О том, что к документам, исходившим от самого царя, относились с большим пиететом, нежели к тем, что вышли из приказов, свидетельствует также точное указание на время получения царских указов, доставлявшихся в Кремль в любой час, независимо от дня и ночи. Так, 27 октября «за полтора часа до света» была получена грамота царя Михаила Федоровича о запечатывании Оружейной и Иконной палат вместе с их архивом государственной печатью. Причинами стали внезапная смерть подьячего Оружейной палаты Богдана Юрьева и необходимость охраны имущества палаты до передачи дел другому лицу. Распоряжение царя быстро выполнили, выяснив, что «в Оружейной де палате в болшой государева болшая казна, а у ней двои двери железные». Одни двери запечатывались (но не закрывались) главой приказа стольником князем Борисом Александровичем Репниным, другие закрывались на ключ, хранившийся «в суконном мешечке» тоже за печатью руководителя Оружейной палаты. В Большой Оружейной палате находилась одна «казенка деревяная с красками иконново дела, да со ртутью» и другая «казенка ж деревяная с приходными и с росходными книгами, и ящик с росписми, и со всякими государевыми делы и з денгами». Там же упоминаются «государевы оправные сабли», хотя в основном оружие хранилось в «другой Оружейной палате», где были опечатаны «мушкеты», «пистоли», «карабины», «шпаги», «пансыри». Часть вооружения оставалась «у Старой Оружейной палаты» — «мушкеты», «пистоли», «латы», «шишаки», «пансыри» и «стрелы».

Вопросы управления дворца и дальше встречаются в переписке царя и бояр, причем в этих документах можно найти любопытные подробности об интересах царя Михаила Федоровича. В столбце с царскими грамотами и отписками бояр хранится скромная челобитная царского потешника Ивашки Ермиса, который учил «государевых трубников из дворца дватцать человек, да из Иноземского приказу девятинатцати человек». Кроме того, ему дали совершенно неподъемное распоряжение одному «учить ратному строенью» 600 человек стрельцов приказа Ивана Головленкова. 15 июня 1642 года по царскому указу этим стрельцам был назначен смотр на Покровском поле. В результате Ивашке Ермису пришлось просить царя Михаила Федоровича о «подмоге»: «И руский язык мне не весь сполна за обычей, а преж, государь, сего был я холоп твой не у такого великого дела. Толко учил робят ходить по канату и метальники метатца, и мне, государь, к тому делу дан был особной толмач». Интерес к «потешным» зрелищам и полкам, как известно, проявится и у внука царя Михаила Федоровича, царя Петра I.

Чаще всего в переписке с боярами в Москве встречаются царские распоряжения по ратным делам. Например, 20 июня 1642 года, когда царь Михаил Федорович ходил в село Покровское, он получил пять отписок от воеводы Большого полка стольника князя Алексея Ивановича Воротынского с товарищами. После чего царь извещал бояр: «И мы тех отписок слушали и наш указ на тех отписках подписали» (впоследствии оказалось, что этот воевода, один из самых родовитых князей, умер на службе в Туле 19 июня). Содержится в переписке грамота на Тулу с похвалою полковнику Александру Краферту за службу против войск крымского царевича. Царю доносили об образце «земляного города», построенном за Чертольскими воротами в Москве немецким драгунским капитаном И. Фанзандерном. Город предназначался для Крапивны, разоренной крымцами. Делались распоряжения людям, находившимся на засеках, о михайловских черкасах, устроенных на житье в Московском государстве еще при Иване Грозном, об укреплении Венева[353]. Словом, никаких особых сенсаций в переписке царя Михаила Федоровича с боярами, остававшимися в Москве, не имелось. Это тоже по-своему показательно, так как и тогда, по-видимому, не любили доверять бумаге государственные тайны.

Присмотреться к дьякам важнейших Разрядного и Посольского приказов действительно стоит, иначе наше представление о «сильных людях», окружавших царя Михаила Федоровича, останется неполным. У дьяков этих приказов была важнейшая функция: подготовка документов своего ведомства в доклад государю и Боярской думе. Они чаще, чем кто-либо другой, виделись с царем и исполняли его поручения[354].

