Итак, представления Александры Федоровны о правах и обязанностях супруги самодержца никак не вписывались в те правила, которые сформировались в России XIX века: влияния на ход политической жизни страны ни одна императрица не имела. Но эти правила, очевидно, не слишком волновали Александру Федоровну: будущее показало, что она не намерена была отказываться от того, чтобы давать супругу советы по государственным делам, настаивать на принятии решений по своему усмотрению. Не всегда она добивалась желаемого, но тенденция очевидна. Роковым образом она проявилась спустя много лет, во время Первой мировой войны.

Первого декабря 1900 года царь, предварительно выслушав докторов, начал разбирать накопившиеся за время болезни журналы, заново и с удовольствием погружаясь в работу. 2 декабря он принял первый после болезни доклад — у графа В. Н. Ламздорфа. «Моей пустой и отдохнувшей голове хочется заниматься», — заметил он с юмором. В воскресенье 3 декабря Николай II смог присутствовать на церковной службе. 6 декабря, в день Ангела, он написал в дневнике, что после выздоровления чувствует в себе такое обновление, точно недавно появился на Божий свет, что начинает расти и укрепляться, что с радостью вновь помолился в храме. Он проводил время в кругу близких ему людей (тогда в него входили сестра Ксения и ее муж Александр Михайлович, великие князья Петр и Николай Николаевичи, дочери черногорского князя Николая Милица и Анастасия); радовался возможности жить семейно, камерно. Ливадия действовала успокаивающе. Но сказка, затянувшаяся из-за болезни, должна была завершиться: ждали дела в Петербурге.

За время болезни супруга Александра Федоровна окончательно поняла, что ее положение зависит от того, сможет ли она дать России наследника престола. Действительно, болезнь царя чуть было не вызвала серьезный политический кризис, заставив близких к трону сановников поднять вопрос о престолонаследии. Именно тогда, в ноябре 1900 года, произошел инцидент, имевший целый ряд последствий. Его историю изложил в своих воспоминаниях С. Ю. Витте. Однажды утром, когда здоровье государя стало внушать докторам опасение, министр внутренних дел Д. С. Сипягин позвонил Витте и предложил приехать для совещания. У Сипягина Витте застал министра иностранных дел Ламздорфа, министра двора Фредерикса и великого князя Михаила Николаевича. Сановники обсуждали «вопрос о том, как поступить в том случае, если случится несчастье и государь умрет. Как поступить в таком случае с престолонаследием?». Министр финансов заявил, что в таком случае трон немедленно наследует Михаил Александрович. На это Витте сделали «не то возражения, не то указания», будто бы императрица беременна, следовательно, есть вероятность рождения сына. Но законы не предвидели подобного обстоятельства (тем более что никто не мог поручиться, что родится именно сын).

По мнению Витте, «невозможно поставить Империю в такое положение, чтобы в течение, может быть, многих месяцев страна самодержавная оставалась бы без самодержавца, что из этого совершенно незаконного положения могут произойти только большие смуты». Присутствовавшие соглашались с высказанным мнением, но определиться все-таки не спешили. На вопрос Михаила Николаевича: «Ну, а какое положение произойдет, если вдруг через несколько месяцев Ее Величество разрешится от бремени сыном?» — Витте сказал, что ответ смог бы дать лишь сам наследник — Михаил Александрович. Он, по мнению Витте, настолько честный и благородный человек, что если сочтет полезным и справедливым, сам откажется от престола в пользу племянника. На том и порешили, частным образом доложив о совещании императрице.

Так как Николай II вскоре выздоровел, вопрос о престолонаследии временно потерял свою актуальность. Но только временно. Поэтому, уезжая из Ялты, С. Ю. Витте попросил министра двора доложить царю о затруднении, в которое попали сановники в связи с вопросом о престолонаследии. Государь, по мысли министра финансов, должен был дать необходимые указания, оформив их в законе. Произошедшее имело следствием негативное отношение к Витте со стороны императрицы, о чем ему впоследствии говорили близкие к царской чете лица.

Были ли после ноябрьских событий 1900 года внесены какие-либо изменения в закон о престолонаследии, точно неизвестно. Однако и С. Ю. Витте, и обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев, и министр юстиции Н. В. Муравьев получили поручение «составить соответствующий указ, который не был опубликован и затем, вероятно, потерял силу со счастливым событием рождения великого князя Алексея Николаевича». Впрочем, до рождения цесаревича было еще далеко — он родился летом 1904 года, — а тогда, в 1900-м, о рождении в царской семье сына можно было только молиться.

