21 сентября царь Михаил Федорович отправился в традиционный осенний поход в Троице-Сергиев монастырь «для празднества». Москву снова был оставлен оберегать боярин Федор Иванович Шереметев вместе с другим боярином князем Дмитрием Михайловичем Пожарским и окольничим князем Григорием Константиновичем Волконским. Одновременно, и это тоже была традиция, принималось решение об отпуске воевод и служилых людей из полков Украинного разряда. Их было велено «роспустить по домом; а на осень в полкех указал государь быть меншим воеводам, а с ними дворяном и детем боярским и всяким служилым людем по новой росписи». Царские грамоты об отпуске служилых людей со службы были посланы 25 сентября. Суть этих распоряжений состояла в том, что летом на службу в полки Украинного разряда обычно выходили служилые люди замосковных и украинных городов, чтобы защитить государство от татарских набегов, а зимой, когда угроза таких походов была минимальной, в городах Украинного разряда оставались только сторожевые гарнизоны. С такой службой вполне справлялись дворяне и дети боярские близлежащих городов: Тулы, Каширы, Епифани, Соловы, Одоева, Мценска, Рязани.

11 октября «для государева дела» в Пушкарский приказ было отправлено несколько дворян. Они разъехались по городам, примыкавшим к местам расположения полков Украинного разряда и по другим небольшим острогам, нуждавшимся в укреплении. Несмотря на начинавшуюся распутицу, осень и начало зимы были временем для решения множества дел. 17 октября по указу царя Михаила Федоровича из Москвы были посланы в Нижний Новгород, Рязань и Шацк «для сыску розбойников» князь Алексей Васильевич Приимков-Ростовский, Федор Иванович Пушкин, Никита Федорович Панин. Эти сыщики отправлялись из Разбойного приказа.

19 октября пришло время сменить служилых людей, находившихся с весны «на Волуйке для посолские розмены». Через Валуйки пролегал путь турецких и крымских послов, откуда их под охраной специально назначенных людей проводили в Москву. Точно так же русских послов и гонцов в Крым и Турцию провожали до Валуйков, поскольку часто они везли с собой дорогостоящую казну на подарки турецкому султану и крымскому царю и взятки их приближенным. В октябре была составлена роспись, а сама высылка служилых людей на службу была проведена по зимнему пути, уже в январе 1627 года.

29 октября состоялся царский поход на освящение церкви Покрова в Рубцово. С 1 октября 1618 года, когда войска королевича Владислава неудачно пытались взять приступом Москву, к празднику Покрова у царя Михаила Федоровича было особое отношение. В Москве «на государеве дворе» остались «дневать и напевать» бояре Михаил Борисович Шеин, князь Андрей Васильевич Сицкий и окольничий князь Григорий Константинович Волконский. В Рубцове у государя был стол, на котором присутствовали бояре князь Иван Борисович Черкасский, князь Алексей Юрьевич Сицкий и окольничий Федор Леонтьевич Бутурлин. Новым для росписей у «государева стола» было то, что специально перечислялись «дворяня ж, которые были за государынею да за царицею», всего 33 человека. Для создания прецедента нужны были значимые обстоятельства, и они, похоже, нашлись, если учесть, что в апреле следующего 1627 года в царской семье родился первый ребенок. Значит, царице Евдокии Лукьяновне, учитывая ее положение, были выказаны особый почет и уважение.

Следующий «стол» у государя состоялся 8 ноября. Записные книги не отметили повода, по которому он собирался. Впрочем, повод был слишком очевиден. «Дворцовые разряды» не только называют его — празднество святого архистратига Михаила, но и сообщают о присутствии на приеме патриарха Филарета Никитича «в передней избе» в Кремле. Помимо прочего, это был храмовый праздник для кремлевского Архангельского собора, царской усыпальницы, и можно предположить, что в этот день и царь, и патриарх молились в нем.

Из очередных дел, возникших в ноябре и потребовавших участия царя Михаила Федоровича, можно упомянуть пожалование «выезжего литвина» Андрея Бермацкого с семьей. Он удостоился приема «у государя у руки» и «благословенья у патриарха». Была удовлетворена челобитная о переписке дел в Московском судном приказе, назначены сыщики по делу о проштрафившихся вяземских воеводах князе Федоре Андреевиче Телятевском и Юрии Игнатьевиче Татищеве. Одного из сыщиков пришлось отставить, поскольку выяснилось, что тот «Юрью Татищеву свой» (так говорилось о родстве или дружбе). 18 ноября были отпущены «меншие» воеводы Украинного разряда, «которые оставлены были на осень».

