Разговоры об Алисе Гессенской как о наиболее подходящей для цесаревича невесте зазвучали решительнее. Но разговоры — это только разговоры. Окончательно все решилось в роковом для страны и для цесаревича 1894 году. В январе серьезно заболел Александр III. Тогда никто не предполагал, что император доживает последние месяцы и что власть перейдет к его старшему сыну, совсем не подготовленному к управлению великой державой. Роман с балериной продолжался, наследник регулярно посещал ее дом. По Петербургу пронеслась молва о бурных объяснениях державного отца с сыном, которого, согласно дневниковой записи Ламздорфа от 30 января 1894 года, в обществе почему-то стали именовать «дрянным мальчишкой».
Много лет спустя С. Ю. Витте, испытывавший антипатию к супруге императора Николая II, не без ехидства описал историю ее помолвки, вспомнив и о том, что первоначально, «на смотринах», Alix не понравилась. Прошло два года, писал Витте, «цесаревичу невесты не нашли, да серьезно и не искали, что было серьезной политической ошибкой. Цесаревич, естественно, спутался с танцовщицей Кшесинской (полькой). Об этом Александр III не знал, но это подняло приближенных, все советовавших скорее женить наследника. Наконец, император заболел. Он и сам решил скорее женить сына. Вспомнили опять о забракованной невесте Алисе Дармштадтской. Послали туда наследника делать предложение». Получается, все было сделано в спешке — если бы не болезнь императора, то дочь великого герцога Гессенского не стала бы невестой русского цесаревича. Сказанное интересно само по себе, не как достоверная информация, а как характеристика Alix. Негативное отношение к ней тогда доминировало.
Показательно также, что весной 1894 года, когда цесаревич в окружении дядей — великих князей Владимира, Сергея и Павла Александровичей, а также великих княгинь Елизаветы Федоровны и Марии Павловны отправился в Кобург просить руки принцессы Гессенской, по столице передавали сплетню об упреках, которые Матильда Кшесинская делала своему возлюбленному за то, что он едет к своей «подлой Алиске», «и что будто бы Его Императорское Высочество применил тот же самый изящный эпитет, протестуя против намерения женить его». Безусловно, не следует обращать внимания на слухи, но они показывают отношение высшего общества к наследнику. Даже министр иностранных дел сомневался, «чтобы великий князь решился на женитьбу», зная о его регулярных посещениях Матильды Кшесинской. Петербургский градоначальник генерал В. В. Валь жаловался на трудности, возникавшие при организации охраны наследника, не желавшего, чтобы за ним следили. Однажды, увидев полицейского, он заявил Валю: «„Если я еще раз замечу кого-нибудь из этих наблюдателей, я ему морду разобью — знайте это“. Если услышанное мною соответствует действительности, — отмечал граф В. Н. Ламздорф 4 апреля 1894 года, — то будущее многообещающе! Впрочем, некоторые из молодых людей, близких к наследнику, считают, что он представляет собой подрастающего Павла I». На последнее обстоятельство стоит обратить внимание — в дальнейшем нам еще придется вспоминать современников последнего царя, сравнивавших его с несчастным сыном Екатерины Великой. Впрочем, некоторые черты характера Николая Александровича уже в начале 1890-х годов вызывали у современников опасения. «Про цесаревича Плеве (будущий министр внутренних дел. — С. Ф.) сказал, — записала в дневнике А. В. Богданович 18 апреля 1894 года, — что он упрям, воздействия и советов не терпит. Даже в мелочах, когда какая-то форма бумаги требует подписи „согласен“, он „согласен“ не напишет, а напишет — „разрешаю“, и наоборот». Чем не Павел I (разумеется, в том виде, в каком его привыкли изображать историки)!
Как бы то ни было, но именно в апреле произошло событие, круто изменившее судьбу наследника: 2 апреля 1894 года он выехал в Германию, а 5-го в Кобурге встретился с принцессой Алисой. «Нас оставили вдвоем, и тогда начался между нами тот разговор, которого я давно сильно желал и вместе очень боялся, — записал он в дневнике 5 апреля 1894 года. — Говорили до 12 часов (то есть два часа — с 10 часов утра. — С. Ф.), но безуспешно, она все противится перемене религии. Она, бедная, много плакала». Из слов «она все противится» можно заключить, что вопрос о ее грядущем замужестве (следовательно, и о перемене религии — одно было невозможно без другого) поднимался еще до «решительного» разговора 5 апреля и встречал определенные сложности именно из-за необходимости «переменить веру». Неслучайно, встречаясь с Алисой на следующий день, цесаревич «поменьше касался вчерашнего вопроса». В то же время с Алисой много разговаривали родственники (ведь официально все собрались на свадьбу брата принцессы — герцога Эрнста Гессен-Дармштадтского и внучки императора Александра II Виктории-Мелиты Саксен-Кобург-Готской).
