Так росло движение поддержки и симпатии по отношению к единственной последовательной власти в регионе, к власти Кира, когда тот, рядом с Вавилонией, создавал настоящую империю, централизованную, но не основанную на подавлении. А растущая враждебность по отношению к Набониду ярко выражена в вавилонских хрониках той эпохи:

Ссылка на уничтожение населения Теймы и на убийство князя города характерна для состояния умов, царившего в Вавилонии. В иные времена факт уничтожения арабского населения далеко в пустыне, конечно, не вызвал бы никакой критики в адрес халдейского царя. Это напоминание о его жестокости соответствовало чаяниям сторонников сближения с персами. Ведь теперь каждый знал, что делом нескольких дней было вмешательство того, кто победил лидийцев, греков и многие народы Востока…

Что касается Набонида, оставшегося по-прежнему в Тейме, его интересовало направление движения нападающих войск Кира. Он не исключал, что новый властелин персов направится на царя, на сам символ Вавилонии, восседающего в городе, им отстроенном и почитаемом как сердце новой империи с господствующей ролью семитов.

Кир вовсе не думал идти завоевывать оазис в Аравийской пустыне. Он, желая привлечь на свою сторону как можно больше народов, решил обеспечить положение персов на севере новой империи. Засушливые пустыни Сирии и Палестины, откуда большинство населения было сослано, а также сам город Дамаск были легкой добычей и вместе с тем играли важную роль в стратегическом плане. Особенно важным был союз с арабскими кочевниками этих регионов. Он облегчил бы торговые связи с Лидией и Египтом путем усиления безопасности в пустыне.

И перс захватил Дамаск, Иудею и древнюю страну Израиль. Согласно своей тактике он стремился не угнетать завоеванные народы, а делать из них «друзей и союзников». И, по-видимому, арабы с удовольствием и гордостью поставляли Киру значительное число воинов, чтобы завоевать Вавилон, отлично понимая, что в конце концов найдут там своего врага, оккупировавшего Тейму…

Для Набонида же движение персидских войск представляло смертельную опасность. Царь вавилонский, постоянно воевавший с арабскими племенами на полуострове, понимал, что его ожидало. Кроме того, присутствия даже небольшого количества ахеменидских войск в этом крае было достаточно, чтобы прервать всякую торговую связь с севером, единственным регионом, который мог позволить Вавилону выйти из изоляции.

Неожиданно Набонид осознал слабость своего положения. Надо было срочно принимать решение, если он не хотел, чтобы связь с Вавилоном для него была окончательно порвана. Надо было, отложив в сторону теологические соображения, противостоять политической судьбе и вернуться в Вавилон, чтобы избежать окружения и изоляции.

…Шел 542 год.

Возвращение царя не вызвало народного энтузиазма. Слишком долго люди ждали своего монарха, и вавилонский народ не связывал с ним надежд на спасение, как должно было бы быть. Люди продолжали смотреть за рубеж и ожидать вторжения персидского царя. Но, по крайней мере, в плане религии положение, казалось, прояснилось, и были организованы многочисленные празднества. Однако их пышность не успокоила вавилонян и выглядела как попытка отвлечь их от тревожных раздумий.

По возвращении в Вавилон Набонид совершил поступок, типичный для его характера: чтобы обеспечить свою безопасность, он повелел перевезти в столицу изображения главных богов из крупных городов империи, в том числе из Сиппара и Борсиппы, расположенных на пути Кира от Описа до Вавилона. Такая мера очень расстроила жителей этих городов и, лишившись защиты со стороны своих богов, они обратили свои взоры на Кира. Кроме того, Набонид повелел привезти в Вавилон изображения богини Иштар, находившееся тогда в Уру-ке, а также всех тех божеств, какие мог собрать. В середине лета 539 года все боги Аккада, «все те, что находятся на поверхности земли и над землей, были привезены в Вавилон».

Великий город стал свидетелем настоящей религиозной смуты: игнорируя Мардука, вспомнив о своей преданности Сину, собрав в Вавилон божества других городов, Набонид оскорбил свой народ. Вот как повествуют об этом хроники тех лет: «Он предал забвению преклонение перед Мардуком, царем богов. Своему городу он то и дело причинял боль; каждый день… мучал он людей. Подавлял всех безжалостным гнетом. От их жалоб Мардук вышел из терпения. Боги, обитавшие среди них, покинули их жилища».

Армия Кира, готовившаяся форсировать Тигр, была примерно такой же, как та, что в 547 году переправлялась на другой берег реки, возле города Арбела, чтобы идти на лидийцев. Зимою 540 года войска под командованием персидского царя были многочисленны и хорошо вооружены. На присутствие Кира указывало большое количество четырехколесных повозок с запряженными в них мулами, они сопровождали царя в каждом его перемещении. В одной из повозок были установлены серебряные вазы с большим количеством кипяченой воды из небольшой реки Хоасп, протекавшей в горах Сузианы и освященной богиней Анаит, символизирующей чистоту. В середине военных колонн восемь белых коней везли пустую колесницу с самим Ахурамаздой. Но в повозке не было ни изображения, ни статуи; лишь абстрактное присутствие бога персов сопровождало воинов Кира…

Переправа через Тигр для царя Аншана была так же важна, как переправа семью годами раньше через Галис. Началась она не совсем благополучно. Прежде чем перейти вброд через приток Тигра Гинд, ныне носящий название Диала, персы распрягли священную повозку, но один из белых коней оступился и был унесен быстрым течением. Обеспокоенный плохой приметой, Кир решил отвести угрозу. Согласно Геродоту, царь захотел сделать реку такой спокойной, «чтобы даже женщины могли перейти ее без труда, не замочив колен». Он остановился на берегу Тигра и приказал рыть канавы, чтобы отвести воду и утихомирить бурную реку. Вся армия провела несколько месяцев за укрощением потока…