Ключевое положение в системе управления Московского государства занимал Разрядный приказ, представлявший собой своеобразную канцелярию Боярской думы. В Разряде учитывали служилых людей из Государева двора и служилых «городов», вели переписку с полковыми воеводами, решали местнические счеты бояр и дворян между собою, рассматривали дела политического сыска о «слове и деле государевом». В функции приказа входило управление рядом приграничных и украйнных городов, наблюдение за засеками и оборонительными сооружениями, военными и стратегическими запасами (хлеба и соли) в городах, сбор ведомостей для составления бюджета и многое другое.

В начале царствования Михаила Федоровича с 1613 года главою Разрядного приказа был думный дьяк Сыдавной Васильев. Это назначение олицетворяло преемственность с деятельностью подмосковных ополчений, в которых Сыдавной Васильев получил думное дьячество и начал руководить Разрядным приказом. Именно такой человек, с репутацией последовательного сторонника земства, больше всего нужен был в Разряде после избрания царя. Ему пришлось сдерживать аппетиты многих служилых людей, стремившихся, по обычаю Смутного времени, воспользоваться переменами во власти, чтобы увеличить свои оклады и поместья, опираясь на реальные или мнимые заслуги в боях ополчений под Москвой в 1611–1612 годах. Назначение нового главы Разрядного приказа произошло только с возвращением из плена патриарха Филарета в 1619 году. Как уже говорилось, эту должность получил думный дьяк Томило Луговской. Смена высшего должностного лица в Разрядном приказе не была следствием какой-то «новой политики», очень скоро после оставления своего поста Сыдавной Васильев умер, и патриарх дал богатый вклад на помин его души в Троице-Сергиев монастырь. А вот преемнику Сыдавного Васильева — Томиле Луговскому действительно довелось испытать на себе «опальчивый» нрав патриарха Филарета.

С 1623 года Разрядный приказ возглавил думный дьяк Федор Лихачев. Он начинал свою карьеру дьяком Поместного приказа в ополчении князя Дмитрия Михайловича Пожарского и Кузьмы Минина в 1612 году, поэтому с назначением Федора Лихачева сохранялась общая земская преемственность в деятельности Разряда. Федор Лихачев оставался во главе приказа до 1630 года, после чего получил неожиданное назначение возглавить Посольский приказ. С 15 августа 1630 года управление в Разрядном приказе перешло в руки поверстанного в дьяки из кашинских дворян Ивана Гавренева. Последний действительно оказался незаурядным администратором и оставался во главе этого ведомства более тридцати лет, уйдя в отставку в чине окольничего. Именно осторожный и расчетливый Иван Гавренев мог олицетворять тип московского приказного дельца, народившийся в царствование Михаила Федоровича.

Исторически сложилось так, что еще большее влияние на управление государством оказывали думные дьяки, стоявшие во главе Посольского приказа. Уже сама специфика работы приказа, подготовка и прием посольств, обсуждение текущих задач внешних сношений требовали конфиденциальности. В распоряжении дьяков Посольского приказа находился архив московского великокняжеского дома и первых русских царей[355]. Не случайно поэтому Посольский приказ ведал многие тайные дела до образования специального приказа уже в следующее царствование.

Целая плеяда имен дьяков была связана с этим ведомством при Михаиле Федоровиче[356]. Первым должно быть названо имя Петра Третьякова, создававшего внешнюю политику Московского государства в начале правления новой династии. Поддерживаемая им политика установления мира со Швецией и союза с нею против Речи Посполитой определила стратегию в этом ключевом пункте международных отношений Московского государства. Ему лично в переговорах с ногайскими татарами в 1615 году удалось снять опасность татарских набегов на юг государства. Важна для русской политики была поддержка думным дьяком Петром Третьяковым союза с Англией, предоставление льгот английским купцам в России. О его благосклонном отношении к англичанам говорил голландский резидент в Москве Исаак Масса, отправляя своему правительству донесение о смерти Петра Третьякова в 1618 году: «Сегодня получено известие, что в Москве скончалась Большая страусовая птица, то есть великий канцлер, всегда большой приятель англичан, а наш противник»[357].