Но главное, что занимало царя Михаила Федоровича в те дни в государевых делах, был приезд шведского посла Александра Рубца и королевского дворянина Юрия Бенгарта. В записных книгах помещены росписи посольских встреч 22, 25, 30 ноября и отпуска послов в Швецию 3 декабря. По ним выясняется подробный посольский церемониал, включавший встречу за Тверскими воротами Александра Рубца, который оказался русским и православным, а также прием посла «в Золотой в меньшой полате». На встрече в Кремле царя Михаила Федоровича сопровождали «рынды в белом платье с топоры». Эту должность обычно исполняли молодые стольники. Окольничий князь Григорий Константинович Волконский встречал посла и королевского дворянина «перед Золотою полатою в сенных дверех», а окольничий Федор Леонтьевич Бутурлин «объявлял» его. Дальше послы отправляли посольство, отдавали королевские грамоты и были у царской «руки»: «и у государя у руки посол и дворянин королевской были, и думной дьяк Иван Грамотин, по государеву указу, послу и королевскому дворянину сказал, что царское величество жалует их, велел сести». Нет необходимости пересказывать полностью все посольские церемонии, тем более что в «дворцовых разрядах» и особенно дипломатических делах о взаимоотношениях со Швецией можно найти их более подробное описание. Обратим внимание, что 30 ноября царь Михаил Федорович «указал быти у себя государя и у бояр в ответе свейским послом». Эта формула показывает, что Боярская дума сохраняла определенное значение во внешнеполитических делах, с ее стороны «в ответе» шведским послам были князь Иван Борисович Черкасский, Михаил Борисович Шеин и участник заключения Столбовского мира князь Даниил Иванович Мезецкий. Суть посольства Александра Рубца прояснил еще С. М. Соловьев. Шведы просили о проезде в Белую Русь и к запорожским казакам, на что московское правительство ответило отказом. Выбор послом человека, который пострадал за православную веру в плену в Мариенбурге («Мальборке») на глазах у патриарха Филарета, оказался очень удачным. Патриарх Филарет Никитич вспомнил всю историю Рубца и не мог не проникнуться к нему симпатией. В общем, стороны должны были остаться довольны друг другом, так как увидели взаимное стремление к сближению своих стран[237]. Однако шведам не удалось склонить царя Михаила Федоровича к немедленным совместным действиям против Речи Посполитой. В Московском государстве справедливо полагали, что время для этого еще не пришло.

Между встречами шведских послов состоялся еще один стол у государя на праздник Знамения Пресвятой Богородицы 27 ноября. Опять записные книги более скупо сообщают об этом событии, чем разрядные книги. По сведению последних, это был торжественный стол «в Золотой подписной палате», а кроме бояр, в этот день «ел у государя отец его государев, великий государь святейший патриарх Филарет Никитич московский и всеа Русии».

До начала января было еще три традиционных «стола»: 6 декабря «на празник великого чюдотворца Николы», 21 декабря «на празник великого чюдотворца Петра митрополита» у патриарха Филарета Никитича и, конечно, 25 декабря на Рождество Христово.

В декабре царь Михаил Федорович по-прежнему решал дела о назначении в новые чины, отпуске городовых воевод и об отсылке московских дворян в приказы. Но главным декабрьским делом стали перемены в Посольском приказе и опала Ивана Грамотина, отправленного в ссылку в Алатырь. На его место был назначен Ефим Телепнев, брат посольского думного дьяка времен царя Василия Шуйского Василия Телепнева. Причиной опалы стала попытка Ивана Грамотина самостоятельно вести посольские дела: «…и будучи у государева дела… указу не слушал, делал их государские дела без их государского указу, самоволством, и их государей своим самоволством и упрямством прогневил, и за то на Ивана Грамотина положена их государская опала». Сопровождать Ивана Грамотина в ссылку для «береженья» был отправлен Яков Авксентьевич Дашков, которого щедро наградили, выдав ему полностью оклад четвертного жалованья, новое поместье и обеспечили казенными подводами. Недешево, оказывается, стоил гнев патриарха, к которому для «благословенья на отпуске» приходил пристав Яков Дашков!