Восьмого апреля, в пятницу, все окончательно выяснилось — помолвка состоялась. «Боже, какая гора свалилась с плеч; какою радостью удалось обрадовать дорогих Мамá и Папá! — записал в дневнике цесаревич 8 апреля. — Я целый день ходил как в дурмане, не вполне сознавая, что, собственно, со мной приключилось!» Все родственники собрались, император Вильгельм II, сидя в соседней комнате, ожидал окончания разговора цесаревича и принцессы с дядями и тетями. Затем «все семейство долго на радостях лизалось».
В течение нескольких дней Николай Александрович постоянно встречался со своей невестой, не скрывая радости от случившегося («Как хорошо было вместе — рай!» — записал он в дневнике 19 апреля, горюя о том, что приходится расставаться на долгое время). Уже 22 апреля цесаревич прибыл домой — в Луге его встречали офицеры, которых поразил равнодушный вид великого князя; «…казалось, — написал Н. А. Епанчин, — что счастливый жених должен выглядеть иначе». Но Николай Александрович умел владеть собой — и тем самым часто невольно обманывал окружающих. Понять, насколько он возбужден или расстроен, всегда было непросто. Недостаточная информированность, усиленная слухами, порой рождает странные истории: так, например, в столице распространялся слух о сцене, состоявшейся между царем и наследником непосредственно перед отъездом последнего в Германию. Якобы наследник не хотел ехать, но затем телеграфировал самодержавному отцу, что исполняет его волю — женится. «Цесаревич сделал предложение так, — писала А. В. Богданович 18 апреля 1894 года, — спросил Алису: „Нравится ли вам Россия? Если хотите составить ее счастье — я предлагаю вам мою руку“». Далее А. В. Богданович отметила, что невеста наследника, как говорят, менее красива, чем ее сестра Елизавета Федоровна, «но больше твердости характера и воли».
О том, что цесаревич накануне отъезда в Кобург имел откровенное объяснение с родителями, сумевшими побудить его к поездке, писал и граф В. Н. Ламздорф. Он же вспомнил о слухе, согласно которому балерина М. Кшесинская «в качестве окончательного расчета за отношения с августейшим любовником» получила 100 тысяч рублей и дом. Слух о расчете с Кшесинской понятен, но почему Ламздорф говорит о нежелании наследника жениться? (Иначе зачем самодержцу и императрице-матери побуждать его к поездке?) Не объясняя приведенную информацию и ниже делая запись 8 апреля 1894 года о помолвке русского великого князя и гессенской принцессы, граф указывает, что министр иностранных дел (Н. К. Гирс) «не особенно очарован подбором будущей супруги наследника; возможно, что не совсем уверен и в том, будут ли довольны Их Величества». Получалось, что настаивавшие (как об этом писал сам Ламздорф) на поездке наследника в Кобург Александр III и императрица Мария Федоровна могли быть недовольны выбором невесты. Зачем же было тогда настаивать? Известный дипломат, человек, умевший анализировать получаемую информацию, граф допустил логическую ошибку, случайно соединив великосветскую сплетню и реальность. В любом случае, важное историческое событие свершилось: в апреле 1894 года наследник престола вернулся в Россию обрученным.
Придворные, ездившие в Кобург вместе с ним, по-разному реагировали на помолвку. Некоторым не понравилось, что при сватовстве Alix вела себя холодно, сдержанно. Про Дармштадт говорили, «что там они очень бедны, что было затруднение ехать в Кобург на свадьбу (герцога Эрнста и Виктории-Мелиты Саксен-Кобург-Готской. — С. Ф.). Алиса нуждалась в 6 тыс. марок для платьев, чтобы появиться на празднествах, и с трудом эти деньги достали», — записал Ламздорф. Такие разговоры показательны сами по себе: на невесту наследника престола смотрели как на «бедную родственницу», которой сделали одолжение. Сам цесаревич, разумеется, был совершенно иного мнения. После того как Алиса стала его невестой, все в его личной жизни переменилось.
