Изменения в первоначальном составе правительства, где основную роль играли Салтыковы, близкие к матери царя «великой старице» инокине Марфе Ивановне Шестовой, происходили по мере взросления царя Михаила Федоровича. Причиной охлаждения царя к Салтыковым стал внутренний, семейный конфликт, расстроивший царскую свадьбу с Марией Хлоповой. Активное противодействие планам женитьбы царя со стороны Салтыковых положило определенный предел их влиянию при дворе. Хотя Михаил Федорович был послушен воле матери и оставил ее племянников в покое, при дворе стала восходить яркая звезда боярина князя Ивана Борисовича Черкасского. С его именем связаны назначения в так называемые сыскные приказы, ставшие основной новацией первых лет царствования Михаила Федоровича. Характерно, что князь Иван Борисович Черкасский был призван помочь царю Михаилу Федоровичу решать наиболее сложные и запутанные дела, затрагивавшие интересы разных влиятельных сил. Пробным камнем стало назначение Черкасского в 1617 году в приказ по отмене тарханов, то есть всевозможных льгот, записанных в жалованных грамотах монастырям и торговым людям. В 1618 году его приглашают к царским столам, где ему отведено почетное первое место среди приглашенных бояр. В этом же году князю Ивану Борисовичу поручили впервые созданный Приказ «сыскных дел», целью которого должен был стать разбор дел с «сильными людьми». Важной была его роль в отведении угрозы захвата Москвы войском королевича Владислава в 1618 году.
Необходимость решать сразу несколько тяжелейших внутренних и внешних задач после 1613 года, да к тому же в государстве, основательно разоренном Смутой, привела к тому, что на первом этапе деятельности «правительства» Михаила Федоровича оно вынуждено было делить власть с земскими соборами. П. П. Смирнов вообще называл время с 1613 по 1619 год периодом «соборного управления»[339]. В любом случае, говоря о «сильных людях», нужно помнить, что наиболее важные решения в это время принимались на соборах сообща Боярской думой и представителями Государева двора, уездного дворянства и посадских людей. Земские соборы по-прежнему олицетворяли участие «всей земли» в управлении, продолжая традицию, сложившуюся в деятельности подмосковных ополчений в 1611–1612 годах.
При патриархе Филарете, вернувшемся в Москву в 1619 году, произошли значительные изменения в системе власти. Дело здесь не только в известном «двоевластии» царя и патриарха, тем более что сын добровольно уступил отцу приоритеты решений о текущих делах. Стоящая рядом с сыном фигура 66-летнего отца Филарета, наоборот, должна была стать символом торжества справедливости по отношению к ветерану московской политики, нагло оттесненному когда-то Борисом Годуновым от заветной цели — Московского царства. Во-первых, изменилась роль земских соборов, существовавших при Филарете только в первые два-три года после его возвращения. Во-вторых, в состав Думы вошли люди, вернувшиеся из польского плена одновременно с патриархом. Особенно был приближен к престолу и поставлен над «новой знатью» боярин Михаил Борисович Шеин, герой смоленской обороны 1609–1611 года. Его высокомерное пренебрежение амбициями других членов Думы, как мы знаем, дорого обошлось старому воеводе: никакие прежние заслуги не спасли его от казни за самовольное оставление Смоленска в феврале 1634 года. Думный дьяк Томило Луговской, также выехавший из плена вместе с патриархом Филаретом, был поставлен во главе Разрядного приказа. Произошли и другие перестановки в Думе. «Во время Филарета, — писал С. Ф. Платонов, — заметнее становятся некоторые князья Сицкие, князь А. М. Львов, князь Б. А. Репнин — из той же дворцовой знати, какая сложилась при новой династии»[340].
В годы соправления царя Михаила Федоровича и патриарха Филарета было немного боярских назначений. Люди «младшего» романовского круга слишком долго ждали признания своих заслуг, поэтому им обычно недолго удавалось побыть в боярских чинах. 12 марта 1620 года в бояре был пожалован князь Иван Федорович Троекуров, но чуть больше чем через год он скончался. Пожалованные в чин в 1622 году бояре князь Андрей Васильевич Сицкий и князь Иван Иванович Одоевский и в 1623 году князь Иван Федорович Хованский также ушли из жизни раньше Филарета.
