Обрадовавшись, что его царство морально поддержала главная жрица Греции, Гигес совершает необычный поступок. Будучи не греком, а варваром, он решил сделать преподношение Пифии в виде многочисленных предметов из золота и серебра, в том числе шести больших золотых ваз. Этот жест был первой приманкой в стратегии Лидии по отношению к грекам, живущим на побережье, а следовательно, и по отношению ко всей Греции.
Новый царь захватил Милет и Смирну с прилегающей к ним территорией, затем занял город Колофон. Для лидийцев это означало присвоение богатств греков, а также обеспеченность сезонными наемными рабочими, в которых они нуждались. Гигес понимал, что нужно было сохранить экономический потенциал территорий, занятых греческими колонистами. Надо было подчинить себе противника, не уничтожая его, добиться соглашения с ним.
Царь Лидии, опираясь на поддержку нового правящего класса, менее аристократического и более заинтересованного в экономическом развитии, хотел вывести свою страну из изоляции, а древнюю Фригию, забравшуюся на анатолийское плато, без настоящих выходов для сбыта своих товаров, превратить в морскую державу, открытую всему миру. Но эта политика была реализуема лишь при сотрудничестве с умелыми и ловкими греками. Захватив порты и фактории, царь добился бы господства на морских путях, что позволило бы ему установить налоговую систему более выгодную, чем сбор пошлин за проход караванов, пересекающих пустыни Азии. Так Гигес расчистил путь торговле между Грецией и Востоком. Конечно, соотношение сил складывалось в пользу лидийцев, в том числе и в плане экономическом, но их интересовали также достижения греческой цивилизации.
И наоборот, Восток оказывал влияние на самих греков. В Греции восхищались Халдеей с Вавилоном в связи с развитием наук, Ассирией с Ниневией — в связи с политико-военной организацией, Египтом с Мемфисом — в связи с достижениями архитектуры и знаниями жрецов и, наконец, Лидией с Сардами — из-за их богатства.
Как ни странно, но взаимопроникновение цивилизаций началось с религии. Постепенно греки заимствовали оргиастические культы и «таинства», признали экстаз, заблуждения души и опьянение как добродетели. Беря пример с греков, династия Мермнадов и правящий класс лидийцев устремились к благоденствию и роскоши. Они смотрели на окружающий мир глазами эстетов, тогда как свойственные грекам рассудочность и мудрость стирались из памяти. Возможно, лидийцы видели ключ к своей морали и веселому упоению жизнью в строке из Еврипида: «Мудро то, что не является мудростью».
Тем временем Лидия становилась независимой державой. В 631 году сын Гигеса, царь Ардис позволил себе сбросить власть Ашшурбанипала и перестал платить ему дань. Организовывались и греческие колонии. Их целью было не сопротивление местным народам — в них греки нуждались как в источнике экономической помощи, — а создание своего рода независимой власти, отрицающей привычки Востока и не желающей ставить силу выше разума, включающего в себя духовность и торговый смысл.
Царь Ардис без понимания относился к воле греков, желающих получить самостоятельность. Он полагал, что только сила оружия могла позволить ему обеспечить превосходство лидийцев над греческими поселенцами. В 616 году он начал войну против Милета, чтобы подчинить себе этот крупный порт, через который проходили богатства Востока. Как вести войну, не уничтожая противника и не убивая курицу, несущую золотые яйца? Как задушить Милет, не убивая его?
Такая проблема стояла перед Ардисом и после сорока девяти лет царствования, к моменту его смерти. Та же задача стояла перед его сыном Садиаттом, царившим на протяжении двенадцати лет, и острее всего — перед Алиаггом, взошедшим на престол в 610 году.
Алиагг, сильно отличавшийся от своих предшественников, получил в наследство эту войну, которую сам он, возможно, никогда бы не начал. Чтобы раз и навсегда покончить с колонистами, он придумал новый тип боевых действий: как только лидийцы узнавали, что урожай поспел, они шли походом на Милет; в городе они не разрушали и не поджигали дома, зато в сельской местности опустошали плодовые деревья и поля, после чего возвращались к себе. Геродот объясняет: «Лидийцы не разрушали дома, чтобы жители Милета имели убежища, из которых они могли бы выйти в поле, чтобы вспахать и засеять землю, а благодаря этому лидийцам было бы что грабить в следующее нашествие»[57].
