; она пыталась хоть немного понять из разговора, что он за человек. Да, само по себе это не играло роли в ее будущем выборе, но могло сослужить пользу при нахождении подходов к нему — а значит, было важным.

Она время от времени оборачивалась, и взгляд ее, конечно, не мог обойти его стороной. В один из таких моментов он впервые посмотрел на нее не как на новую вещь, но с явным намерением привлечь ее внимание. Разговор, видимо, занимал его настолько, что он не мог отрываться; он жестом показал ей, что хочет курить, и она вспомнила, что убрала с подоконника сигареты. Куда же она их… ах да… вот, в этот ящик. У него заняты руки… конечно, вставлять сигарету в его губы было бы вульгарным, но открыть пачку и выдвинуть одну сигаретку, чтоб было легче взять — это, пожалуй, уместная небольшая услуга. Она дала ему прикурить; было ясно и радостно, что их отношения начались с практических мелочей, не оставивших места размышлениям о приличиях. И — немедленно скрылась от него… но, конечно, не так, чтобы он от нее тоже скрылся.

Она еще раз убедилась, что все хорошо, когда он спустился опять — посвежевший, в халате после душа, с видом деловым и сосредоточенным — и они обменялись ничего не выражающими взглядами. Ей-то это было легко; а вот что его взгляд не выражал никаких последствий прошедшей сцены — это она сочла добрым знаком. Было бы хуже, если бы он начал что-то объяснять и так далее.

— Доброе утро, — сказала она тогда и слегка улыбнулась. — Будете что-нибудь — чай, кофе?

— Стакан сока, пожалуйста, — распорядился он, как будто она официантка или секретарша, и сел за стол. — Как тебя зовут?

— Марина, — ответила она. — Апельсиновый?

Он хмыкнул.

— Там другого и нет. — Он помолчал. — Скажи, Марина, — спросил, — как ты будешь звать мою жену? Как вы договорились?

Он не знает, догадалась она, как ему представиться; потому и спрашивает про жену.

— Она сказала, что я должна называть ее «Ана».

— Именно так, — уточнил он, — «Ана» с одним «н»?

— Да, — ответила она, наливая сок, — она… вам со льдом или без?.. она специально попросила обратить на это внимание. Она сказала, что там, где она долго была, ее называли «Ана», и что она привыкла к этому и полюбила.

Она обратила внимание, что это — Ана — оказалось для хозяина новостью.

— О’кей, — буркнул он не очень-то довольно, — в таком случае я для тебя Филипп. Два «п» на конце, обрати внимание; когда одно, я не люблю.

Последнюю фразу он произнес с легким сарказмом, и она чуть не растаяла от восторга. Сарказм назначался Ане, хозяйке — а фраза была сказана ей, Марине. Это было случайно, но это был факт: первый факт ее допуска к закрытой от внешнего мира системе здешних отношений.

Никакой ты для меня не Филипп, подумала она ласково. Ты для меня или Господин, или никто — скоро узнаю точно; третьего быть не может. Если ты никто, я уйду и никак называть тебя не буду. А если ты Господин, ты не заставишь меня называть себя как-то иначе; что же при этом произносит мой язык, то не имеет для меня никакого значения — пусть хоть Филипп, раз ты этого хочешь. Видно, полностью спрятать эту мысль ей не удалось, потому что он что-то почуял и, не понимая, слегка нахмурился.

— Ладно, — сказал он, — познакомились; а теперь давай не мешать друг другу.

Она кивнула и молча подала сок.

Потом они занимались каждый своим делом: Филипп разговаривал по телефону, Марина наводила порядок в покинутой Филиппом комнате для гостей. Она внимательно осмотрела и обнюхала оставленную им постель, разбросанную одежду. Она поняла, что ее тянет к нему.

Она вернулась на кухню. Он попросил передать курьеру пакет и принести ему чай в спальню. Когда она с чаем поднялась в спальню, он уже спал; он не услышал ее и дал ей возможность постоять рядышком и полюбоваться собой. Выходя из спальни, она решила, что больше не может ждать и что должна сделать свой выбор не сегодня, так завтра.

Как-то раз — это было после случая с Котиком — она задалась вопросом, много ли вообще потенциальных господ на земле. Она с удивлением заключила, что таковым мог бы быть чуть ли не каждый третий или четвертый. Значит, долголетней проблемы нет? Как бы не так… Ведь за определяющей приметой шел следующий — и весьма докучный — ряд чисто технических признаков. Есть ли, к примеру, условия для любви? Или — не обременен ли кандидат чем-нибудь, препятствующим раскрытию личности? Ведь таких обстоятельств могло быть полным-полно, начиная от косной морали и кончая бытовой каждодневной усталостью, оставляющей место разве что для скорого акта с женой. Да… непросто… если уж обычные люди подолгу ищут себе супруга — хотя их-то выбор настолько широк…

После этого она и продвинулась в технологии, занялась оптимизацией списка и в итоге нашла второго своего Господина. Список участвовал в этом, но первичен был случай. Нечто вело ее. Она уже не задумывалась, как это называть — судьба… промысл Божий… или Царство… После того, как Госпожа предложила помочь ей с хозяевами, в тот момент, когда пифия по имени Котик сказала слово, она перестала планировать путь. Это была, по сути дела, ее первая попытка полностью отдаться течению — она угадывала, что, как блудная овечка, будет обласкана и награждена. Она предвкушала это.

Конечно, в качестве владелицы оптимизированного списка она выглядела бы сама перед собой полной дурой, если бы понадеялась только на чей-то промысл и свою интуицию. Но с некоторых пор она боялась этого списка. Может быть, список был дьявольским изобретением; однажды она воспользовалась им, и это дорого ей обошлось. На этот раз, поколебавшись, она решила использовать старую формулу, ту самую, от 10 августа -5-го года, и старую же методику — ту самую, благодаря которой она нашла Господина Коку. Ведь с Кокой ей было хорошо, и это не кончилось трагедией — она просто тогда еще не умела вести себя с Госпожой…