В связи с особой ролью патриарха Филарета Никитича в управлении страной повысился статус патриарших служилых людей. В 1624 году получил боярский чин князь Андрей Васильевич Хилков, управлявший Двором патриарха Филарета Никитича, в составе Государева двора появился новый чин патриарших стольников. Приближенных к патриарху людей ждала поэтому неплохая карьера на «лествице» чинов российской элиты. Но зато и от патриаршего гнева могли пострадать любые «сильные» люди, как это произошло с Салтыковыми, влияние которых на управление было безусловным в первые годы новой династии. С 1623 года и до самой смерти патриарха они были полностью извергнуты из московской политики, что, конечно, укрепило позиции других близких родственников Романовых, оставшихся у престола. От опалы Филарета пострадали и думные дьяки: выдвинутый им же глава Разрядного приказа Томило Луговской, а также руководитель Посольского приказа Иван Грамотин[341]. Несмотря на то что распоряжение об опале исходило от обоих «великих государей», сами опальные могли не сомневаться в происхождении своих бед. Совсем не случайно Салтыковы и другие «сильные люди», попавшие в опалу, смогли вернуться в Москву только после смерти царского отца.
В годы перед Смоленской войной продолжалась и естественная убыль состава Боярской думы, сократившей свой состав почти вдвое, по сравнению с 1616–1618 годами. Ко времени Смоленской войны 1632–1634 годов вместо 27–28 бояр насчитывалось только 14–15 человек. Из главных потерь Думы можно назвать смерть князя Федора Ивановича Мстиславского в 1622 году, князя Ивана Михайловича Воротынского в 1627 году, князя Ивана Васильевича Голицына в 1626 году и князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого в 1625 году. При этом князь Иван Васильевич Голицын и князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, представлявшие в Думе остатки княжеских кланов, конкурировавших когда-то с Романовыми, были перед смертью удалены из Москвы, попав в опалу: один — в Пермь, а другой — на дальнее воеводство в Тобольск. После их ухода из жизни просто не оставалось никакого, даже условного, местнического противовеса правлению Романовых и их родственников. В этих обстоятельствах в 1620-е годы особенно заметно продвинулся к контролю за ключевыми приказами боярин князь Иван Борисович Черкасский. С 1621/22 года он встал во главе Приказа Большой казны, а с 1622/23 года управлял Аптекарским и Стрелецким приказами. Не случайно внимательные шведские наблюдатели с середины 1620-х годов уверенно отводили этому боярину основную роль в управлении Московским государством[342].
Но окончательно круг приближенных царя Михаила Федоровича формируется после 1633 года, когда царю исполнилось 37 лет и он, почти одновременно, лишился обоих своих родителей. Тогда-то и становится понятным, что царь Михаил Федорович умел быть самостоятельным, что он был постоянен в своих пристрастиях к людям, даже если их раньше отправлял в опалу сам патриарх. Хотя царь Михаил Федорович был сторонником другого образа правления, чем отец, резкого поворота в политике не случилось и преемственность с прежним временем была сохранена. Во второй половине 1630-х годов уже вполне отчетливо обозначилась первенствующая роль князя Ивана Борисовича Черкасского, правившего в Думе и в важнейших приказах в 1634–1642 годах, и Федора Ивановича Шереметева, вставшего во главе правительства после смерти своего предшественника. Не случайно отдельная статья с известием о смерти князя Ивана Борисовича Черкасского и переходе власти к Федору Ивановичу Шереметеву в 1642 году вошла и в продолжение «Нового летописца». С именем Федора Ивановича Шереметева был связан наиболее важный «прорыв» в замирении с Речью Посполитой и заключение с нею Поляновского мирного договора в 1634 году.
