Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

"У меня была дочь, родившаяся в законном браке, которая была достойно крещена и прошла конфирмацию и была воспитана в страхе перед Господом Богом и в уважении к традициям церкви, насколько то позволял ее возраст и скромное положение; так что, хотя она и выросла среди полей и пастбищ, она постоянно ходила в церковь и каждый месяц, исповедовавшись, получала таинство евхаристии; несмотря на свой юный возраст, она с великой набожностью и усердием постилась и молилась за народ, находившийся в столь большой нужде, и сочувствовала ему от всего сердца; однако… некоторые враги… привлекли ее к суду, поставив под сомнение ее веру, и… сей невинной девушке не оказали никакой помощи, и она предстала перед судом вероломным, жестоким и несправедливым, в котором не было ни капли законности… и ее осудили преступным и достойным порицания образом и, жестоко осудив, сожгли на костре".

Правдивый процесс

И вот начался правдивый, истинный процесс над Жанной. Перед представителями папы предстали свидетели, уже давшие показания во время предыдущих расследований, и некоторые новые, привлеченные к этому процессу, – всего допросили сто пятнадцать человек. Все они получили от короля "грамоты об отмене" (т. е. амнистии). Свидетели давали показания о своем участии в обвинительном процессе и последовавших за ним событиях. Из Парижа, где состоялись первые судебные заседания, суд переехал 17 ноября в Руан. Здесь свидетелей заслушивали с 12 по 20 декабря в большом зале архиепископского дворца. Затем с 28 января 1456 года проводили расследование в родных краях Жанны; и наконец, в Орлеане с 22 февраля по 16 марта перед судьями прошло множество людей, с восторгом вспоминавших об освобождении города. Семью Жанны представляли адвокат Пьер Можье и еще несколько человек, ведших дело по доверенности, среди них Гийом Превото. Для записи протоколов заседаний было назначено два писца, Дени Леконт и Франсуа Фербук; как полагалось, они поставили подпись на каждой странице подлинника протокола процесса, составленного в трех экземплярах (все они сохранились).

Эти показания являют нам совсем иной образ Жанны; каждое свидетельство имеет свои собственные нюансы и как бы свой акцент, ведь наряду с заседателями обвинительного процесса, проявившими удивительную забывчивость, свидетелями выступили бывшие товарищи по оружию, друзья юности, принцы крови, такие, как Дюнуа или герцог Алансонский, простые горожане Орлеана. Возникал портрет Девы, созданный теми, кто видел, как она жила. Однако этот портрет точь-в-точь совпадал с образом, вырисовывающимся из ответов, данных Жанной судьям. Два образа, одно и то же лицо.

7 июля 1456 года в большом зале архиепископского дворца в Руане торжественно объявили о недействительности первого процесса, один экземпляр протоколов и обвинительного заключения был символически разорван перед толпой собравшихся. Затем прошло несколько церемоний, прежде всего на площади Старого рынка, затем во многих городах Франции, в том числе и в Орлеане, где 27 июля устроили празднество, на котором присутствовали Гийом Буйе, ведший первое расследование, и Жан Бреаль, проведший все дело от начала до конца и составивший "Recollectio", в котором каждый пункт обвинения опровергался показаниями свидетелей.

Изабель Роме стояла в толпе людей, участвовавших в празднествах; через два года, 28 ноября 1458 года, она умерла, как полагают, в маленькой деревушке Сандийон.

Глава IX

"Как и другие"

Только из процесса по отмене приговора мы узнаём о детстве Жанны Девы.

Утром 28 января 1456 года в доме приходского священника церкви Домреми расположились четыре человека, в это же время на площади собралась толпа жителей деревни. В предыдущее воскресенье к ним обратились с церковной кафедры: всех, знавших Жанну Деву, приглашали предстать перед церковным судом и рассказать все, что они помнят. Вести расследование поручили метру Симону Шапито, осуществлявшему прокурорский надзор за пересмотром процесса инквизиции, он прибыл из Парижа; еще трое были назначены представителями папы: ими были метр Режиналь Шишери, декан собора Богоматери в Вокулёре, каноник собора в Туле по имени Вотрен Тьери и молодой служка того же собора, исполнявший обязанности писца, Доминик Доминичи.

