Автор русского Хронографа считал, что Боярская дума принесла присягу Лжедмитрию в день восстания: «…бояре и всяких чинов люди крест ему целовали, иные волею и иные неволею, бояся смертного убойства»3.
В действительности дело обстояло значительно сложнее. В день переворота противники династии исподтишка направляли ярость народа на Годуновых, их родню и приверженцев. Уже на другой день утром было ясно: с земской выборной династией покончено раз и навсегда. Наступило короткое междуцарствие.
Прошло два дня, прежде чем Боярская дума приняла решение направить своих представителей к «царевичу». Никто из старших и наиболее влиятельных бояр не согласился ехать на поклон к нему. Со времени избрания Бориса Годунова Боярская дума во второй раз должна была согласиться на передачу трона неугодному и, более того, неприемлемому для нее кандидату. Как и в 1598 г., вопрос о престолонаследии был перенесен из дворца на площадь. Но передача власти из рук в руки была осложнена кровопролитной гражданской войной.
Борису Годунову помогли шествия «всенародного множества» на Новодевичьем поле. Лжедмитрия подняли к власти восстания на южных границах и в столице. Годунов не смог добиться присяги от бояр после наречения на царство в Новодевичьем монастыре. Отрепьев пересилил бояр и заставил их явиться к нему в лагерь. Английские известия довольно точно очертили круг лиц, добившихся от думы признания самозванца. Соответствующее решение, по словам англичан, было принято внезапно, «благодаря тому что члену Боярской думы Богдану Бельскому с некоторыми другими частным образом стало известно об отъезде Дмитрия из лагеря»4. Как видно, именно Бельский поддерживал тайные связи с боярами, перешедшими на сторону Лжедмитрия. У Бельского было немного приверженцев в годуновской думе. Тем не менее ему удалось запугать членов думы известием о наступлении Лжедмитрия на Москву.
Наученный бегством из-под Севска, Отрепьев старался держаться подальше от своих полков, продвигавшихся к Москве. Лишь получив известие о перевороте в столице, Отрепьев 5 июня 1605 г. перешел в Тулу5. Там его встречали духовенство с крестами, воеводы, дворяне и народ. Прежде Лжедмитрию преподносили хлеб-соль. В Туле его поздравляли как признанного на Москве царя и, по обычаю, преподносили драгоценные подарки.
Самозванец поручил командование авангардом П. Ф. Басманову и Я. Запорскому. По словам последнего, в их полках, кроме поляков, было 30 тыс. «москвы» и донских казаков. По свидетельству Разрядов, самозванец «как пришел на Тулу и с Тулы послал в Серпухов воевод по полкам: в большом полку боярин и воевода Петр Федорович Басманов, в передовом полку князь Василий Григорьевич Долгорукий Чертенок, в сторожевом полку воевода князь Алексей Григорьевич Долгорукой же Чертенок»6. Приведенный Разряд не оставляет сомнений в том, что в подчинении П. Ф. Басманова находилось немного воинских людей. За несколько лет до войны с самозванцем главный помощник Басманова В. Г. Долгорукий служил вместе с Гаврилой Пушкиным в крохотной сибирской крепости Пелыме7. Его брат А. Г. Долгорукий вообще не имел воеводского чина.
Разрядные данные подтверждают известие современников о том, что Лжедмитрий, будучи в Туле, «распустил по домам много войска»8. Поражение на переправах под Серпуховом убедило Отрепьева, что сдавшиеся под Кромами войска деморализованы и не способны вести боевые действия в обстановке гражданской войны.
Лжедмитрий потребовал, чтобы Ф. И. Мстиславский и прочие бояре немедленно ехали к нему в лагерь. Дума постановила послать в Тулу князя И. М. Воротынского, бывшего 20 лет не у дел, и таких второстепенных бояр и окольничих, как князь Трубецкой, князь А. А. Телятевский, Н. И. Шереметев, а также думного дьяка А. Власьева и представителей других чинов — дворян, приказных и гостей9.
3 июня делегация Москвы выехала в Серпухов. Вместе с представителями столичных «чинов» туда отправились все Сабуровы и Вельяминовы, чтобы вымолить себе прощение Лжедмитрия. П. Ф. Басманов, распоряжавшийся в Серпухове именем своего государя, не пропустил родню Годуновых в Тулу. Несмотря на то что Сабуровы и Вельяминовы целовали крест Лжедмитрию, их «недруг» Басманов велел взять их под стражу, «потому что, — поясняют Разряды, — Петру Басманову у Растриги время было». Басманов заслужил милость у самозванца тем же способом, что и у Годунова. Он повсюду искал изменников и беспощадно карал их. По его навету Сабуровы и Вельяминовы в количестве 37 человек были ограблены донага и брошены в тюрьму. Этот факт, отмеченный Разрядными росписями, находит подтверждение в челобитных грамотах Вельяминовых, поданных правительству после «Смуты». «И нас, — писали Вельяминовы, — Рострига, пограбя, сослал на Низ, а поместья наши роздал в роздачю»10.