Континентальная Греция, не оказывая военную помощь Милету, выжидала. И случилось так, что во время очередного крупного набега пожар, учиненный лидийцами, перебросился с полей на храм Афины и разрушил его. Вскоре Алиатт заболел. Опасаясь, что эта болезнь есть знамение, посланное богами, царь запросил совета у Пифии Дельфийской. Ответ не заставил себя ждать: надо восстановить храм Афины. Повелитель Милета Фрасибул решил, что Алиатт придет вести переговоры о перемирии и об окончании этой войны, тянувшейся уже двенадцать лет. В ожидании гонца из Сард «он велел собрать на площади все зерно, какое было в городе, как царское, так и у подданных, и предписал, чтобы по его сигналу жители Милета начали на улице распивать вино и ходить друг к другу в гости, устраивая веселые компании. Сделал это он для того, чтобы гонец из Сард увидел собранное зерно и весело гуляющее население и доложил бы об этом Алиатгу… что и случилось на самом деле… В результате были восстановлены мир и дружба; Алиатт повелел построить не один, а два храма в честь Афины, а сам тут же исцелился от своей болезни[58].
В 604 году Сарды и Милет заключили договор, характерный для отношений между державой-покорителем, какой была Лидия, и Милетом, городом, чья активная хозяйственная деятельность была столь блестящей. Не было заявления, что войска оккупируют город, просто договорились, что лидийцы будут «гостями» жителей Милета. В открытую не было сказано, что эти последние будут посылать наемников для защиты интересов Лидии, просто объявили, что теперь они «союзники». Короче говоря, они были «гостями-союзниками» на базе взаимной выгоды, которая была только видимостью: войска Милета вовсе не собирались находиться в Сардах, а тирану Фрасибулу вовсе не нужны были лидийцы в качестве военных помощников, поскольку единственным реальным врагом Милета были именно лидийцы.
Через несколько лет, в 566 году, Алиатт решил распространить лидийский порядок на всю Карию, то есть провинцию, расположенную между городами Милет и Фокея, на юго-западе Малой Азии, что позволяло караванам из Сард выходить напрямую к морю. Но город Смирна оказал решительное сопротивление, и лидийцы разрушили Смирну, перебив население и разграбив склады. Уничтожение Смирны, впрочем, было на руку Эфесу, который после Милета стал самым крупным портом в том регионе.
Затем Алиатт взялся за город Колофон, расположенный между реками Гермос и Меандр. Город был известен как очень богатый, кроме того, славился своей конницей. Чтобы покончить с этим досадным преимуществом, Алиатт предложил правителям Колофона за крупную сумму предоставлять ему конные отряды. Однажды, после удачного похода, лидиец решил удвоить оплату всадникам и пригласил их в Сарды, чтобы отпраздновать победу, там было собрано много вина и закусок. Доверчивые колофонцы оставили коней на попечение конюхов и вошли в город. Но как только они прошли городские укрепления, лидийские солдаты заперли входы и выходы, набросились на них и перерезали всех до одного.
Война на побережье подходила к концу. Эфес процветал, и ни о каком захвате его, силою или хитростью, не могло быть и речи. Правил там Мелас II, старший сын которого женился на одной из дочерей Алиатга.
За один век с небольшим Лидия без потерь сумела овладеть всей Малой Азией. Она оттеснила киммерийцев к горам на севере, заняла всю Фригию с центральным плато, господствующим над долинами и побережьем. А главное — с помощью экономических и военных соглашений Лидия заставила азиатских греков подчиниться ее воле, причем, что замечательно, не были унижены ни греки, ни их боги. Было достигнуто равновесие между греками и лидийцами, о чем мечтал Гигес, первый из Мермнадов: Сарды стали торговым центром, Лидия — морской державой, а лидийцы — настоящими посредниками между Востоком и Западом.
