Борьба между австрийским и шведским претендентами закончилась избранием на польский трон Сигизмунда III. Сын шведского короля был сторонником решительной экспансии на Восток. Он неоднократно заявлял, что намерен продолжить политику Батория в отношении России и постарается «вернуть» Речи Посполитой Псков и Смоленск[173].

Столкнувшись с угрозой возрождения польско-шведской коалиции, русское правительство предпринимало лихорадочные усилия с целью добиться союза с австрийскими Габсбургами. Через посла Н. Варкоча оно предложило Вене колоссальные денежные субсидии, но сделало это с запозданием. В марте 1589 г. австрийское правительство подписало мирный договор с Речью Посполитой и обязалось не оказывать никакой помощи России.

Ориентация на католические государства Центральной и Западной Европы резко ухудшила отношения России с Англией. Английское правительство искало сближения с Россией перед лицом решающего столкновения с габсбургской Испанией. С этой целью оно направило в Москву посла Д. Флетчера, но его миссия потерпела полный провал. В ходе переговоров 1588–1589 гг. московское правительство отвергло предложение Лондона. Англо-русские отношения были принесены в жертву новой ориентации Москвы. Но расчеты русской дипломатии на тесный союз с коалицией католических государств в Европе оказались несостоятельными.

Причины переориентации России на союз с Австрией были связаны с обострением русско-польских и русско-турецких отношений. Неблагоприятная ситуация в Европе осложнялась риском прямого столкновения между Россией и Османской империей. Москва внимательно следила за ходом турецко-иранской войны и происками турок на Северном Кавказе. Вскоре в Москву поступили сведения, подтверждавшие намерение турок утвердиться на Тереке и тем самым расширить сферу военной экспансии на Кавказе[174]. В 1588 г. в Россию прибыли иранские послы, предложившие военный союз против Турции и Крыма. Примерно в то же время Посольскому приказу стало известно о подготовке турками похода на Астрахань[175]. С начала 1588 г. русское командование начало концентрировать силы в этом районе. В феврале были посланы на судах воеводы князь И. М. Воротынский и Ф. В. Шереметев, а 4 апреля «в Астрахань для приходу турских людей и пашей» отправился боярин воевода князь Ф. М. Троекуров. Правительство отдало приказ о спешном сооружении в Астрахани каменной крепости. 4 апреля 1588 г. Разряд направил воеводу князя А. И. Хворостинина на Терек для строительства деревянного острога. Ввиду опасности турецкого нападения на Астрахань русское правительство в 1589 г. отдало приказ о строительстве крепости на переволоке между Доном и Волгой, названной Царицыном в честь Ирины Годуновой[176].

Несмотря на то что со смертью Ислам-Гирея отношения с новым ханом Казы-Гиреем приобрели более мирный характер, московское правительство не забывало об опасности внезапного татарского вторжения. С наступлением весны 1589 г. главные московские воеводы с полками заняли оборонительные позиции на Оке[177].

Россия оказалась в состоянии полной международной изоляции в тот момент, когда произошло объединение сил двух наиболее опасных ее противников — Швеции и Речи Посполитой.

В 1589 г. шведский король Юхан III сосредоточил в Ревеле флот и большую сухопутную армию, насчитывавшую до 10 тыс. солдат. Одновременно Сигизмунд III вынес на обсуждение польского сейма вопрос о войне с Россией. Летом 1589 г. Юхан III, угрожая войной, ультимативно потребовал от русского правительства немедленно выслать за границу великих послов. Экспансионистские круги Швеции предполагали использовать военную поддержку Речи Посполитой для демонстрации своего военного превосходства. Юхан III и его сын намеревались вызвать царя Федора на границу и вырвать у него согласие на передачу Швеции и Речи Посполитой крупнейших крепостей — Смоленска, Новгорода, Пскова, а также Северской земли. Фактически союзники готовились расчленить Русское государство[178].