Надежды на рождение мальчика не оправдались и в 1901 году: 5 июня в Петергофе (в Новом дворце) у царской четы родилась четвертая дочь — великая княжна Анастасия Николаевна. Бюллетени о состоянии здоровья новорожденной и ее матери были самые благоприятные. Через двенадцать дней состоялись крестины, на которых (уже по традиции) первой среди восприемников была Мария Федоровна. Восприемниками стали также принцесса Ирина Прусская, великий князь Сергей Александрович и великая княжна Ольга Александровна. Рождение дочери, вероятно, обескуражило царя и царицу. С. Ю. Витте (со слов министра юстиции Н. В. Муравьева) передает, что именно тогда «у Их Величеств как бы появилась мысль, или, вернее, вопрос, нельзя ли в случае, если они не будут иметь сына, передать престол старшей дочери. Я подчеркиваю, — продолжает далее мемуарист, — что это не было отнюдь решение, а лишь только вопрос. Этим вопросом занимался как Н. В. Муравьев, так и Константин Петрович Победоносцев, который к такой мысли относился совершенно отрицательно, находя, что это поколебало бы существующие законы о престолонаследии, изданные при императоре Павле, и которые имели ту весьма важную государственную заслугу, что с тех пор Русский престол, в смысле прав на престолонаследие, сделался устойчивым и прочным». Можно предположить, что С. Ю. Витте в своих воспоминаниях дважды (хотя и по-разному) рассказал одну историю, связанную с проблемой престолонаследия. В первый раз — об указе, который регулировал бы ситуации, подобные ноябрьской 1900 года, и второй — о возможности наследовать престол старшей дочери государя. И в первом, и во втором случаях, что показательно, С. Ю. Витте назвал одних и тех же лиц — Н. В. Муравьева и К. П. Победоносцева.

Итак, процарствовав почти семь лет, Николай II не имел сына. Важнейший государственно-династический вопрос не был решен. Оставалось уповать на небеса или на тех, кто является «любимцем небес», кто сможет помочь, утешить, направить. И вскоре на русском придворном небосклоне засияла звезда странного человека, еще в XIX веке прославившегося как «лионский магнетизер».

Его звали Филипп Низье-Вашо (Philippe Nizier-Vachod). Он родился во Франции, в местечке Луазье в Савойе, 25 апреля 1849 года. Родители его были крестьянами, и с ранних лет мальчик привык к работе по хозяйству, помогал отцу пасти стадо овец. Однако еще в детстве он стал привлекать внимание своими необыкновенными способностями. «Мне едва минуло шесть лет, — вспоминал Филипп впоследствии, — а уже наш деревенский священник был обеспокоен некоторыми явлениями, происходившими со мной, и мне говорил: малыш, тебя, должно быть, плохо окрестили, и мне кажется, что твоим господином является дьявол». В 13 лет ребенок переехал в Лион к дяде-мяснику. По словам изучавшего историю Филиппа посла Франции в императорской России М. Палеолога, будущая знаменитость уже тогда проявлял странные наклонности — например, любил одиночество, интересовался колдунами, ворожеями, магнетизерами и сомнамбулами. «Он попробовал себя в оккультной [тайной] медицине и с первого же дня преуспел в этом».

В 1872 году Филипп Низье-Вашо открыл небольшой медицинский кабинет, где лечил своих пациентов «психическими флюидами» и «астральным динамизмом» (fluides psichiques et les dynamisms astraux). Что сие значило — понять затруднительно, но, совершенно очевидно, это была «нетрадиционная медицина». Человек обаятельный, с ясным проницательным взглядом, он мог воздействовать на тех, с кем общался. Впрочем, медицинского диплома у него не было (в Лионском университете он учился всего семь месяцев — с ноября 1874-го по июнь 1875 года, так как был исключен из числа слушателей по причине занятия целительством). Профессиональные врачи трижды подавали на него жалобы (в 1887, 1890 и 1892 годах). Низье-Вашо приговаривался к штрафу, но не бросал своих занятий, тем более что все свидетели выступали на его стороне, отмечая его способность утешать и укреплять. В сентябре 1877 года он женился на своей пациентке Жанне Ландар и был счастлив в браке.