Это обширное послание слишком информативно и вместе с тем неполно и уже по указанным причинам требует детального комментария с точки зрения предвидения возможных препятствий в выполнении задуманного.
Во-первых, опасения тяжелых ледовых условий в Стур-фьорде, сделанные на основе единственной встречи со льдом у южной оконечности Шпицбергена, который, по мнению Русанова, выносило именно из этого фьорда, полностью подтвердились. Таким образом, решение на пересечение главного острова архипелага для обследования западных берегов Стур-фьорда было в создавшейся ситуации единственно правильным.
Во-вторых, подтвердилась и его надежда на присутствие здесь, на Шпицбергене тех же форм ледников, что и на Новой Земле, — с указанием на их слияние в верховьях. На этот раз такой сугубо теоретический изыск был использован в сугубо практических целях для выбора маршрута, что характерно для Русанова.
В-третьих, это был наиболее сложный из всех пройденных им ранее маршрутов, причем в крайне неблагоприятных условиях. Из 150 пройденных за шесть дней километров 120 пришлось на ледники с их кошмарными снежными болотами.
В-четвертых, основная цель была практически достигнута — уголь найден, заявки выставлены, причем в кратчайшие сроки.
В-пятых, в связи с выигрышем во времени у Русанова появляется какая-то идея исследований арктической области к востоку от Шпицбергена, которая, возможно, потребует зимовки, о чем он упоминает предельно неконкретно и смутно — «скрытничает», по Гемп и Пинегину, проявляя отмеченные ими качества.
В-шестых, «возвращение новым, более северным и чрезвычайно растресканным ледником оказалось в высокой степени опасным». Это явно относится к соседнему леднику Томсона, который в состоянии подвижки (о чем Русанов не знал) представлял непреодолимую преграду. Пришлось возвращаться прежним путем, вызвавшим задержку в выполнении маршрута.
Добавим также, что пребывание отряда Русанова на берегах Стур-фьорда было подтверждено в 1925 году Сергеем Владимировичем Обручевым из состава экспедиции на «Персее» (флагмане тогдашнего нашего научного флота), обнаружившим между ледниками Стронг и Томсона один из трех заявочных столбов Русанова.
Что же за это время сделал отряд Самойловича, работавший в не столь тяжелых условиях? С момента высадки 17 июля в устье речки Берцелиуса Самойлович с матросом, у которых в распоряжении была гребная шлюпка, предприняли самостоятельный маршрут по южному побережью Земли Норденшельда. После неудачной попытки войти в устье указанной речки (мешало сильное течение) было решено перейти на несколько километров восточнее к подножию горы Кольфьелетт высотой 715 метров на современных картах. Здесь на склоне были обнаружены, как полагал сам Самойлович, контакт юрских (возраст в пределах 140–200 миллионов лет назад) и третичных пород (по современным данным — нижнемеловых и третичных, более молодых) и пласт хорошего угля толщиной до метра. В эти дни в одном из маршрутов Самойлович встретил норвежского топографа Коллера и убедился, что норвежцы приступили к съемкам центральной части Шпицбергена, перспективной на уголь.
Следующий объект исследований Самойловича — гора Сундевальтоппен высотой 1025 метров, расположенная восточнее, которая была «сложена из темных третичных сланцев (возраст последних 60 миллионов лет. — В. К.) и песчаников, причем последние на высоте 642 метра принадлежали к той же свите третичных песчаников с отпечатками растений, которая тянется с западного берега к восточному Шпицбергену» (Самойлович, 1913, с. 10–11). Со склонов горы в самом куту фьорда можно было разглядеть маленький силуэт «Геркулеса», до которого в случае каких-то неблагоприятных обстоятельств можно было добраться вдоль берега за один-два перехода, в чем, однако, не возникло необходимости. В целом же маленький отряд Самойловича работал в значительно более благоприятных условиях по сравнению с тяжелейшим маршрутом самого Русанова. Временами даже возникало желание любоваться окрестными пейзажами, тем более что они заслуживали того, что и нашло отражение в отчете Самойловича: «Необыкновенно красивое зрелище представляли остроконечные горы Шпицбергена и ледники при ярком сиянии солнца. Глубокое, неведомое чувство испытываешь при виде этого непередаваемого величия красоты» (1913, с. 12).