Опасаясь нападения с севера, русское командование стало сосредоточивать силы на шведской границе. 26 мая 1589 г. Разрядный приказ «по свейским вестем» распорядился усилить гарнизоны Орешка и Ладоги, а 2 августа направил в Новгород «для свицких людей приходу» лучшего из своих воевод — князя Д. И. Хворостинина со значительными военными силами[179].

В обстановке резкого ухудшения внешнеполитического положения страны правительство Бориса Годунова взяло курс на решительное подавление внутренней оппозиции.

Низложение митрополита Дионисия и удаление из Боярской думы князей Шуйских не сломили оппозицию режиму Бориса Годунова. Напротив, репрессии положили начало новому кризису, носившему многосторонний характер.

В итоге «великого разорения» 70— 80-х годов значительная часть культурных земель оказалась заброшенной. Старопахотные земли зарастали лесом. Спустя пять лет после окончания Ливонской войны лишь небольшая часть пустовавшей пашни была возрождена к жизни. Наметившийся процесс экономической стабилизации был приостановлен неурожаем и голодом, поразившим страну в 1587–1588 гг. Неурожай нанес наибольший ущерб крестьянству, но его последствия испытало на себе и многочисленное мелкое дворянство. Недовольство «скудеющих» служилых людей стало одним из факторов политического кризиса.

В связи с голодом в ряде городов сложилось напряженное положение. Английский посол Д. Флетчер, находившийся в Москве в 1588–1589 гг… был поражен «несчетным числом» бродяг и нищих, наводнивших столицу. Голод и крайняя нужда, замечает Флетчер, изнуряли жителей до предела, в городах участились грабежи и убийства. В городе Ливны произошло выступление посадских людей. Встревоженный правитель Борис Годунов 24 мая 1588 г. отрядил в Ливны видного дворянина К. О. Безобразова «для сыску про смятение градцких людей»[180].

С наступлением весны 1589 г. возникла реальная опасность возмущения в Москве, вследствие чего власти отдали приказ о размещении на улицах столицы усиленных военных нарядов. Согласно записям Разрядного приказа, 18 апреля 1589 г. «велел государь быть на Москве в объезде в головах по росписи, огня и корчмы выимать: в Кремле — князю Василью Туренину, в Китае — князю Дмитрию Приимкову». На улицах горожане жадно внимали речам юродивого, резко нападавшего на правителя. Флетчер, видевший его своими глазами, писал: «В настоящее время есть один в Москве, который ходит голый по улицам и восстанавливает всех против правительства, особенно же Годуновых, которых считают притеснителями всего государства»[181].

В течение 1588–1589 гг. Москву будоражили слухи о больших раздорах в семье царя Федора. Эти толки, крайне неблагоприятные для Бориса Годунова, были подхвачены и раздуты за рубежом. В конце 1588 г. ватиканский посол в Кракове направил в Рим две сенсационные депеши. Первая гласила, что «москаль» в ссоре замахнулся на шурина посохом, но Борис выхватил нож и нанес царю две раны, отчего тот опасно занемог. Вторая депеша содержала вовсе недостоверный слух, будто царь Федор убит своими придворными (Годуновыми)[182].

Московские новости получили отражение в официальной переписке литовского канцлера Л. Сапеги. Источником информации для него послужил рассказ шляхтича, который нес пограничную службу и беседовал через границу с русской стражей. Московиты сообщили знакомому литвину следующее: «Княгиня московская родила дочку. Но Годуновы, будучи недовольны, тайком взяли новорожденного сына у жены стрельца и положили на место дочери царицы. Один со стороны Годуновых, знавший об этом, выдал их в том как младшему князю Дмитрию, брату нынешнего московского государя, так и другим боярам. Потом об этом сообщили самому государю. За эти провинности государь приказал постричь свою жену в монахини. Боясь, что и с ними поступят так же, Годуновы, по словам [русской] стражи, кажется, ранили самого государя»[183].