— Да, те, кто справлялись, достигали вершины. Но многие оступались. Сама понимаешь, что тогда случалось: сила не признаёт слабых. Арина долго возилась с одной молодой улыбчивой девочкой, но ученица оступилась. И тут моя близняшка взбунтовалась: Дашенька должна жить, и всё тут. Увы, девочку нашли мёртвой в кругу свечей. Магия — это власть и сила. Она не прощает ошибок.
Круг свечей? Я вспомнила, как впервые попала в мир карт. Ведь я тоже едва не оступилась тогда…
— И с тех пор эта чудачка словно обезумела. Она кричала, что карты — это зло, что их надо уничтожить. Уничтожить артефакт, который дарует тебе бессмертие! Как тебе? Я поняла, что надо остановить её.
Тогда как раз пришло время дочери Арины, Альбины. И я решила показать сестре, что не так уж и любит её дочь.
— Ты ведь завидовала ей, — впервые за долгое время подала я голос.
— НЕТ! Это совсем не так! Было б там чему завидовать! Я просто доказала ей, что слабые не выживают. Я провела её молоденькую девочку (ей было 16 тогда) сквозь ужас и мрак. Я показала ей, что такое порок. Я выглядела, как её сверстница, и она не знала, кто я. Я показала ей всю бездну силы карт, показала, как властвовать над другими людьми, как принуждать и убивать. Со мной она увидела, каково это — жить на дне. И, когда Альбина узнала, что мать хочет уничтожить карты, дочь, недолго думая, убила мать и заточила душу в собственную картину.
Я стояла, и мне было страшно, как никогда раньше. Я отлично понимала, что всё услышанное — правда. Я чувствовала. Я видела потоки крови, что теперь лилась из картины ручьём, превращая пол в красное зеркало. Это всё заревом отражалось в глазах Алики, превращая лицо в жуткую маску демона. Она же шагнула ко мне по кровавому ковру, и Таро веером лежали в её руках.
И я поняла, что это то, за чем я пришла. Она отдаст мне их без боя, поскольку они мои. Страх пропал, утонув в воспоминаниях. Помню, как я уничтожала тени в тёмном переулке, как сотни людей подчинялись мне, как послушные куклы…
Я протянула руку и почти сделала шаг…
— Не надо! Молю тебя — не надо! — зазвучал странный, полный тоски голос. Я обернулась и увидела, что внутри картины, на балконе замка, стоит женщина и отчаянно кричит.
— Молчать! — рыкнула Алика, но чары были уже разбиты. Стремительно рванувшись, я вылетела в коридор.
Теперь мне всё равно. Я видела лицо Императора, символа власти, за секунду до того, как дверь закрылась. Какой же я была глупой! Я же ничего не знала о тех, кто постоянно был рядом. А со мной играли, как с дорогой куклой. Я не видела ничего дальше своего носа, не понимая, во что ввязываюсь.
Мне страшно. Я только теперь понимаю, что всё это — далеко не детские игры. Но мне придётся идти, ведь первый шаг сделан. Теперь — только вперёд.
Я шла и понимала, что не стану открывать четвёртую дверь. Из карт-основ осталась только Жрица, покровительница чувств. Казалось бы, всё просто. Но я достаточно много видела в жизни, чтоб понять: вырваться из плена чувств невозможно. Будь что будет, я не стану открывать четвёртую дверь.
Уже слишком поздно. Зал Жрицы, или Зал Скрытых Чувств, не надо открывать. Он всегда открывается сам.
Эту радостную новость сообщил мне внезапно возникший в голове голос Шута.
Ноги мои приросли к полу. Я стояла и смотрела, как коридор заволакивает странная дымка. А потом…
Ночной город спит за окном, прекрасный, чарующий. В комнате темно, но маленькая девочка, что сидит у окна, не боится. Она смотрит в ночь и тихо поёт песню со странным мотивом.
Я приближаюсь к ней, и сердце в груди стучит всё сильнее. Она повернулась, и на лице её заплясали тени. Я смотрела в глаза маленькой себе. И от этого было страшней, чем от потоков крови.
Она посмотрела на меня, потом вновь на город.
— Знаешь, ты всегда любила темноту…
От странного мелодичного голоса меня пробрала дрожь.
— И одиночество…
Да, я помню это…
— Оно стало практически твоим другом. Единственным другом, которому ты верила.
