Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Именно такова была эволюция «лишнего человека» в канун реформы, и это убедительно отобразил Гончаров. Критик особенно ставил в заслугу романисту низведение «лишнего человека» с «красивого пьедестала».

* * *

В одной из своих работ Ленин, имея в виду Обломова, говорил: «Был такой тип русской жизни…»[145] С точки зрения Добролюбова, Обломов — это «живой, современный русский тип, отчеканенный с беспощадной строгостью и правильностью» (курсив мой. — А. Р.). Роман Гончарова «Обломов», по мнению критика, «существенный шаг вперед в истории нашей литературы».

Сильнейшая черта гончаровского реалистического творчества выразилась в подходе к изображению действительности: художник не оставляет явления, на которое однажды бросил свой взгляд, не проследив его до конца, не отыскав его причин, не поняв связи его со всеми окружающими явлениями. Он стремится, как отмечал Добролюбов, «случайный образ, мелькнувший пред ним, возвести в тип, придать ему родовое и постоянное значение». В результате, замечает критик, постепенно в романе «перед вами открывается не только внешняя форма (то есть свойство Гончарова изображать явление во всех его мельчайших подробностях. — А. Р.), но и самая внутренность, душа каждого лица, каждого предмета».

Можно считать, что, высказав это, Добролюбов проник в тайну, в сущность и форму процесса художественного обобщения, типизации у Гончарова.

Для того чтобы образ был возведен в тип, нужны особые условия. В своей статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров писал: «…Если образцы типичны, — они непременно отражают на себе — крупнее или мельче — и эпоху, в которой живут, оттого они и типичны, то есть на них отразятся, как в зеркале, и явления общественной жизни, и нравы, и быт».

Это, конечно, первое и главное условие, определяющее природу типичного в искусстве.

Гончаров говорит, что художник, изображая действительность, не должен далеко забегать вперед. Ему следует изображать только то, что уже «отлилось в формы». В художественное произведение, утверждал он, входит только то, что входит в «капитал», в «будущую основу» жизни.

Гончаров, как видно из сказанного, чересчур ставил художника в зависимость от непосредственной действительности. В этом отношении Щедрин шел дальше Гончарова. Он предлагал изображать людей и их поступки, мысли, не только как они есть, но и какими бы они стали при определенных условиях.

Посмотрим на особенности типизации у Гончарова. В Обломове прежде всего бросаются в глаза такие физические признаки: «среднего роста», «приятной наружности», «глаза темносерые», «цвет лица… безразличный», «обрюзг не по летам», «пухлые руки».

Далее художник замечает, что это был человек «с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица». Это уже особенности внутреннего, психологического характера.

Мгновениями Обломов бывает по-своему одухотворен: «мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности».

Фиксируя свои наблюдения над личностью героя и окружающей его обстановкой, художник, как бы делая новое открытие для себя, замечает, что образ Обломова — это «ленивый образ».

Так раскрывается внутренняя сущность Обломова.

Если иногда у Обломова и появлялась тревога, то обычно разрешалась вздохом, «замирала в апатии или в дремоте».

Художник с каждым штрихом углубляет портрет Обломова, ставит Обломова в различные положения, его образ мало-помалу «вбирает в себя черты психологии русского человека», зараженного обломовщиной. Словом, Обломов предстает перед нами как глубоко типичный образ, в котором все детали художественно необходимы, создают впечатление полного правдоподобия.

Индивидуальные черты внешности и характера Обломова под пером романиста органически сливаются с типическими, образуя нечто нераздельное. В результате достигается впечатление, что именно вот таким и по внешности и по характеру должен быть этот человек.

Рисуя характер, художник заставляет как бы сливаться с персонажем и вещи («беспечность переходила в позу всего тела, даже в складки шлафрока», или: халат Обломова «как послушный раб покоряется самомалейшему движению тела»).

Гончаров очень подробно, даже скрупулезно изображает обстановку жизни и быта героя, — «всю, говоря словами Гоголя, страшную, потрясающую тину мелочей», которая опутывает людей. Именно в «Обломове» эта черта таланта Гончарова, бесспорно, унаследованная от Гоголя, получила свое полное и своеобразное выражение. Пожалуй, никто тогда из русских и западных писателей не умел эти изображения мелочей быта, деталей обстановки так «пропитывать» духом живущего среди них человека, так сливать в нечто единое целое человека и окружающий его материальный, так сказать, «вещный», микромир, как делал это автор «Обломова».

Уменье раскрывать психологию героя не только посредством анализа его душевных переживаний, но и через изображение повседневной обстановки, предметов и вещей, среди которых протекает бытие героя, — одна из коренных и замечательных особенностей художественного мастерства Гончарова.

* * *

Характерные черты обломовщины воплощены художником не только в образе Обломова, но и в фигуре Захара. Несмотря на то, что Обломов — барин, а Захар — его крепостной слуга, они сродни друг другу. Оба они, барин и раб, выросли на одной и той же почве, пропитались одними и теми же соками, испытывали на себе «обаяние обломовской атмосферы, образа жизни».

В обоих этих образах с исчерпывающей полнотой показан кризис, распад патриархально-крепостнического уклада жизни, быта и нравов.

Гончаров стремился показать, что тлетворное влияние крепостного права сказывалось не только на поместном дворянстве, но и на духовном облике и образе жизни других слоев общества. В своих произведениях (более всего в «Обрыве») он осудил, например, «аристократическую обломовщину» — уродливые обломовские нравы высших аристократических кругов. Заражала обломовщина косностью, апатией, ленью, нравственным рабством и слуг — людей крепостной дворни. Сопоставляя фигуры Обломова и Захара, романист проводит мысль, что судьбы этих людей неразрывны, жизнь одного из них невозможна и немыслима без другого. «Старинная связь, — говорится в романе, — была неистребима между ними». Они обречены быть навеки вместе, как рак-отшельник и улитка. Понятие о своем праве владеть и распоряжаться Захаром, как своей собственностью, как вещью, так же неистребимо в Обломове, как неистребимо и в Захаре его нравственное рабство. Хотя Захар и злится на барина за вечные упреки в лени и нерадивости, ворчит на его капризы, но про себя все это он «уважал внутренно, как проявление барской воли, господского права». Без этих капризов и упреков он не чувствовал бы над собой барина.

У Захара была тоже своя мечта, свой «романтизм». «Захар любил Обломовку, как кошка свой чердак…» Он не мог забыть «барского широкого и покойного быта в глуши деревни», «отжившего величия», своей ливреи, в которой для него воплотилось все достоинство старого дома Обломовых. Если бы не эти воспоминания о былом, — «ничто не воскрешало молодости его».

Захар, по словам романиста, принадлежал двум эпохам, и обе положили на него печать свою. От одной перешла к нему по наследству «безграничная преданность к дому Обломовых», а от другой, позднейшей, — определенные пороки. «Страстно преданный барину», Захар редкий день не солжет ему в чем-либо. Он любит и выпить, и бегать к куме подозрительного свойства, всегда норовит «усчитать» у барина гривенник. Тоска охватывает его, если барин съедает все. Он любит сплетничать, распускать про барина какую-нибудь небывальщину. Неопрятен. Неловок. Не дай бог, если воспламенится усердием угодить барину: бедам и убыткам нет конца. Но, несмотря на это, все-таки выходило, что он был глубоко преданный барину слуга. Он бы не задумался сгореть или утонуть за него, не считая это подвигом и поступая «без всяких умозрений».

вернуться

145

В. И. Ленин, Сочинения, т. 33, стр. 197

52
{"b":"196981","o":1}