Вскоре после возвращения Русанова оба отряда встретились и подвели некоторые итоги: обнаружен целый ряд месторождений угля, выставлено десять заявок, начали знакомство с иностранными работами — для начала вполне неплохо.
Оставалось отправить первые известия о начале работ, для чего потребовалось зайти на норвежскую радиостанцию в заливе Грин-Харбор на северном побережье Земли Норденшель-да, где уже побывал на своей яхте Фритьоф Нансен, которому необходимо уделить свою долю внимания на этих страницах.
Только 13 июля (новый стиль) Нансен в условиях скверной видимости отметил в своем дневнике, что наконец «различил очертания берега, тянувшегося к северу» (1938, с. 92). Почти сутки у норвежцев ушли на то, чтобы уяснить свое местоположение, — и немудрено: вместо Грин-Харбора они оказались в Английской бухте на 100 километров севернее. Лишь 16 июля яхта «Веслеме» бросила якорь у норвежской радиостанции на мысе Финнесет и на берег сошел сам Нансен и другие участники плавания. Таким образом, Русанов и Нансен достигли цели плавания практически одновременно. Нансен оставался здесь двое суток, знакомясь с окрестностями и состоянием дел на американской шахте, а затем приступил к гидрологическим наблюдениям в Ис-фьорде. Затем не спеша, с многочисленными высадками, на своем судне он постепенно продвигался на север архипелага, где выполнил ценные гидрологические наблюдения, которые позволили ему детально разобраться в режиме здешних вод, собрав попутно много других сведений об истории и природе архипелага, которые он позднее изложил в своей книге, переведенной на русский язык и вышедшей в издательстве Главсевморпути в 1938 году. 16 августа, выполнив намеченную программу, удалившись к северу от берегов полуострова Ню-Фрислан примерно на полградуса вплоть до кромки разреженного льда, он повернул обратно. Однако вернемся к нашим землякам во главе с Русановым.
28 июля «Геркулес», обогнув Землю Норденшельда с запада, вошел в воды Грин-Харбор (теперь Грен-фьорд) или Зеленой гавани, как этот залив нередко именовался в старой русской литературе и письмах самого Русанова, и бросил якорь у норвежской радиостанции, откуда в Санкт-Петербург ушли цитированные выше телеграмма и письмо с изложением общего хода экспедиции, а также намерениями на будущее, включая весьма туманные планы после завершения работ на Шпицбергене. Здесь наши исследователи познакомились также с работой норвежской радиостанции, где сверили по сигналам времени европейских обсерваторий свои хронометры и, как не без удивления отметил Самойлович, «говорили по радиотелеграфу с капитаном парохода, шедшего из Исландии в Англию» (1913, с. 15). Определенно, Арктика все больше приобщалась к достижениям остального мира, и этот процесс в ближайшем будущем должен был охватить и нашу Российскую Арктику. Потребовалось время и для знакомства с действовавшей поблизости американской шахтой, не считая маршрутов в окрестностях. «Берега Зеленой гавани, — отметил позднее Самойлович, — сплошь уставлены заявочными знаками отдельных предпринимателей и акционерных обществ, стремящихся здесь захватить участки с целью производства добычи угля, который здесь залегает мощными пластами, однако лишь американцы добывают уголь. Предприятие пока в зачаточном состоянии, и только этим летом была проведена штольня 200 м длиною» (там же, с. 16). Участники экспедиции побывали также на западном берегу залива, где обнаружили развалины русского зимовья площадью около сорока квадратных аршин и кладбище с пятнадцатью могилами.
Последующие три недели на архипелаге оказались насыщены событиями, причем береговые исследования, как и раньше, велись двумя отрядами (Русанова и Самойловича) на удалении друг от друга с очевидной целью охватить побольше территории. 1 августа в бухте Колсбэй (30 километров восточнее Грен-фьорда) высадился отряд Русанова, а несколько часов спустя в Адвент-фьорде — отряд Самойловича. Окрестности последнего залива уже становились центром угольной добычи на архипелаге. Здесь возник рабочий поселок горняков (сейчас административный центр архипелага Лонгьир), который, как отметил Самойлович, «состоит из 2–3 десятков строений, в которых помещаются рабочие, администрация, машины, склады и животные» (там же, с. 27).
