На следующий день, а именно в воскресенье, Нельсон все же появился, и встреча мужа с женой состоялась в три часа пополудни в вестибюле гостиницы «Неро», на Кинг-стрит, в районе, где впоследствии будет построен Сент-Джеймский театр. Дул сильный ветер, дождь лил как из ведра, и люди, собравшиеся посмотреть на великого флотоводца и его друзей, промокли насквозь. Среди них находился и репортер из газеты «Курьер». В своем отчете он описал, как лорд Нельсон вышел из «немецкого экипажа, принадлежащего сэру Уильяму Гамильтону», при полном параде с двумя медалями и двумя звездами на груди. Выглядел он похудевшим, но здоровым. Леди Гамильтон — «весьма привлекательная дама». В гостиницу за ней проследовала служанка — «черная как смоль» женщина из племени коптов.
Назвать состоявшуюся встречу непринужденной никто бы не смог. Леди Гамильтон бросилась в глаза нервозность леди Нельсон, да она и сама имела все основания нервничать, ибо неприязнь, как она говорила, так и бросалась в глаза. За стол сели в пять вечера, к компании присоединился и отец Нельсона. Но самому адмиралу пришлось вскоре уйти из-за назначенной встречи в адмиралтействе. Вскоре откланялись и Гамильтоны, направившись на Гросвенор-сквер, 22, — в дом, снятый для них богатым повесой Уильямом Бекфордом, троюродным братом сэра Уильяма, незадолго до того вернувшимся из продолжительного путешествия, в которое его отправила семья, обеспокоенная весьма беспорядочными связями молодого человека — в них оказались замешаны одновременно некий подросток и замужняя кузина.
К тому времени мисс Найт и миссис Кадоган уже переехали в гостиницу поскромнее, на Албермарл-стрит, где их и навестил Томас Трубридж, конфиденциально давший. мисс Найт совет: если она хочет быть принята в лондонском свете, ей лучше держаться подальше от Нельсона и Гамильтонов. Нимало не желая быть обвиненной в неблагодарности по отношению к последним — в конце концов, именно они дали ей возможность вернуться в Англию, причем за свой собственный счет, — мисс Найт обратилась за советом к приятельнице, миссис Нипин, жене секретаря адмиралтейства. Последняя — внучка весьма уважаемого генерала — всячески поддержала Трубриджа, как, впрочем, и все друзья, с кем мисс Найт говорила на ту же тему. В конце концов она решила последовать общему совету, что и заставило Нельсона назвать ее в одном из писем к леди Гамильтон «этой сучкой мисс Найт». Ну а уж возмущение самой леди Гамильтон поведением мисс Йайт вообще не поддается описанию. На форзаце томика Мольера, некогда подаренном ей изменницей, она написала: «Подарок мисс Найт, которую я раньше считала искренней и хорошей женщиной… После смерти леди Н. моя мать пригласила мисс Н. переехать в наш дом… Она пользовалась нашим гостеприимством около двух лет. Мы за свой счет отправили ее в Англию. И что же получили взамен?.. Какая же она грязная, невоспитанная, неблагодарная лгунья с дурными манерами».
В том, какова будет реакция большей части лондонского света на совместный визит Нельсона и сэра Уильяма Гамильтона в Сент-Джеймский дворец, сомневаться не приходилось. Адмирал вызывающе нацепил на себя все свои побрякушки — не только Звезду ордена Бани и боевые награды, но и те, какие в данном случае вполне можно было оставить дома — россыпь турецких бриллиантов, пожалованных ему Высокой Портой, и орден Святого Януария от неаполитанского короля. Король же английский, чья супруга решительно отказалась принимать леди Гамильтон, не пришел в восторг от появления беспутного адмирала в столь расфуфыренном виде и прием ему оказал «довольно холодный». Так, во всяком случае, пишет Катберт Коллингвуд со слов самого Нельсона: «Его Величество просто поинтересовался, оправился ли тот от недугов, и, сразу повернувшись к генералу, более получаса шутливо говорил с ним о чем-то. И уж точно разговор шел не о победах Нельсона».
Горожане же оказали Нельсону куда более теплый прием. Стоило людям узнать его на улице — а не узнать его было трудно, ибо, как отметил сэр Джон Бур, со всеми своими звездами, орденами и лентами он походил больше на «оперного премьера, нежели на завоевателя Нила», — как они тут же окружали его. Однажды из объятий толпы его не без труда вырвал Александр Дэвисон, сопровождавший Нельсона на прием к лорд-мэру Лондона, куда того пригласили в качестве почетного гостя. Адмирала, доставленного в Гилдхолл возбужденными людьми, тащившими экипаж, заняв место лошадей, окружили у входа моряки, жаждавшие пожать руку герою. Иные из них были из числа «старых Агамемнонов», осчастливленных тем, что Нельсон, оказывается, помнит их по имени. После окончания застолья ему преподнеси шпагу — ее, как он сказал в благодарственной речи, Нельсон рассчитывает в неотдаленном будущем применить против французов.
