Но волнение не покидало его. Был День благодарения, и у него не было никаких планов. Так как его дочь была у матери и Джулиана, ничто не удерживало его в Форт-Кромвеле. Он прекрасно помнил, как провел этот день в прошлом году. Тогда он решил бойкотировать праздник, сидел дома перед телевизором, смотрел футбол и накачивался пивом, но посредине первого тайма ему вдруг захотелось праздничной индейки. Он заехал в ближайший ресторанчик, но от вида холодной птицы впал в еще большую депрессию.
Синий автомобиль Мег Фергюсон свернул к аэропорту, Уилл запер офис. Его дорожный кейс был с ним. Он проверил, в карманах ли бумажник и ключи. После смерти Фреда он стал забывчив. Прежде чем уйти от него, Элис грозила ему приближающейся болезнью Альцгеймера. Иногда он спрашивал себя, как она умудрялась любую мелочь превратить в повод для грандиозного скандала?
Его дочь умоляла взять ее с собой в Мэн, но он был непреклонен. Это было несправедливо по отношению к Саре и несправедливо по отношению к Элис. И в конце концов, несправедливо по отношению к его дочери. Разумеется, Уилл хотел бы, чтобы она была рядом. Но он должен был поступить правильно. Мысль о предстоящих праздниках, которые ему предстоит и впредь провести без своих детей, ударила его прямо в сердце, и, почувствовав настоящую боль, он схватился за грудь.
— Вот тебе и День благодарения, — вздохнул он, наблюдая за подъезжающей машиной. Лететь с малознакомой женщиной на дальний остров для того, чтобы она могла навестить свою семью! Ему вдруг стало жаль себя, и в то же время он ненавидел себя за эту жалость. Но тут Сара Толбот вышла из машины, и все переменилось. Она вся светилась. Она огляделась, взглянула на небо и потом заметила его. Она помахала Уиллу и пошла ему навстречу, вытянув вперед руки. В ее взгляде было столько счастья и благодарности, точно она хотела спросить, не он ли сотворил для нее этот день?
Уилл посмотрел вверх. Впервые за этот день он воспринимал погоду вне связи с полетом. Чистое голубое небо и солнце. Солнце освещало гудроновое покрытие взлетной полосы и остатки снега, разбросанные по полю. Через несколько часов Уилл увидит Атлантический океан, который безгранично любил.
И он ощутил благодарность за этот день, за то, что хотя с ним не было дочери, но она жива и здорова. Уилл шел навстречу Саре и знал, что у него все будет хорошо. С самого первого раза, когда он ее увидел, она пробудила в нем это чувство уверенности. Сара Толбот вернула ему душевный покой.
Моторы монотонно гудели. Небо окружало их бескрайней голубизной. В солнечных лучах крылья самолета отливали серебром, и, даже надев темные очки, Сара щурилась. Под ними тянулись бесконечные лесистые просторы, величественные и пустынные. Высокие, покрытые снегом сосны возвышались на скалистых холмах. Впереди показались горы.
Ни Сара, ни Уилл не проронили ни слова. Молча они рассматривали землю под ними. В эфире то и дело раздавались голоса, диспетчеры давали какие-то указания. Время от времени Уилл отвечал, используя позывные. Сара воображала, что воздушные контролеры следят за их продвижением от штата Нью-Йорк к Мэну. Она насторожилась, когда Уилл потянулся и взял ее за руку. Он держал ее несколько минут, пока радио снова не заставило его ответить Бостону.
— Взгляните, — вдруг сказал Уилл, указывая Саре на орла с белой отметиной на голове, парящего под ними. Несколькими мощными взмахами длинных, широких крыльев он легко преодолевал расстояние. От этого зрелища сердце Сары гулко забилось.
— Какой огромный, — проговорила она, наблюдая, как орел кружит над гнездом. — У нас на острове тоже жили орлы. — Она была настоящей патриоткой, и при виде орлов ее сердце всегда наполнялось гордостью. Ее отец был летчиком во время Второй мировой, и она выросла под звуки гимна. И тут она вспомнила слова Снежинки и повернулась к Уиллу.
— Вы ведь служили на флоте?
— Да.
— Но летать научились не там?
— Нет, я всегда любил летать. Я вырос в Уотерфорде в штате Коннектикут, рядом был маленький аэропорт. Я научился летать раньше, чем водить машину. Моей первой работой были чартерные рейсы на Блок-Айленд.