Прошло двадцать семь лет с тех пор, как Жанна покинула Домреми. В 1457 году ей исполнилось бы сорок четыре года или около того. Свидетели, дававшие показания, были тех же лет "или около того", как говорили в то время: именно в этом возрасте воспоминания детства приобретают особую ценность – пятидесятилетие уже не за горами, и все, что случилось в детстве, всплывает в памяти и становится особенно значительным; свидетели по делу Жанны как раз достигли этого возраста, в высшей степени благоприятного для воспоминаний; для людей молодых детство не имеет значения, и еще меньше о нем задумываются мужчины и женщины от двадцати до сорока лет, живущие активной жизнью: одни поглощены своей молодостью, другие – делами, амбициями, любовью зрелого возраста. Всю прелесть и красочность детства осознаешь, когда тебе уже к пятидесяти, воспоминания детства затмевают все другие, более поздние, не говоря уже о воспоминаниях вчерашнего дня, которые легко стираются в памяти старика.

Жители Домреми, соседи и соседки, могли многое порассказать о Жанне, ведь они жили бок о бок с ней в течение шестнадцати-семнадцати лет, и их свидетельствам можно доверять.

Жители Домреми

Самый подробный рассказ оставил Жан Моро, землепашец из Грё, семидесяти лет от роду "или около того". На его глазах росла Жаннетта – именно так он ее называл, – он присутствовал при ее крещении в церкви святого Реми, поскольку являлся одним из крестных отцов девочки; Моро назвал также крестных матерей: жену Этьена Руайе, Беатрису, вдову Этеллена (и та и другая жили в Домреми) и Жаннетту, вдову Тьерслена из Вито, живущую в Нёфшато. Жан Моро хорошо знал ее отца Жака д'Арка и ее мать Изабелетту, которые, как и он, обрабатывали землю, но в Домреми. Все это были добрые, верные католики, усердные землепашцы, пользовавшиеся хорошей репутацией. Почти все жители Домреми любили Жаннетту; да, они считали, что Жаннетту хорошо и надлежащим образом воспитали в вере и в добрых обычаях: она знала свою веру, как могла ее знать маленькая девочка ее возраста! Она вела "порядочные разговоры" и вполне соответствовала тому, что только можно потребовать от девочки ее положения, ведь ее родители были "не очень-то богатыми". Видели, как она ходила за плугом, а иногда пасла в полях стадо, а также "выполняла женскую работу, пряла и все остальное". Что в ней поражало, так это ее необычайная набожность: "она часто и с удовольствием ходила в церковь"; если она находилась в поле и слышала, что звонят к обедне, то "возвращалась в город и шла в церковь", дабы прослушать обедню. Жан Моро утверждает, что видел это. Он рассказывает и о ските Богоматери в Бермоне, куда Жанна охотно ходила. "Почти каждую субботу после полудня", – уточнит Колен, сын Жана Колена из Грё. Колен был одним из приятелей Жанны и не раз со своими товарищами поддразнивал девочку из-за ее набожности. Мишель Лебюэн, скотовод в Бюри, также товарищ детских лет, часто сопровождал Жанну:

"Когда я был молодым, я неоднократно совершал с нею паломничество к Богоматери в Бермон. Она почти каждую субботу отправлялась в этот скит со своей сестрой и ставила там свечи".

Мишель одного возраста с Жанной – ему сорок четыре года, – и он заявляет с некоторой гордостью: "Я был ее товарищем". Жанна исповедовалась на Пасху и другие торжественные церковные праздники приходскому священнику мессиру Гийому Фрону. К моменту расследования он уже умер, но один из его собратьев, приходский священник из Ронсессе, близ Нёфшато, по имени Этьен де Сьонн, свидетельствует, что несколько раз мессир Гийом Фрон говорил ему:

50
{"b":"197189","o":1}