Тьма клубилась вокруг нас. И не было в мире ничего, кроме меня и неё.
— Мы в Зале Скрытых Чувств. Это глупо отрицать, да я и не стану. Только этот зал вряд ли станет угрозой для тебя. Разве ты умеешь чувствовать?
«Что?»- прошептала я одними губами, и тьма, как губка, поглотила мои слова.
— Брось, Лина, это всё — лишь ложь, которую ты сама для себя придумала. Скажи, кого ты любила за всю жизнь? Мать? Но она никогда не была тебе близкой. Отец? Ты его почти не знала. Бабка? Ты к ней не была привязана. Кто-то из сверстников? Очень сомнительно. Они для тебя — лишь далёкие лица. С тобой начали происходить странные события, а у тебя даже не нашлось человека, с которым ты б смогла поделиться своими чудесами. Кажется, недавно ты встретила того, кто заглянул в твоё сердце…
Перед глазами промелькнуло лицо Марка. Отчего-то стало теплей в этом мире холода…
— Но ты была ему интересна только как источник сведений о пропавших картах. Да, он тоже охотится за ними… но более — за тобой… тебе ещё придётся навестить меня… чтоб вспомнить…
Если задуматься, это вполне логично. Он хочет отыскать пропажу, и потому решил устроить собственное расследование. Вот почему мы так часто пересекались! И потому я его интересую. И ничего судьбоносного в этом нет…
Неожиданно перед глазами заплясали языки пламени… вспомнить…
Смешок из окружившей меня темноты.
— Разумеется. В Судьбу, которая решает всё, не верят такие, как ты. Они ни во что не верят.
Она ступала ко мне совсем беззвучно. Колоколом грянул в бездонной черноте странный смех. Я увидела, как тьма расступилась от маленькой девочки прочь, как послушный котёнок.
Я уже не помнила, кто я и откуда. В голову приходил лишь один вопрос: кто она? Откуда в глазах у маленького ребёнка такое всесилие?
Мы стояли на крутом утёсе, который падал, казалось, в самое море и в то же время касался облаков. Всё небо было покрыто низко опустившимися грозовыми тучами, и лишь маленький его кусочек, на котором приютились луна с несколькими звёздочками, оставался на виду. Под утесом виднелось море, но какое-то странное. Далеко не сразу я поняла, что оно покрыто тонким слоем льда.
На горизонте вспыхнула заревом молния. Мы с ней синхронно взглянули туда. Её волосы развевало ветром, а на губах блистала улыбка.
— Это неправда. Я во многое верю, — сказала я так тихо, что едва себя услышала. Но она обернулась.
— Во многое — это во что?
Её вопрос поставил меня в тупик. А, правда — во что? Я молчала. Она сделала несколько шагов и остановилась на самом краю.
Там, среди камней, рос невероятно красивый цветок с синеватым отливом, больше всего напомнивший лилию. Я ощущала, что это что-то важное и дорогое, что нельзя терять. Но она, помедлив секунду, сорвала его.
Мне стало больно, словно что-то важное вырвали из меня. Я вскрикнула, но голос мой пропал.
Она легко, без размаха, бросила цветок вниз, словно пустую игрушку.
— Любовь и ненависть совсем не просты. Они обидчивы, потому уходят, когда в них не верят.
Я смотрела, как ветер играет с лепестками, на глазах теряющими цвет, и мне вдруг стало всё равно.
Цветок падал медленно, и вот он коснулся льда…
Дикие, нереально высокие волны словно выбрались из плена, а лёд брызнул осколками стекла. Через секунду море, небо, гроза — всё пропало. Остались я, она, тьма и летящие на меня осколки.
Я дёрнулась в сторону, и стекло не попало мне в сердце. Но щёку и руку пронзила резкая боль.
Мы с ней стояли на блестящих от крови осколках. Мне было больно, а она смеялась.
— Вот так. Странная у тебя душа. Смотри — только тьма и осколки. Больше ничего уже нет — всё разбилось. Теперь ты никто. И всё потому, что не смогла вовремя сказать несколько слов. Смотри, смотри мне в глаза…
Я тонула в чёрных безднах. Теперь я знала, кто Она, но мне становилось всё равно.
Она изменялась медленно, но верно. Никто б уже не принял Её за человеческого ребёнка.