Между тем П. Ф. Басманов был отозван из Серпухова в Тулу. Там ему представился случай расправиться с другим своим недругом — А. А. Телятевским11.
Отрепьев был взбешен тем, что главные бояре отказались подчиниться его приказу и прислали в Тулу второстепенных лиц.
На поклон к Лжедмитрию в начале июня приехал с Дона атаман вольных казаков Смага Чертенский. Чтобы унизить посланцев Боярской думы, самозванец допустил к руке донцов раньше, чем бояр. Проходя мимо бояр, казаки ругали и позорили их. «Царь» обратился к Чертенскому с милостивым словом, а допущенных следом Воротынского с товарищами «наказываше и лаяше, яко же прямый царский сын»12.
Боярина А. А. Телятевского фактически выдали казакам на расправу. Казаки били его смертным боем, а затем едва живого отвели в тюрьму13. Сцена, разыгравшаяся в Туле, была последним отголоском того периода самозванщины, когда поддержка восставшего народа и донцов имела для «вора» решающее значение.
Из Тулы Лжедмитрий выступил в Серпухов. Дворовыми воеводами при нем числились князь И. В. Голицын и М. Г. Салтыков; ближними людьми — боярин князь В. М. Мосальский и окольничий князь Г. Б. Долгорукий; главными боярами в полках — князь В. В. Голицын, его родня князь И. Г. Куракин, Ф. И. Шереметев, князья Б. П. Татев и Б. М. Лыков14. Навстречу Лжедмитрию в Серпухов выехали князь Ф. И. Мстиславский, князь Д. И. Шуйский, стольники, стряпчие, дворяне, дьяки и столичные купцы — гости15.
Московские верхи сделали все, чтобы облегчить соглашение с путивльским «вором», которого они в течение семи месяцев безуспешно пытались уничтожить. Бояре велели извлечь на свет божий огромные шатры, в которых Борис потчевал дворян в дни серпуховского похода накануне своей коронации. Шатры имели вид крепости с башнями и были весьма вместительными. Изнутри стены главного шатра были расшиты золотом. В Серпухов заблаговременно прибыли служители Сытенного и Кормового дворца, многочисленные повара и прислуга с запасами. Бояре и московские чины дали пир Лжедмитрию. По словам очевидцев, на пиру присутствовали разом 500 человек16.
Пиры и приемы были не более чем декорацией, скрывавшей от посторонних глаз переговоры между самозванцем и боярами. Переговоры завершились соглашением. По некоторым сведениям, была составлена запись, скрепленная 12 «послами» Лжедмитрия (6 московитами и 6 поляками) и советом всех бояр. Достоверность польского источника, сообщающего подробности об этом соглашении, не слишком велика17.
Прибытие в Тулу главного дьяка А. Власьева и других приказных людей привело к тому, что управление текущими государственными делами начало переходить в руки самозванца. Получив от А. Власьева полную информацию о последних дипломатических переговорах, Лжедмитрий распорядился задержать английских послов, готовившихся покинуть Россию. Агент Московской компании Джон Мерик был вызван самозванцем в Серпухов. «Царь» предложил возобновить союз, некогда заключенный его мнимым отцом с королевой Елизаветой. Грамота была подписана в Туле 8 июня 1605 г.18.
Находясь в Туле, Лжедмитрий известил страну о своем восшествии на престол. Рассчитывая на неосведомленность дальних городов, Отрепьев утверждал, будто его «узнали» как прирожденного государя патриарх московский Иов, весь освященный собор, дума и прочие чины19. 11 июня 1605 г. Лжедмитрий был еще в Туле, но на своей грамоте пометил: «Писана на Москве». Вместе с окружной грамотой самозванец разослал по городам текст присяги. Она представляла собой сокращенный вариант присяги, составленной при воцарении Бориса Годунова и Федора Борисовича. Самозванец повторил прием, к которому прибегли Борис Годунов, а затем его сын. Добиваясь трона, Борис велел сразу после смерти Федора Ивановича принести присягу на имя вдовы царицы Ирины и на свое имя20. Федор Борисович поставил на первое место имя вдовы царицы Марии Годуновой, когда потребовал присяги от думы и народа.