Также в качестве почетного гостя побывал Нельсон и на обеде, данном Ост-Индской компанией в «Лондонской таверне» — просторной гостинице в виде постоялого двора, знаменитой отличными блюдами, подававшимися в столовой, вмещающей 355 гостей. По случаю визита Нельсона ее декорировали полотнищами с изображением сцен из абукирского сражения, радоваться победой в котором у компании были особые причины.
Еще один грандиозный прием в честь Нельсона устроили в роскошном особняке Александра Дэвисона на Сент-Джеймс-сквер. Здесь Нельсон встретился с премьер-министром Уильямом Питтом — отец его раньше жил буквально по соседству, — четырьмя другими членами кабинета и принцем Уэльским. Принца, заметив, как он буквально пожирает глазами леди Гамильтон, Нельсон с тех пор сильно невзлюбил.
Леди Нельсон с ним здесь не присутствовала, но на прием в адмиралтействе как гостью первого лорда и леди Спенсер ее пригласили. Вечер не сложился, особенно на фоне того давнего ужина, когда Нельсон, нарушая порядок рассадки гостей, составленный леди Спенсер, попросил посадить его рядом с женой. Нынче Нельсон, пребывая явно в дурном настроении, по большей части молчал и с женой, по словам хозяйки, «вел себя неприязненно, чуть ли не презрительно». «Ее поведение во время отсутствия мужа, — рассказала леди Спенсер, — являлось попросту образцовым, — а он даже на публике безобразно с ней обращался: не сказал ей за столом ни слова и выглядел мрачнее тучи».
Леди Нельсон, может, и неловко, но очевидно из лучших побуждений, очистила ему пару грецких орехов — сам адмирал, с одной-то рукой, вряд ли справился бы — и передала ему через стол в винном бокале. Муж раздраженно оттолкнул его, да с такой силой, что бокал, ударившись о тарелку, разлетелся на мелкие осколки. Леди Нельсон разрыдалась. Когда дамы поднялись из-за стола и удалились в гостиную, она пожаловалась леди Спенсер, мол, «в какое ее ставят положение».
То же самое положение вполне проявилось и несколько дней спустя в театре «Друри-Лейн», где давали спектакль по пьесе Шеридана «Писарро» с Джоном Кемблом в роли Роллы, впервые исполненной год назад. Леди Гамильтон появилась в вызывающе ярком платье, с многочисленными перьями, плюмажем и высокой, по моде, талией, позволявшей скрыть беременность. Но леди Нельсон, напротив, оделась в скромный светло-розовый атлас. Появление адмирала публика встретила бурными аплодисментами.
На протяжении первого и второго актов, когда Нельсон всячески выражал восхищение игрой Кембла, все шло хорошо. Но в третьем, за страстным монологом — «Ты сам знаешь, Писарро, как умеет любить женщина… Но как она умеет ненавидеть, тебе еще только предстоит узнать… Тебе, кто в Панаме… храбро размахивал сверкающим мечом, предстоит встретить и пережить гнев оскорбленной женщины…» — последовал крик, донесшийся из ложи Бекфорда. Леди Нельсон упала в обморок, ее пришлось отвезти домой. Согласно некоторым сообщениям, например, в «Морнинг пост», потом она, «ко всеобщему удовлетворению», вернулась в театр. Там же, как, впрочем, и во всех остальных газетах, говорилось — Нельсон оставался в ложе до самого конца представления.
Дом, куда доставили леди Нельсон, располагался по адресу Дувр-стрит, 17. Сюда они переехали с мужем из гостиницы «Неро», где пришлось задержаться дольше, чем думалось: дом удалось снять совсем недавно. По мнению Нельсона, это лишний раз свидетельствовало о нерасторопности жены. Едва устроились вместе с целым штатом обслуги, именуемой отцом Нельсона «свитой», как он велел жене пригласить на обед Гамильтонов. По его словам, он вынужден выказывать внимание к леди Гамильтон и «поддерживать» ее, ибо его «раздражают» доносящиеся до него сплетни в их адрес. Вечер трудно было назвать удачным. Несколько дней назад леди Гамильтон, будучи в театре, почувствовала слабость, и леди Нельсон пришлось проводить ее на свежий воздух. За ужином в доме на Дувр-стрит Эмме снова сделалось плохо, и она поспешно вышла из-за стола. На сей раз леди Нельсон не последовала за ней сразу и вышла из столовой, лишь когда муж резко указал ей на пренебрежение обязанностями хозяйки. Фанни нашла леди Гамильтон в ванной — ее тошнило. Леди Нельсон подставила ей таз. Хозяин удивил собравшихся за столом гостей, тоже оставив столовую и поспешив на помощь любовнице.