— Так что для вас не внове доставлять людей на острова?
— Старо как мир, — рассмеялся Уилл.
— Снежинка говорила, что вы служили в морской авиации?
— И это довелось…
— Она гордится вами, — сказала Сара.
Какое-то время Уилл молчал.
— Не знаю, чем тут гордиться, — сказал он, пожимая плечами.
Сара различила в его голосе нотки самоосуждения и подумала, что, по-видимому, случилось что-то, что доставило боль и Уиллу, и его дочери. Наверное, именно поэтому Снежинка выглядела такой подавленной, когда, возвращаясь из школы, заходила в «Седьмое небо», наверное, именно поэтому она затеяла эту игру с именами. Сара видела затаенную боль и в глазах Уилла, в глубоких складках его лица, и в том, что в праздник он вез ее в Мэн, вместо того чтобы быть с людьми, которые его любили.
— Не важно, главное, что гордится, — отозвалась Сара.
— Все важно, — ответил Уилл.
— За исключением «почему», — настаивала Сара. — Почему они гордятся вами, почему они любят вас, почему вы так нужны им… Все это означает, что есть чем гордиться.
— У вас с Майком так? — спросил Уилл, повернувшись, чтобы видеть ее лицо.
— Я делаю все, что в моих силах, и надеюсь добиться результата.
— Если у вас получается, вы счастливый человек, — усмехнулся он.
— Но я не делаю этого, как должна бы, это уж точно, — добавила Сара. — Я помню тот день, когда он сказал мне, что уезжает. Мне тогда пришло на ум, что это полный крах.
Уилл приподнял брови и внимательно оглядел небо, словно это было шоссе в часы пик.
— Взгляните! — воскликнула Сара.
Вдали, за последними холмами и высокими очертаниями домов какого-то города, появилась серебряная полоса.
— Вот это да, Сара. Океан… — протянул Уилл. Он, должно быть, глубоко ушел в свои мысли и, казалось, был поражен, увидев океан.
— Вы знаете, сколько времени прошло с тех пор, как я видела океан в последний раз? — спросила Сара, прикасаясь кончиками пальцев к приборной доске.
— И сколько же?
— По меньшей мере три года, — сказала Сара. — Может, три с половиной… А вы?
Уилл смотрел на океан. Он возник на горизонте гладкой серебряной полосой и напоминал нескончаемую серебристо-голубую простыню. Солнце теперь осталось позади. Далекая водная гладь переливалась и сверкала в его ярких лучах.
— Я точно знаю, когда в последний раз видел океан, — сказал Уилл.
— Когда?
— Пять лет назад, когда мы уехали из Ньюпорта. Сразу после того, как я ушел с флота. С тех пор я больше не видел океана.
— Что ж, вы увидите его снова, — мягко сказала она, наблюдая за его лицом. При упоминании о Ньюпорте оно исказилось, как от боли. Чувствуя на себе ее взгляд, он отвернулся.
Сара вспомнила, как однажды в госпитале она лежала на столе в ужасе от предстоящей процедуры лучевой терапии. Молоденькая медсестра, которую она видела впервые, гладила ее по руке и не сводила с нее глаз. Простое человечное прикосновение успокоило ее настолько, что этот случай навсегда остался в ее памяти. Сняв темные очки, чтобы Уилл мог видеть ее глаза, она потянулась к его руке и улыбнулась.
— Я не хотел возвращаться назад, — произнес он.
— Я понимаю, — сказала Сара. Она чувствовала, как страх потихоньку оставляет его, хотя не знала его причины. Да, собственно, причина не имела значения.
— Я вижу океан и думаю, что он там…
— Кто, Уилл?
— Мой сын Фред, — сказал Уилл.
— Что с ним случилось? — спросила Сара, страшась услышать ответ.
— Он утонул, — ответил Уилл. — В Атлантическом океане.
— О, простите, — тихо сказала Сара.
Уилл кивнул. В его лице не было больше ни страха, ни злости. Оно разгладилось, и взгляд был ясен. Он посмотрел прямо Саре в глаза и снова кивнул.
Они стали ближе. Хотя они находились в герметично закрытой кабине самолета, Саре казалось, что она ощущает запах соленого морского воздуха. Она видела волны, разбивающиеся о скалы, белую полосу прибоя. Суда, оставляющие за собой треугольный след. Маленькие городки теснились в бухточках между скал, белые шпили, казалось, возвышались на каждом холме.